Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Едва выйдя в пятницу вечером за пределы соревновательного катка, новоиспеченный триумфатор мужского турнира, занявший на своем дебютном чемпионате четвертое место, оказался в непривычной, но весьма приятной реальности – прямо у автобуса, отвозящего спортсменов в отель, в его сторону бросилась стайка девушек: «А-а-а!!! Миша! Я так за тебя болела! Ты такой классный! Ты вообще самый классный! Можно с тобой сфотографироваться? Ой, мамочки, ой, счастье-то какое!!!»

Минутой позже мы с Колядой уже сидели в автобусе и пожалуй впервые не приходилось жалеть, что дорога от катка в отель занимает так много времени.

– Что вы помните из своего финального выступления?

– Не так много на самом деле. Первую половину программы помню очень хорошо, в деталях. А вот вторую… После того, как сделал последний аксель, мысль осталась одна в голове: «Надо доезжать. Хоть как-то, но надо».

К счастью в тот момент уже все прыжки закончились. Оставались две дорожки и вращение, которые я делал уже на абсолютном автопилоте – сознание выключилось. Ехал и вообще не понимал, где нахожусь, что происходит.

– Такое раньше случалось, или это были совершенно новые для вас ощущения?

– Не сказать, чтобы совсем новые. Я и раньше замечал, что когда слишком сильно устаю, голова как бы блокирует все лишние мысли и чувства, и тело начинает работать автоматически. Но однозначно нынешний старт – это самое тяжелое, что мне доводилось переживать в этом сезоне. Да и в жизни, наверное, тоже.

– У вас было хоть какое-то предчувствие, что все сложится нормально?

– Скорее, да, чем нет. Утренняя тренировка прошла очень хорошо, как я и задумывал, хотелось, чтобы уже скорее начались соревнования. Чуть-чуть мандраж чувствовался, конечно, но совсем незначительный. Страха не было вообще.

– И на разминке сильнейшей группы?

– И на разминке тоже. Я там злой был. Специально так настраивался: успел уже понять, что когда я злой, это помогает кататься.

– Злили себя какими-то специальными приемчиками?

– Ну да. Но не скажу, какими, это секрет.

– Заранее вы как-то представляли себе, каким будет первый чемпионат мира?

– Ну как сказать – представлял? Приехал, осмотрелся, пригляделся к соперникам на тренировках, вне катка. У меня и задача-то была – сначала присмотреться, а потом уже соображать, как самому себя вести.

– Тогда делитесь соображениями. Вы допускали, что при удачном стечении обстоятельств сумеете бороться за столь высокое место, а возможно и за медаль?

– Нет. Точно знал, что никакой медали быть не может. После того, как у нас с тренером все получилось в короткой программе, где я стал шестым, все мысли были только о том, чтобы так же хорошо откатать произвольную. Я, разумеется, понимал, что Хавьер Фернандес, Юдзуру Ханю и Патрик Чан – это вообще другая лига, совершенно недостижимая. Что меня, как бы здорово я ни откатал свою программу, ни при каких условиях не поставят выше этих спортсменов. Точно так же не видел больших шансов на то, чтобы бороться с Бояном Цзинем и Шомой Уно. Я же видел, как они катались на чемпионате Четырех континентов – специально смотрел трансляцию и был сильно впечатлен увиденным. Как и тем, как здорово на том турнире катался еще один китаец – Хань Янь. То, что он не отобрался в Бостоне в произвольную программу, стало для меня большим сюрпризом, честно скажу.

Но это был скорее несчастный случай. В целом я хорошо понимал как свой собственный уровень, так и уровень тех, кто катается вместе со мной в сильнейшей разминке. Поэтому и не питал иллюзий: настраивался прежде всего на ту работу, которую должен сделать сам. Ну, чтобы потом локти не кусать, что где-то недоработал.

– Что вы чувствуете сейчас?

– Никак не могу осознать, до какой степени стремительно все пролетело. Вроде так долго ждал, так долго готовился, и вдруг – хоп! И все позади.

– Первую свою мысль после проката помните?

– Я так радовался, что справился… Хотя нет, самой радости я в тот момент не чувствовал. Просто в голове крутилось: «Справился, справился, справился!» Сделал все, что мог. На данный момент это мой потолок – надо теперь его пробивать.

