Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На втором этапе «Гран-при» Александр Жулин представит обе свои российские пары – чемпионов Европы-2012 Екатерину Боброву/Дмитрия Соловьева и Ксению Монько/Кирилла Халявина, от которых, по мнению тренера, в этом сезоне стоит ждать сюрпризов.

– За тот год, что Боброва и Соловьев не выступали в турнирах, в них что-то изменилось?

– Прежде всего изменилась Катя. Она каталась целый год одна, без партнера, а это непросто – катать парную программу, когда тебе никто не помогает. Я очень благодарен ей на самом деле, что она этот год перетерпела. Когда ребята наконец вышли на лед и я увидел, насколько они голодны до работы, то понял, что год не прошел зря. Конечно же, нет ничего хорошего в том, что год был пропущен. Долго пришлось втягиваться. Поначалу я не мог даже давать спортсменам ту нагрузку, которую считал правильной, поскольку у Димы начинало сводить мышцы. Несмотря на то, что он постоянно занимался реабилитацией и делал всевозможные процедуры, нога все-таки ослабла.

Сейчас наша основная задача – как можно быстрее восстановить соревновательный опыт. Я очень доволен, как Катя с Димой прокатались на этапе Кубка России в Самаре. К сожалению, нам не удалось выступить на турнире в Саранске, но даже то, что ребята успели показать судьям на тренировках, несомненно пойдет им в плюс. Сейчас нам вообще нужно как можно больше показываться на публике.

– Да, но в реальности вашим спортсменам через несколько дней предстоит выступать на этапе «Гран-при», а в резюме текущего сезона у них всего лишь один старт. Не волнуетесь?

– Нет. Почему-то уверен в том, что у ребят хватит опыта справиться с этим. Их порядком трясло на предсезонных прокатах в Сочи, но сейчас просто некуда деваться: если мы хотим претендовать в сезоне на высокие места, значит, нужно выходить и кататься. И не бояться этого.

– Опыт и потенциальные возможности тренеров, работающих в танцах, постоянно становятся объектом болельщицких дискуссий. При этом гораздо реже задается вопрос: а на что способны сами спортсмены?

– Вопрос прекрасный, кстати. Ведь сплошь и рядом встречаются ситуации, когда ты все просчитал, учел вроде бы все мелочи, прекрасно понимаешь, стоя у бортика, что твой спортсмен должен выполнить на льду. А спортсмен просто взял и не прокатал программу. И что ты с этим можешь сделать? А есть спортсмены, которые добиваются результата вопреки всему – только по той причине, что сами очень этого жаждут.

– Алексей Ягудин в свое время пришел к Татьяне Тарасовой и сказал: «Делайте со мной все, что хотите!» И несколько лет молча терпел дичайшие нагрузки, травмы, голодные обмороки. Сейчас же, как мне кажется, спортсменам гораздо более свойственно беречь себя.

– Вы правы. Среди взрослых фигуристов я еще вижу подобную самоотдачу, хотя таких людей единицы. А вот с теми, кто помоложе, дело обстоит гораздо хуже. Подавляющее большинство спортсменов абсолютно инфантильны. И искренне полагают, что за них все должен сделать тренер, родители, хореографы – кто угодно, только не они сами. Не понимают, что в конечном случае им выходить на лед и им кататься.

Возможно, я ориентируюсь исключительно на свой опыт, но мне никогда не нужен был тренерский кнут. Я сам понимал, что должен сделать для того, чтобы быть лучшим, очень хотел этого, пусть даже и не все в итоге получилось. Сейчас же мне очень бы хотелось увидеть спортсмена, который после тренировки идет в зал не потому, что я его заставил, а потому, что сам чувствует необходимость работать больше. Это очень важно, но этого, как правило, не происходит.

– Согласитесь, спортсмен далеко не всегда способен заставить себя работать. Насколько с вашей точки зрения бывает оправдана жесткость тренера в этом вопросе?

– Это очень индивидуально. Согласен, что в определенных ситуациях спортсмена нужно заставлять работать, давить на него. От тренера в этом отношении зависит очень многое. Просто мне ближе несколько иной подход. Я всегда стараюсь заинтересовать людей работой, добиться того, чтобы у них горели глаза. Быть не буксиром, а проводником в их спортивной жизни.

– Мне кажется, многие наши тренеры опасаются давить на подопечного еще и потому, что боятся его потерять.

– Такой момент тоже есть. А кроме этого, стала намного ближе та грань, за которой спортсмен может получить травму. Пошли четверные прыжки, сложнейшие поддержки, где любое неосторожное движение может привести к падению партнерши с большой высоты. Достаточно чуть-чуть не рассчитать силы учеников и перегрузить их трюками или прокатами – и все. Тут нужно быть очень осторожным. Та же Тарасова – величайший тренер. Но не возьмусь сказать, насколько успешно она сейчас могла бы пройти по этому полю – с четвертыми уровнями сложности, со всеми ки-пойнтами и прочими требованиями. Все-таки с тех пор, когда она работала с танцевальными дуэтами, фигурное катание очень сильно изменилось.

– В этом сезоне сильно изменился и ваш второй дуэт – Монько/Халявин. Признайтесь, что вы с ним сделали? Или Ксения с Кириллом сами поняли, что их поезд стремительно уходит?

