Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Чемпион мира – высокое звание для любого спортсмена. Но нынешний обладатель мировой короны в мужском одиночном катании – особый случай. Патрик Чан сначала настроил против себя весь фигурный мир, заявив незадолго до Игр в Ванкувере, что прыжки в его виде спорта – не главное, а затем покорил всех своих недоброжелателей, играючи включив уникальные по сложности прыжки в четыре оборота в обе свои программы нынешнего сезона. Канадцем невозможно не восхищаться, глядя на то, как он работает на льду, и в то же самое время нельзя не понимать, что глагол «работает» совершенно не применим ни к столь вдохновенному действу, ни к самому Чану.

Наверное, именно так и выглядит талант космического масштаба.

Положа руку на сердце, я вообще не собиралась брать в Москве интервью у чемпиона мира: сразу после финала в мужском одиночном катании начинались соревнования спортивных пар, так что работы хватало. Однако, спустившись в микст-зону ближе к выступлениям сильнейшей группы, я совершенно неожиданно увидела у стены скучающего в одиночестве Патрика. Не подойти к спортсмену было бы попросту невежливым.

- Патрик, я хорошо знаю, как сложно бывает включить в программу новый прыжок, и как долго после этого он ломает все остальные элементы. Во всяком случае много лет наблюдала это в фигурном катании на примере очень большого числа выдающихся спортсменов. И тут появляетесь вы со своими четверными и выполняете их так легко, словно в компьютерной игре, где достаточно вовремя нажать нужную клавишу, чтобы заменить один элемент на другой. Как вам это удается?

- Это вопрос работы на самом деле. Причем работы довольно тяжелой. Дома в Колорадо Спрингс я чуть ли не с начала сезона делал полные прокаты обеих своих программ каждый день. И короткой – с четверным прыжком в каскаде, и произвольной – с двумя четверными. Я говорю о реальных соревновательных прокатах – без остановок, без выкидывания тех или иных элементов, без скидок на усталость.

С самого начала было понятно, что четверной прыжок хотя бы в первое время начнет создавать определенные проблемы. Поэтому я и постарался сделать все от меня зависящее, чтобы свести эти проблемы к минимуму. Во время тренировочных прокатов настраивал себя так, словно катаюсь на Олимпийских играх, где нужно держать под контролем абсолютно все, включая дыхание. Именно благодаря четверным прыжкам я стал уделять дыханию очень большое внимание. Например, в Москве после того как в финале выполнил второй четверной и услышал, как взорвались трибуны, первым делом сделал глубокий вдох, затем выдохнул, удостоверился, что дыхание не сбито, и тут же почувствовал, что совершенно спокоен. Ну, и лишний раз убедился: если держать дыхание под контролем, никакая ситуация не выбьет из колеи. Что бы ни происходило вокруг и как бы ни вели себя трибуны.

- Кто научил вас этому?

- Первой, от кого я услышал о важности дыхания, была Кэти Джонсон – мой педагог по танцу. Она всю жизнь занималась современными бальными танцами и, когда стала со мной работать, сразу объяснила, как следует дышать, чтобы не сбивать дыхание независимо от того, насколько высок танцевальный темп. Я, естественно, обсудил все это со своим тренером Кристи Кролл, и она сказала, что Кэти, безусловно, знает, о чем говорит. И что к ее советам обязательно нужно прислушаться.

Ну и, наконец, очень похожую вещь я услышал от Брайана Бойтано (олимпийский чемпион-1988 в мужском одиночном катании. – Прим. Е.В.). Брайан сказал мне, что в свое время уделял дыханию очень много внимания. И что это действительно невероятно помогает концентрироваться во время ответственных выступлений. Согласитесь, было бы неправильно не прислушаться к мнению сразу трех столь авторитетных людей.

- Когда вы впервые рискнули включить четверной прыжок в программу?

- На этапе «Гран-при» Skate Canada прошлой осенью. Я пробовал прыгать четверной на тренировках и в прошлом сезоне, но все эти попытки выходили достаточно обескураживающими. А вот на Skate Canada мы с тренером сознательно пошли на то, чтобы включить четверной в обе программы. В короткой программе я упал, остался без запланированного каскада, хотя и докрутил в первом прыжке все обороты. Зато в произвольной программе четверной получился очень хорошо.

Тот турнир дал мне неоценимый опыт. Во-первых, я четко усвоил, что прыгать четверной в тренировках и делать то же самое в соревнованиях – это две совершенно разные вещи. Причем разница чудовищна. Ее невозможно объяснить, не прочувствовав на собственной шкуре, что это такое. На тренировке ты сосредоточен только на технической стороне прыжка. В соревнованиях к этому добавляется необходимость слышать музыку и следовать ей, реакции трибун, которые не всегда предсказуемы, собственный стресс... Я очень рад, что из тех трех раз, что я делал четверной на чемпионате мира в Москве, все три попытки вышли удачными. Но это совершенно не означает, что проблему с четверными я решил для себя раз и навсегда. Еще есть множество вещей, которые можно и нужно улучшать, чтобы добиться по-настоящему стабильного результата, так что я в этом отношении лишь в начале пути.