– В каком направлении?

– В направлении четверных прыжков, разумеется. Сальхов я делаю на тренировках, готов добавлять его в программу, четверной лутц – в стадии разработки.

– У каждого одиночника обычно складывается своя история отношений с четверными прыжками.

– Это действительно так. Четверной – своего рода психологический барьер. Для начала это просто страшно. Хотя тройные мне тоже было страшно прыгать в первый раз. Первый четверной поначалу очень сильно портил мне жизнь. Но потом мы с ним как-то подружились.

– Это было еще до вашего жуткого перелома ноги?

– Да. Я уже даже в программу четверной включил, и тут – травма. Самым страшным было снова выходить на лед. Я знал, разумеется, что кость после перелома становится только крепче, что она уже никогда больше не может сломаться в прежнем месте – это всегда все «поломанные» обсуждают, пока лечатся. Тем более что у меня подобный опыт был уже не первым. Чуть раньше я ломал руку – неудачно упал на мокрой лестнице после дождя.

Но в случае с ногой все было гораздо критичнее. Когда пришло время надевать коньки и идти кататься, я реально заставлял себя это сделать: мне казалось, что нога снова сломается как только я на нее наступлю. На каждой тренировке этот барьер перешагивал. Мучался месяца полтора, а потом все прошло. Сейчас нога вообще не доставляет никаких проблем – теперь-то знаю, что это самое прочное место в моем организме.

Почему-то был уверен, кстати, что в этом сезоне у меня все пойдет по нарастающей. Что этот момент пришел. И что все будет хорошо.

– В каком возрасте вы стали воспринимать себя, как профессионального спортсмена?

– В пять лет точно не воспринимал, когда начал кататься. А вот лет в 15 наверное уже да. В этом возрасте мне вполне сознательно хотелось попасть и на чемпионат Европы, и на чемпионат мира. Хотелось показать, что я что-то умею, что тренер не зря со мной возилась столько лет. Тем более и мама всегда мечтала, чтобы я стал фигуристом.

– Протеста по этому поводу у вас не было?

– Ну какой может быть протест в пять лет? Лет в 13 было дело, хотел вообще бросить спорт. Мне казалось, что фигурное катание лишает меня нормальной человеческой жизни. Что вся моя жизнь – это один замкнутый круг: дом – школа – каток. И так изо дня в день, ни шага в сторону. Но этот период совпал с тем, что на тренировках у меня вдруг стало получаться все больше и больше. И я увлекся: то, что раньше дико раздражало, вдруг начало мне нравиться. С тех пор все наладилось. Даже когда сильно устаю, не могу сказать, что мне надоедает тренироваться. Справляюсь как-то.

– В целом вы считаете себя везучим человеком?

– В некоторых моментах – очень. Мне повезло, например, когда я сломал ногу.

– Интересная мысль.

– Ну, я имею в виду, повезло в том, что все очень быстро зажило. И сам не ожидал, и врачи не ожидали. Сначала речь шла о том, что вся эта история очень надолго: костыли, операция, с металлической пластиной полгода ходить, восстановление наверняка затянется и ни о каком большом спорте уже не будет речи. А на самом деле даже с пластиной в ноге я ходил уже не хромая. Когда пластину вытащили и сняли швы, я на второй день уже на каток пришел – тренироваться. С рукой та же история была: быстро кость срослась, быстро все разработали.

– Еще наверное вам здорово повезло в том, что от участия в московском этапе «Гран-при» отказался Артур Гачинский и на его место пригласили вас.

– Вот к таким вещам я отношусь спокойно: пригласили – хорошо. Не пригласили бы – тоже ничего страшного не случилось. Значит, были бы какие-то другие соревнования.

– И не расстроились бы даже?

– Я вообще стараюсь не расстраиваться из-за ерунды и не держать в голове неприятные вещи. Зачем?

– А какую неприятность из тех, что случались в вашей жизни, считаете наиболее серьезной?

– Разве что совсем детскую. Меня папа однажды в детском саду забыл. Должен был после работы за мной в садик заехать и забыл.

– Пришлось воспитательнице меня домой везти. Опять же – повезло!

– Закончите фразу: «Фигурное катание это…»