|
|
|
|
|
|||
21 сентября 2018 Первый старт в сезоне завершился для двукратной чемпионки мира Евгении Медведевой серебряной наградой – такова оказалась цена ошибки в заключительном прыжке произвольной программы. В интервью специальному корреспонденту РИА Новости Елене Вайцеховской фигуристка рассказала, как воспринимает свой результат, поделилась опытом работы над прыжками и призналась, что платье для короткой программы в его нынешнем виде – это ее рук дело. - Люди, имевшие возможность наблюдать за вашими тренировками в Москве, куда вы приезжали на открытые прокаты, и здесь, в Оквилле, отмечают, как сильно вы изменились за то время, что работаете в Канаде. У вас улучшились прыжки, изменился набор прыжков в короткой и произвольной программе, изменился стиль катания. Какое из этих изменений вы считаете наиболее для себя важным? - Знаете, после Олимпийских игр у меня был не то, чтобы провал в мотивации, но, скорее, внутреннее непонимание: что делать дальше, куда двигаться? Сейчас этого непонимания нет, и именно это я считаю самым большим сдвигом в лучшую сторону. Мы не предпринимали с тренерами каких-то чрезвычайных усилий для того, чтобы подобный сдвиг произошел, хотя, разумеется, обсуждали многие вещи. Сейчас у меня есть абсолютно четкое понимание: чего я хочу добиться в этом сезоне, чего в следующем, какие качества хочу в себе выделить и подчеркнуть, от каких недостатков избавиться, в чем стать другой. Все эти цели совершенно необязательно должны быть глобальными и подразумевать какие-то резкие изменения. Скорее это микро-задачи, которые, как я поняла сейчас, и являются главным двигателем человеческого прогресса. Важно продолжать делать эти шажочки, не останавливаться и не расстраиваться, если что-то не получается. Поэтому внутренне я абсолютно спокойна. И мотивирована, как никогда ранее. Много раз говорила уже: на злости далеко не уедешь. Даже на спортивной злости. Я хочу стать лучше – и стану. Знаю это точно. - Насколько полезным в этом отношении оказался для вас старт в Оквилле? - Я бы сказала, что он стал морально переломным. В короткой программе я выходила на лед на трясущихся ногах и не скрываю этого. Безумно волновалась. Для меня первый старт в сезоне и раньше всегда был очень нервным и всегда в какой-то степени выходил комом. Иногда мне удавалось справляться с собой лучше, иногда хуже, но трясущиеся ноги я чувствовала под собой всегда. А вот в Оквилле в произвольной программе волновалась в гораздо меньшей степени, чем обычно. Скорее даже не волновалась, а четко контролировала свои действия, каждое свое движение. Прекрасно понимаю, что мою нынешнюю форму не назвать идеальной: провести четыре месяца без нагрузок и за два месяца работы вернуть все свои качества просто невозможно. Хотя перед Олимпиадой у меня это в какой-то степени получилось. - Ошибки в заключительном риттбергере я, тем не менее, от вас не ожидала. - Будем считать, что это такой «Медведева-стайл» - упасть с последнего прыжка в начале сезона. Правда, раньше я падала с «дупля» (двойного акселя), а сейчас вот не справилась с риттбергером, что само по себе нонсенс. Это даже не столько от усталости, сколько от недостатка концентрации. Значит, нужно больше нагрузки, специальной кардиоработы, чтобы выносливости хватало до конца программы. Я не ищу сейчас каких-то оправданий, просто воспринимаю отдельные недочеты, которые случились в катании, как факт. Таким же фактом было то, что в произвольной программе я каталась простуженной. - Поднялась температура? - Этого не знаю – не измеряла. Зачем это делать, если все равно предстоит выступать? Ну, узнаю я, какая у меня температура, это разве чем-то мне поможет? Хотя должна сказать, что на льду я чувствовала себя хорошо. Выходила с такими же ощущениями и мыслями, как в Пхенчхане перед произвольной программой. С единственной мыслью: «Я очень хочу кататься!» - В тренировках я заметила, что вы много работаете над тем, чтобы исправить ребро на тройном лутце. При этом, насколько понимаю, этот процесс сильно осложняет то, что работать начинают совсем другие мышцы. - Это действительно так, поэтому менять ребро всегда очень сложно. Но мне все чаще и чаще получается добиться правильного прыжка. Иногда лутц получается настолько четко и хорошо, что Брайан даже восклицает вслух: «Вау! Это же был настоящий лутц!» Сложность в том, что работу над лутцем и необходимость выступать в соревнованиях нельзя разделить. А в условиях стресса прежние ошибки имеют обыкновение возвращаться. - Это расстраивает? - Что вы, совсем нет. Я же сравниваю, каким был у меня этот прыжок год назад, и какой он сейчас. И вижу, что все становится на место. Пусть это происходит не так стремительно, как хотелось бы. Чудес в этом отношении в фигурном катании не бывает, и Орсер – не волшебник. - Вы же наверняка много раз слышали точку зрения, что переучить неправильное ребро фигуристу невозможно? - Но ведь Мао Асада это сделала? Вот и ответ. Не так давно говорили и о том, что девочку невозможно научить четверному прыжку, а сейчас его прыгают сразу несколько фигуристок - Двойной аксель было проще поправлять, чем лутц? - Я бы сказала, что этот прыжок просто требовал другой работы. Мы пробовали различные варианты – с поднятой рукой, без руки, в итоге нашли положение, которое оказалось для меня наиболее комфортным. И дело пошло на лад. Ну да, полетала немножечко в разные стороны на тренировках поначалу, но удачных попыток становится все больше и больше. Если проблема порой и возникает, она носит тот же характер, что с лутцем: старые ошибки возвращаются, когда я устаю или начинается