- В какой именно момент сезона вы поняли, что палочкой-выручалочкой в борьбе с четверными для вас может стать умение правильно дышать?

- На этапе «Гран-при» в Канаде я точно об этом еще не думал. А вот в Москве... Да, пожалуй, именно там я стал задумываться о том, как сделать исполнение четверного более стабильным (на этапе «Гран-при» в Москве Чан прекрасно выполнил каскад с четверным в короткой программе, но в произвольной прыжок не был засчитан из-за недокрута. – Прим. Е.В.). В финале «Гран-при» я уже концентрировался на дыхании значитально серьезнее.

- Негативный опыт на этапах не поколебал вашей уверенности в том, что нужно продолжать попытки прыгать четверной в обеих программах?

- Нет. И в Канаде, и в Москве я видел, что мои оценки за компоненты остаются по-прежнему высокими, несмотря на падения, и это сильно меня подбадривало. Тем более, что эксперименты с дыханием явно приносили результат.

- В том плане, что кататься становилось физически легче?

- Не совсем так. С точки зрения физиологии выполнять тяжелую физическую нагрузку при правильном дыхании действительно легче, поскольку мышцы лучше обогащаются кислородом и, соответственно, дольше остаются более свежими.

Для меня это не очень принципиально. Большую часть сезона я тренируюсь в высокогорье, поэтому проблемы с выносливостью не возникает в принципе. Для меня это скорее дисциплинарный момент: как только я жестко беру под контроль дыхание (особенно это важно после второго четверного прыжка в произвольной программе), я физически чувствую, как тут же уходит напряжение со спины, расслабляются и становятся свободными плечи, и я гораздо лучше начинаю ощущать работу собственных ног.

- Вам случалось когда-либо нервничать на соревнованиях до такой степени, что ноги, руки, тело и голова полностью выходили из-под контроля?

- Много раз. Причем все это случалось не так давно. В прошлом сезоне, например. Скажу точнее: это было всегда, включая прошлый сезон. Внешне я, видимо, не произвожу впечатление эмоционально неустойчивого человека и неоднократно слышал от окружающих: «Чан? Да он вообще никогда не нервничает». Если бы эти люди знали, что на самом деле еще год назад происходило со мной в соревнованиях, они бы сильно удивились.

Особенно страшным испытанием стали Олимпийские игры в Ванкувере. Выходя там на лед, я чувствовал себя как самоубийца, который решил прыгнуть с высоченного моста, но никак не наберется решимости сделать последний шаг. У меня перехватывало дыхание, не хватало воздуха, темнело в глазах, закладывало уши, и все это многократно усугублялось к концу программы. Собственно, тогда я и начал думать о том, что если не научусь переключать свое внимание в процессе выступлений, все это когда-нибудь очень плохо для меня кончится.

- Еще до того, как Евгений Плющенко стал олимпийским чемпионом Турина, он сказал, что хотел бы войти в историю фигурного катания как человек, который первым сделает все шесть различных прыжков в четыре оборота. А что скажете о такой перспективе вы?

- Могу сказать только то, что, помимо тулупа и сальхова, которые я исполнял в этом сезоне, планировал этим летом выучить еще один четверной. Это будет либо флип, либо лутц.

- Похоже, вас вдохновил Дайсуке Такахаси, который пытался прыгнуть четверной флип в произвольной программе на прошлогоднем чемпионате мира в Турине.

- Идею, безусловно, мне дал он. После того, как я вернулся из Турина в Колорадо Спрингс, я спросил ребят, с которыми тренируюсь на одном льду, какой из четверных прыжков, помимо тулупа, на их взгляд мог бы у меня получиться? Все в один голос назвали флип и лутц. Остается понять, что будет легче для меня и сделать выбор.

- Другими словами, вы готовы идти на усложнение прыжковой составляющей своих программ?

- Безусловно. Но только до тех пор, пока буду чувствовать, что сложность прыжков не сказывается на остальных элементах. Мне одинаково дороги и мои вращения, и шаги, есть подозрение, что на это с удовольствием смотрят зрители и судьи, так что я совершенно не собираюсь всем этим жертвовать.

- Вы чуть ли не единственный фигурист в мире, у которого получается выполнять сложнейшие прыжки не с традиционного разбега через весь каток, а с шагов. Кому первому пришла идея столь неожиданного построения пограммы?

- Моему бывшему тренеру Осборну Колсону (тренер Чана умер в 2006 году в ворасте 90 лет. – Прим. Е.В.). Когда я только начинал у него кататься, Колсон сказал, что в первые две-три недели запрещает мне прыгать даже простые прыжки. Потому что хочет в полной мере понять, что я умею делать на льду ногами.

Все это время я делал самые разнообразнные шаги, осваивал новые, учился чувствовать баланс собственного тела, сохранять в шагах высокую скорость, уделял огромное количество внимания реберному катанию, придумывал новые шаговые комбинации... В общем, сейчас могу с уверенностью сказать, что если бы не мистер Колсон, я бы, наверное, никогда не узнал бы, на что способен в плане владения коньком.

