Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На пресс-конференцию после мужского турнира пострадавший в разминочном столкновении японец Юдзуру Ханю прийти не сумел – им экстренно занялись врачи. Победителя же – Максима Ковтуна, завоевавшего свои первые 15 очков в розыгрыше «Гран-при», заметно колотило от всего пережитого.

– Я абсолютно не был готов к такому повороту событий, – признался фигурист, когда пресс-конференция завершилась – Выходя на разминку, чувствовал, что стопроцентно готов к прокату, чувствую каждую мышцу. Меня дополнительно тормошил и разогревал Максим Завозин – мы даже устроили с ним импровизированную драку перед самой разминкой, чтобы я разогрелся и разозлился еще сильнее. Несмотря на то, что этап в Шанхае – мой первый старт в сезоне, у меня даже слишком сильного волнения не было: понимал, что готов к прокату очень хорошо. А сейчас – сами видите: руки и ноги до сих пор трясутся, глаз дергается. Я ж вышел на лед, не имея ни малейшего представления о том, кто как катался.

– А столкновение Юдзуру Ханю и Хань Яня на разминке видели?

– Нет. Увидел их обоих уже тогда, когда они без движения лежали на льду. Это было ужасно. Разминку остановили не сразу, мой тренер Елена Буянова крикнула мне, чтобы я продолжал кататься, как раз в это время должен был прыгать один из прыжков, но как прыгать, когда человек лежит на льду фактически у тебя под ногами? Я во всяком случае понял, что не смогу это сделать.

Потом разминку остановили, нас отправили в раздевалку, причем никто не понимал, будет ли разминка продолжена и что вообще происходит. Кроме этого я почувствовал, как резко и сильно у меня стали затекать ноги.

Думать о том, что мне нужно делать на льду, я вообще не мог. Тренеры как могли продолжали меня тормошить, привычные ощущения и настрой вроде бы начинали возвращаться, но через несколько секунд пропадали снова.

Плюс – это все-таки мой первый старт. Я же еще никогда не катал на публике свою произвольную программу целиком. Первый старт, собственно, для того и нужен, чтобы понять, что сделано неправильно, исправить ошибки. Ну, как это получилось в короткой программе: мы только после проката ведь поняли, что разбивать второй и третий прыжки вращением – для того, чтобы прыгнуть аксель во второй половине программы, нам все-таки не стоило.

В общем, получилось все как всегда: только я начинаю думать, что все наладилось, жизнь в очередной раз меня пихает с какой-то новой стороны.

– Значит, вы достаточно сильны, раз пихает. Не зря же говорят, что тяжелые испытания посылаются лишь сильному человеку.

– Да как-то многовато получается. Я так старался сидя на пресс-конференции держать ноги руками, а руки прижимать ногами, чтобы не было видно, как меня трясет... До сих пор ведь трясет. И ноги ватные. При том, что я вышел на лед в относительно спокойном состоянии, как мне показалось.

– Не думали о том, чтобы облегчить программу – раз уж с основными соперниками случилась такая неприятность?

– Я же сказал – не знал, как они катались. Более того, был уверен, что и Янь, и Ханю откатаются хорошо – раз уж вышли на лед. Я ведь вплоть до своего выхода не подозревал, что столкновение получилось настолько серьезным. Рассуждал так: раз человек не снялся, значит, чувствует себя достаточно хорошо, чтобы продолжать кататься.

Сам же «умер» после первого элемента. Всегда воспринимал сальхов, как очень простой прыжок, делал его на тренировках практически без разминки, еще и выезд сложный у меня с него. А тут захожу, отталкиваюсь – и понимаю в воздухе, что что-то пошло совсем не так, как надо. Вообще с самого начала все пошло наперекосяк, с первого шага, когда я почему-то стал заходить на прыжок не по привычному рисунку.

Сразу резко накрыло чувство, что я вообще не хочу кататься – хочу только, чтобы все это побыстрее закончилось. Думал не столько о прокате и элементах, сколько о том, что вообще не понимаю, что со мной происходит. Не помню, честно говоря, чтобы когда-либо у меня в голове было столько мыслей одновременно. Обо всем успел подумать – кроме того, о чем был должен.

– Может быть, вы просто перегорели в ожидании старта?

– Не знаю, что именно послужило причиной. Наиболее ужасным был момент, когда я уже приготовился выходить и увидел, подойдя к борту, совершенно жуткую картину: каток завален игрушками, зал стоит и ревет, а все пространство вокруг калитки залито кровью. И все это – при том, что я вообще не знаю, что произошло на самом деле. Мысленно я даже не говорил, а кричал себе, что у меня – своя работа, которую я должен выполнить: все остальное меня просто не касается. А вокруг все в крови... И нужно как-то собирать свои три четверных на первом прокате сезона...

– В какой-то момент мне показалось, что вы вообще не сумеете докатать программу до конца.

– Примерно такие чувства были и у меня. Причем возникли они практически сразу. Было на самом деле очень обидно, что столько работы, причем тяжелейшей, сделано напрасно. Пока тренировались в горах, пока были все эти проблемы с ботинками. Не представляете, до какого состояния все это меня доводило. Я ругался, кричал на тренеров, крушил борты, но работал – до тошноты. И ради чего? Ради того, чтобы бросить бороться?

Об этом я тоже думал, пока катался. Начал приходить в себя только на дорожке. Там очень много сил отнимает работа корпусом и сильно сбивается дыхание. Раз уж я выдержал и это, не докатать программу до конца было бы совсем неправильно.

– Могу лишь повторить избитую фразу о том, что отрицательный опыт – это тоже опыт.

– Это точно. Головой я понимаю: все, что случилось и в частности то, через что пришлось пройти мне – опыт не просто полезный, а бесценный. Но все равно очень расстроен.

– О чем вы думали сидя в kiss-and-cry в ожидании оценок? Допускали, что так и останетесь первым?

– Это уже не имело значения. В голове оставалась лишь одна мысль: «Слава богу, что весь этот ад наконец закончился».