– Хочется верить, что я все-таки сумел достучаться до спортсменов, и они поняли, что нужно серьезно добавлять. Прежде всего в собственном отношении к тому, что ты делаешь. Кирилл с Ксенией – очень исполнительные ученики. Которые всегда досконально выполняли то, что им говорят. Но этого мало.

Профессиональное отношение в моем понимании заключается в том, чтобы постоянно анализировать: что именно мешает тебе показать желаемый результат, добиться прогресса. Монько и Халявин много занимались в этом сезоне с хореографами, работали над осанкой, растяжкой. Сильно прибавили как в техническом плане, так и в «физике». У них очень удачные постановки к тому же.

– Многие танцоры искренне полагают, что достаточно сделать удачную постановку – и результат обеспечен.

– Удачная постановка – это очень здорово. За примерами, собственно, ходить не надо. Достаточно вспомнить прошлогодний произвольный танец Габриэлы Пападакис и Гийома Сизерона.

– Или «Сумасшедших» – Бобровой/Соловьева в предолимпийском сезоне.

– Да. Как раз после той программы о Кате и Диме все заговорили, как об одних из лидеров сезона.

– А не находите, что удачная постановка таит в себе определенную опасность? В том плане, что нет никакой необходимости заставлять себя работать сверх меры, вычищая программу, когда после первых же прокатов со всех сторон начинают раздаваться восторженные отзывы.

– Такое тоже бывает. Но лечится, как правило, первым же провалом. Как же отчаянно все начинают после такого работать! На самом деле я очень боюсь первых удачных стартов. Вроде говоришь спортсмену, что надо работать, он головой кивает, а на самом деле ему уже напели в уши, что он – красавец. В это же всегда так приятно верить.

А кто-то другой, получив отзывы, что программа ужасна и никуда не годится, начинает вкалывать до десятого пота. И не раз бывало так, что неказистая на первый взгляд постановка начинала играть всеми красками.

– У вас такое случалось?

– Да, когда катался с Майей Усовой. В 1989-м мы поставили программу «Планета», где Майя была Венерой, а я – Марсом, но прокатав ее на чемпионате страны в Киеве, ушли со льда в гробовой тишине. Зрители вообще не поняли тогда эту постановку, да и руководство сживало нас со света, требуя поменять музыку. Каким-то образом мы тогда все-таки программу отстояли. А на чемпионате Европы в Англии с этой же самой постановкой, не поменяв в ней ни одного шага, откатались так, что зал встал. Почему так тогда случилось, я не понимаю до сих пор.

А вот если говорить о прошлогоднем французском успехе, они, конечно же, нереально точно попали и в программу, и в музыку, и в пластику. Было ощущение, что все остальные просто остались в каком-то другом измерении.

– Такие вещи не обескураживают?

– Обескураживают. Сейчас многие пытаются повторить французский стиль: делают достаточно безликое катание ни о чем, такой добротный хороший модерн. Да, он всегда производит хорошее впечатление, но когда ты смотришь восьмую или девятую постановку подряд, сделанную в одном и том же стиле, начинает закрадываться мысль, что здесь что-то не так. Слишком много однообразных проходных программ.

– Получается на этом фоне «Анна Каренина» Бобровой/Соловьева или «Фрида» Елены Ильиных и Руслана Жиганшина может прозвучать особенно выигрышно?

– Да. А когда таких постановок много, на их фоне легко может «выстрелить» какой-нибудь легкий джаз. Но это тоже нужно угадать. Как мы угадали в предолимпийском сезоне со своими «Сумасшедшими».

– Насколько тяжело ставить программы после столь удачных постановок, как получились в прошлом сезоне у Пападакис и Сизерона?

– Невероятно трудно. Успех всегда провоцирует ощущение, что ты поймал курицу, которая несет золотые яйца. Полностью менять стиль опасно: можно и не угадать. Продолжать работать в прежнем ключе – тоже опасно: легко заработать репутацию человека, который больше ничего не умеет. Эксперименты же порой чреваты. Я, например, как-то слышал марш из «Звездных войн», сыгранный балалаечниками. Было очень необычно и интересно. Но подобные идеи нередко оказываются проигрышными.

С другой стороны, есть канадская пара Гиллес - Пуарье, которая для своих постановок целенаправленно ищет крейзи-музыку и такие же крейзи-идеи. От них и ждут таких постановок. А сделай нечто подобное Катя с Димой, на них посмотрят как минимум с удивлением.

– Чего вы ждете от своих спортсменов в этом сезоне?

– Лучше скажу, чего хочу. Хочу увидеть в их исполнении не просто чистое катание, но такое... Наглое, что ли. Соревнования – это же мини-война. Я постоянно пытаюсь донести до ребят: если выходишь кататься, надо делать это смело. Вышел, рубашку на себе порвал – и под танк. И биться за себя, доказывать, что ты лучший.

– Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитую спортивную жизнь?

– Именно! Я для чего работаю? Чтобы выйти к борту и увидеть, что на лбу у спортсмена написано: «Только бы не упасть»? Да упади ты уже, в конце-то концов, но остальное сделай так, чтобы все ахнули и потеряли дар речи! И хотя бы получи удовольствие от своего проката. А иначе – на кой черт по пять часов в день задницу на льду морозить?