излишнее давление. - Чем вы руководствовались, выбирая музыку для программ? - Я выбрала только музыку для произвольной - Либертанго. Музыку для короткой программы для меня нашли Сандра Безик и Дэвид Уилсон, хотя я и сама думала приблизительно в этом направлении. Поначалу, правда, опасалась, что джазовая программа не совсем мне подойдет, но, когда мы начали ее катать, быстро к ней приспособилась. - Обилие новых хореографических движений не создает внутреннего дискомфорта? - Нет. Эта программа очень хорошо ложится в мое настроение, в мое ощущение себя. Просто опять же, нужно чуточку больше времени, чтобы вкатать программу и перестать думать о том, как я делаю в ней тот или иной жест. Когда программа не слишком хорошо вкатана, всегда создается впечатление, что тело опаздывает, не успевает за музыкой. - Как произошло, что на прокатах в Москве вы забыли кусок своей произвольной программы? - Бывает и такое, как выяснилось. Но зато мне удалась импровизация: не все даже поняли, что в какой-то момент программа кончилась и началась самодеятельность. - Но Орсер-то понял, судя по тому, как хватался за голову у борта. - Да. Когда я приземлилась с «дупля» и поняла, что еду, куда глаза глядят, перехватила взгляд Брайана, и мгновенно поняла все, что он обо мне думает. Это даже нервами трудно объяснить – просто произошел какой-то «заскок». Я, видимо, слишком глубоко ушла в себя. Это было, конечно же, ужасно, но одновременно с этим очень смешно. - Расскажите, что за драматическая история случилась у вас с костюмом для короткой программы? - О-о-ой, вы об этом знаете? Давайте я не буду слишком вдаваться в подробности, скажу только, что этот костюм наполовину сшит моими руками. - А Трейси Уилсон отстригала от него юбку прямо в раздевалке? - Такое тоже было. В первоначальном варианте юбка оказалась не просто тяжелой, а тяжеленной – от очень плотной и длинной веревочной бахромы. В фигурном катании не так просто угадать с костюмом, если мастер хорошо не изучил все особенности фигуры спортсмена. Проблема в том, что моя фигура не слишком стандартна, поэтому платья, которые прекрасно подходят многим другим фигуристкам, на мне не «сидят». Кто-то любит тяжелые костюмы, но это точно не мой вариант. Я люблю, когда костюм плотно сидит на фигуре, но при этом легкий. Поэтому пришлось снять с платья половину камней и половину бахромы. - Нынешний вариант костюма - это окончательный вариант? - Нет, что вы! Поэтому хочу успокоить всех, кто в панике успел схватиться за голову: все будет хорошо. - То есть вам уже известно даже то, что болельщики в панике? - Ну так мнения-то на тему: «Снимите это немедленно!» и до Канады долетают… - Наверное, тяжело жить, когда каждый шаг, каждый прокат и каждый поступок постоянно находятся под прицелом внимания болельщиков? - При всей моей открытости в моей жизни не так много людей, которых я близко подпускаю к себе и чья точка зрения для меня по-настоящему важна. Мне важно чувствовать, что эти люди со мной рядом, что они меня поддерживают. Благодаря этому я чувствую себя в абсолютной безопасности - никакое давление не страшно. - Когда вы занимались постановкой программ с Уилсоном и Безик, вас сколько-нибудь беспокоило, что эти программы могут не понравиться публике, что их не примут, не оценят должным образом? - Для меня главным было не это, а желание попробовать что-то совершенно новое. Знаете, бывает иногда состояние, когда хочется поменять в себе абсолютно все. Это состояние у меня возникло сразу после Олимпийских игр. Мне казалось, я не смогу нормально жить, если немедленно себя не поменяю. - Тем не менее в произвольной программе вы оставили почти прежнюю прическу. - Челку надо было куда-то девать, как-то прятать ее, чтобы волосы не растрепывались и не падали на лоб в ходе катания. Мне уже который раз помогает в этом тим-лидер японской команды Йошико-сан. У нее всегда все под рукой, всегда находятся нужные заколки. В прошлом сезоне, когда мне понадобились пластыри для ног, они у нее тоже нашлись. Что касается прически, я вообще не знаю, захочу ли ее сохранить. Но это тоже классное чувство – понимать, что нет никаких догм: как захочу, так и сделаю. - Красное платье для произвольной программы – тоже не окончательный вариант? - Не думаю. Оно удобно, очень мне нравится. Возможно, мы захотим сделать какие-то мелкие дополнения: осветлить, затемнить, камней добавить. Но это уже действительно мелочи. - Вы тренируетесь вместе с Юдзуру Ханю. Когда-нибудь думали о том, как ему удается вытаскивать из своих программ такую глубину и насыщенность? - Думаю, к такому состоянию каждый фигурист должен внутренне прийти сам. Невозможно такому научиться, просто встав перед зеркалом, и, наверное, невозможно научить. Таким даже родиться нельзя. Нужно, чтобы внутри человека созрело понимание жизни, понимание музыки. Для меня катание Ханю – это катание человека, который очень много в своей жизни пережил и переосмыслил. - Многие фигуристы отмечают, что работа за океаном очень быстро приучает спортсмена к самостоятельности. - Это действительно так. Я сама стала замечать, что стала принимать больше самостоятельных решений, проявлять больше личной инициативы. У нас в клубе довольно много свободного льда, соответственно, можно кататься самостоятельно. К счастью моя команда всегда рядом. Всегда поддержат, направят, подскажут, на что обратить внимание. Я же пока еще не совсем взрослый человек. Но, как мне кажется, активно вливаюсь в эту реку. - По дому в Москве скучаете? - Скучаю по близким. А так – мой дом теперь там, где моя работа и моя команда.
|
Фигурное
катание - 
