Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Комплимента по поводу отыгранных в произвольной программе восьми с лишним баллов двукратный вице-чемпионт мира Максим Траньков не принял, мрачно заметив, что предпочел бы отыграть сотые, но у второго места, и что для себя считает чемпионат мира однозначно проигранным. И хотя с момента окончания соревнований спортивных пар прошло уже достаточно много времени, было понятно, что заноза глубока и болезненна.

- Максим, простите, что продолжаю ковыряться в ранах, но что все-таки случилось в короткой программе, где вы так нелепо упали в тодесе?

- Злую шутку на самом деле сыграло то, что мы с Таней были очень хорошо готовы к чемпионату. Слишком хорошо. Очень легко катали обе программы физически, не пропустили ни одной тренировки, выполнили все, что было запланировано нашими тренерами Ниной Мозер и Станиславом Морозовым. И не очень волновались, соответственно. Вышли-то на лед первыми – впереди китайцев, впереди Савченко/Шелковы. Чего было нервничать? Тем более, что в этом сезоне мы ни разу никому не проиграли короткую программу.

- И тут жахнуло?

- Сначала не совсем удалась подкрутка. Сделали ее мы вроде бы хорошо, но в сложности один уровень потеряли.

Татьяна: - я еще приземлилась в подкрутке слишком близко к борту и гле-то в подсознании проскользнула мысль, что я совершенно не почувствовала ту грань, которая обычно хорошо ощущается. Так же подсознательно отметила для себя, что набо быть внимательнее, раз уж происходит что-то непонятное.

Максим: - На самом деле думать об этом было особенно некогда, поскольку в короткой программе все элементы идут очень плотно один за другим. Следом случилась ошибка на выбросе. Татьяна чуть перекрутила обороты и приземлилась на две ноги. Но даже это нас не насторожило. Была внутренняя уверенность, что если мы сейчас «зажжем» на дорожке шагов, то все равно получим высокие оценки и выиграем короткую программу без труда.

Татьяна: - И в тодес зашли хорошо…

Максим: - Это правда. Я потом разговаривал с судьями, они мне сказали, что уже готовились дать нам +3 за исполнение. И тут вдруг такое...

- Что вы чувствовали в момент падения, продолжая удерживать Татьяну?

- В том-то и дело, что ничего не почувствовал. Мы прекрасно выполнили первый оборот, я привычно поменял руку, более того, после всех предыдущих помарок думал как раз о том, чтобы выжать из тодеса максимум, а в следующую секунду уже лежал на льду.

Татьяна: - Я была полностью сконцентрирована на тодесе. На том, как зайти, как поставить лезвие конька. И ощущения были аналогичными: вроде только что все было в порядке и вдруг ты лежишь, совершенно не понимая, что случилось и почему.

Максим: - В тодесе конек, на который опирается партнер, обычно делает во льду небольшую ровную лунку. А тут меня из этой лунки просто выбросило. Возможно, все дело в том, что в Ницце очень хрупкий лед, который под нажимом конька начинает крошиться. Многие наши соперники катаются на очень «мягких» ногах и это помогает избежать чрезмерно сильного давления на лед. А российская школа – жесткая. Такая же, как до этого была советская. Жестконогим фигуристам сложнее даются некоторые вещи. Например – дуги. Вполне допускаю, что это тоже сыграло свою роль. Если посмотреть, кто в Ницце падал, так это в основном выходцы из советской школы.

- Таня, не хотелось убить партнера прямо на льду?

Максим: - Мы можем позволить себе выяснять отношения на тренировках. Но в соревнованиях – никогда. А случиться может всякое. Кстати, мы никогда не пытаемся включать в программу элементы, которые мы не умеем исполнять. Это, если хотите, кредо. Не умеешь – не берись. Но упасть можно и в том, что выучено достаточно хорошо. За это мы никогда друг друга не ругаем. Скорее оба занимаемся самоедством. А в этих случаях каждый старается другого успокоить.

- Я помню, Максим, как болезненно вы относились к собственным поражениям, когда только попали в сборную. Сразу начинали твердить, что вы – неудачник, что над вами висит рок, который преследовал в спорте еще вашего отца-конника... После ошибки в короткой программе не нахлынули те же мысли?

- Еще как! Я целый день не мог говорить ни о чем другом. Твердил и тренеру, и партнерше, что такая карма, по всей видимости, впитана с молоком матери и я никогда ничего не добьюсь.

Татьяна: - Я страшно разозлилась за это на Макса. Сказала: если человеку сто раз сказать, что тот – свинья, он захрюкает. И что самому уж точно не следует вешать на себя подобные ярлыки. Тоже мне, нашел неудачника! Есть цель? Вот и топай к ней. Молча!