Те мои занятия заложили колоссальный технический фундамент. Чем старше и опытнее я становился, чем больше разных тренеров и постановщиков со мной работали, тем солиднее и разнообразнее этот фундамент становился. Прыжки – лишь малая его часть.

- В минуты триумфа вы часто вспоминаете бывшего тренера?

- Знаете, перед тем, как приехать в Россию на чемпионат мира, я провел уик-энд в Торонто. В ожидании стыковочного рейса поехал на кладбище, где похоронен Колсон. Долго сидел на его могиле, разговаривал с ним. Я и при жизни тренера всегда любил с ним беседовать, сейчас же очень часто вспоминаю, как он довольно часто повторял себе под нос: «Наступит день и чемпионом мира станет азиат».

Колсон никогда при этом не называл моего имени, но было нетрудно догадаться, тем не менее, кого он имеет в виду. Сейчас так странно об этом вспоминать... Тренер умер пять лет назад, а все, что он предсказывал, сбылось.

- Двадцать с лишним баллов, которые вы выиграли у ближайшего соперника в Москве, это много, или мало?

- Мне кажется, это достаточно для того, чтобы у тех, кто остался позади меня, появился повод задуматься: за счет чего можно стать лучше? Какие элементы выучить, какие части программы усилить... Но дело в том, что и я в свою очередь совершенно не намерен почивать на лаврах, наблюдая, как работают соперники. У меня уже сейчас множество планов и соображений о том, как стать лучше самому. Это и четверной флип, о котором я уже сказал, и новые постановки. Сколько бы титулов ты ни выиграл в своей жизни, самое главное – сохранять в себе способность начинать работу с чистого листа.

Имею в виду достаточно простую вещь. Допустим, до сегодняшнего дня я несколько раз становился первым на этапах «Гран-при». Если бы в каждом следующем старте я выходил на лед с мыслью, что должен во чтобы то ни стало отстоять свой титул сильнейшего, то, наверное, сошел бы с ума. Поэтому я думаю лишь о том, что каждые новые соревнования – это новые соревнования. Новые соперники, новая обстановка, новые ощущения на льду. И главное для меня – просто быть здоровым, чтобы не выбыть из игры раньше времени. Московский чемпионат в этом плане стал весьма показательным: на катке и вне его я делал то, что следует, держал эмоции под контролем, и в результате добился желаемого результата несмотря на то, что в день финала чувствовал себя не лучшим образом.

- Об этом же, знаю, вы с гордостью сказали в микст-зоне, заметив, что сумели победить не в самый лучший для этого день.

- У меня действительно в день финала были проблемы с самочувствием – болел желудок. Зато у меня теперь есть и такой опыт. Который говорит, что с любым недомоганием можно справиться, если не ставить проблему во главу угла. Безусловным плюсом стало и то, что в Москве я сильно вырос в собственных глазах в плане психологической устойчивости. Ведь что такое победа? Это своего рода доказательство, что ты все делал правильно. Не зря приходил на каток, не зря шел на какие-то жертвы, не зря включил в произвольную программу два четверных прыжка, наконец. Сейчас-то уже могу признаться, что совершенно не был уверен в правильности этого шага. Достаточно много людей говорили мне, что два четверных в произвольной – напрасный и неоправданный риск. Так что решение было не из легких.

Сейчас же понимаю, что не включи я в программу эти два прыжка, мог бы еще много лет продолжать раздумывать – есть в этом смысл, или нет.

- Вы так много говорите о психологической устойчивости...

- Просто для меня это важнее, чем все остальное. По своему характеру я очень подвержен эмоциональным перепадам. Мне важно быть в хорошем настроении, улыбаться окружающим, чувствовать себя счастливым. Поэтому обстановка крупных соревнований, где все напряжены, погружены в себя и очень серьезны, для меня изначально некомфортна. Для того, чтобы сделать ее комфортной, нужно держать собственные мозги и, соответственно, эмоции в очень большом порядке. Это серьезный вызов на самом деле.

- В финале чемпионата мира вы имели первый стартовый номер в сильнейшей группе. Успели посмотреть, как катались те, кто выступал за вами следом?

- Видел только выступление Дайсуке Такахаси.

- Вас сильно шокировало, когда в самом начале программы у него рассыпался конек?

- На самом деле нет. Даю, безусловно, не повезло, в каком-то смысле мне даже его жаль, но это – составная часть нашего вида спорта. Всегда нужно держать в уме, что на льду может произойти что-то неожиданное. С коньками, с ботинками. Если спортсмен готовится весь сезон чтобы в нужный момент показать все, на что он способен, то и к инвентарю нужно относиться соответственным образом. У меня, например, есть человек, который отвечает за техническое состояние моих коньков, но я и сам каждый день проверяю каждую мелочь. Если вдруг что-то кажется мне подозрительным, я не отстану от специалистов до тех пор, пока они не убедят меня в обратном. А иначе зачем нужна вся эта работа?