Максим: - Вдвоем с Ниной Михайловной Таня быстро привела меня в чувство.

- То, что перед финалом у пар был лишний день отдыха, вам помогло?

Максим: - Очень. Первая тренировка после короткой программы прошла у нас чудовищно.

- А заснуть-то после выступления удалось?

Татьяна: - Спится здесь замечательно. А вот утром, когда проснулись и все вспомнили... Действительно было ужасно. А почувствовали, что полностью избавились от этих ощущений только в самом конце произвольного проката. Когда поняли, что все элементы уже выполнены и дали волю эмоциям.

Максим: - А я знал, что мы будем хорошо кататься. Единственное, чего боялся, что не сумею сохранить в себе этот настрой в ожидании выхода на лед. Катались-то мы последними в группе.

- Извините за откровенность, но когда я увидела, что готовясь к выступлению вы, Максим, пришли в микст-зону, то подумала, что у вас совсем плохо с головой...

- Там было спокойнее всего. В «нашем» углу стояла заливочная машина и там же без передышки ходили взад-вперед какие-то толпы народа. Во время короткой программы как раз туда прибегали все наши руководители и безостановочно ахали: «Ах, опять упали! Ах, на ровном месте!» Все это страшно отвлекало. Может поэтому мы и не сумели должным образом собраться.

Татьяна: - И сквозило там страшно. А я люблю не просто быть одна перед выступлением, но чтобы мне при этом было еще тепло и уютно.

- Кстати, хотела спросить: лечение в США после финала «Гран-при» вам реально помогло?

- Да. У нас с Татьяной были схожие травмы, которые сильно мешали. В Москве мы лечились от случая к случаю почти полгода, причем большую часть этого времени проводили в пробках или собирали какие-то бумажки и направления. В Нью-Йорке мы собрали все направления и заключения за один день. Нельзя сказать, что боль прошла немедленно, но облегчение почувствовалось сразу. Хотя страх нагружать травмированную мышцу в полную силу сохранялся у меня еще довольно долго.

- Тренер ваших главных соперников Инго Штойер сказал в Ницце, что все спортсмены пробуют на тренировках элементы ультра-си и что ему, в частности, известно, что вы с Татьяной разучиваете четверной выброс, просто не афишируете этого.

Максим: - Мы много чего пробуем на тренировках, но могу с очень большой степенью уверенности сказать, что в нашей программе четверной выброс может появиться только в том случае, если его сделают обязательным элементом.

- Считаете риск неоправданным?

Татьяна: - На таких элементах очень легко получить травму и, соответственно, пропустить то время, которого у нас и так до Олимпийских игр осталось не так много.

- Вы хоть в какой-то степени чувствуете себя героями чемпионата?

Максим: - Ну, какие мы герои, в самом то деле? Если бы мы эти 0,11 выиграли, а не проиграли – дело другое.

- Если бы вам сказали до произвольной программы, что можно отыграть у соперников восемь с лишним баллов, вы бы поверили?

- В прошлом году мы отыграли у китайцев пять баллов. Но восемь... В парах, как я считал, это вообще не реально применительно к сильным соперникам. Нам еще повезло, что мы не попали во вторую разминку, где катались Кавагути и Смирнов.

- Считаете, очередность выступлений все еще имеет значение?

- Конечно. Причем во всех видах. Взять выступление Сергея Воронова в короткой программе под первым стартовым номером.

- Воронову нужно было тройной аксель прыгать, а не двойной. Не находите?

- Но компонентами-то его вообще убрали. Сергей набрал за короткую программу с каскадом 4+3 на два балла больше, чем Алена Леонова за свою с каскадом из двух «тулупов». Ну не бред?

- Может быть сказалась не самая удачная постановка?

- Что значит не самая удачная? Это вопрос исполнения. Иногда в шоу дают такую музыку, что ты выходишь на лед и думаешь: «Господи, что же с этим делать?» Выходит Стефан Ламбьель – и зал визжит.

Проблема нашего мужского одиночного катания в том, что требования к мальчикам слишком сильно «заточены» под четверные прыжки. Не имея в программе этого элемента спортсмен никогда не поедет ни на какие соревнования, как бы хорошо он ни катался и какой бы энергетикой ни обладал. Я впервые задумался об этом, увидев юниорский чемпионат мира в Корее, где выиграл русский канадец Андрей Рогозин, а третьим стал русский швед Александр Майоров. У нас они никогда бы не попали в сборную. И не поехали бы даже на юниорский «Гран-при», я не говорю о чемпионате мира.

- Соображения по поводу постановок нового сезона у вас уже есть?

- Да. Музыка для произвольной программы лежит у Николая Морозова уже много лет, просто как нам сказала Нина Мозер, пока еще не было фигуристов, которые были бы способны ее катать.