|
Фото © Reuters
Турин. Дайсуке Такахаши |
В конце нынешнего сезона Международный союз конькобежцев намерен еще раз внести поправки в существующие правила судейства, чтобы оставить их наизменными до Олимпийских игр в Ванкувере. Финал «Гран-при», завершившийся в субботу в Турине, в очередной раз предоставил возможность поразмышлять, чем хороши и чем плохи нынешние требования. Как, играя по этим правилам, добиваться успеха, каким должен быть тренер и насколько прочно способны закрепиться на первых ролях представители Востока.
«ЗА» и «ПРОТИВ»
Любые правила хороши до тех пор, пока не случается ЧП. Таким выходящим за рамки здравого смысла событием в Турине стали итоги мужского одиночного турнира, где швейцарец Стефан Ламбьель стал чемпионом, не справившись в произвольной программе сразу с двумя ключевыми элементами.
Прыжок в четыре оборота и тройной аксель на протяжении многих лет были у одиночников тем самым ключиком, без которого совершенно невозможно добраться до золота. На Играх-1998 в Нагано четверной вывел в чемпионы Илью Кулика. В 2002-м в Солт-Лейк-Сити этот же прыжок стоил золота Евгению Плющенко. Выдающийся канадский фигурист Элвис Стойко не раз говорил, что будет считать свою миссию в фигурном катании выполненной, если ИСУ сделает каскад 4+3 обязательным элементом короткой программы. И было совершенно невозможно представить себе, что пройдет совсем немного времени и даже наиболее выдающиеся корифеи тренерского цеха прийдут к выводу, что побеждать в рамках новых правил возможно даже при отсутствии четверного в арсенале.
В цифровом отображении это выглядит просто. Базовая стоимость четверного «тулупа» - самого распространенного из четырехоборотных прыжков – составляет 9 баллов. Тройной аксель «стоит» 7,5, причем при хорошем исполнении с безупречным выездом за него вполне можно получить более 9-ти очков. Каскад 4+3 оценивается в 13 баллов. Каскад 3+3 с акселем – в 11,50.
При этом любой тренер, которому приходилось иметь дело с обучением одиночников высокого класса, подтвердит: разница по затраченным силам, как физическим, так и моральным, между четверным прыжком и тем же акселем – огромна. В баллах же по нынешней шкале ценностей она не так велика.
По всем понятиям мужского катания Ламбьель «запорол» в своей программе и первый прыжок, и второй. В акселе он коснулся льда рукой, с четверного почти упал. Но потерял на этом сущую ерунду – 4,8 в общей сложности.
По протоколу соревнований было совершенно понятно, где и как швейцарец компенсировал эти потери и за счет чего стал первым. Однако Татьяна Тарасова, комментируя финал для российского телевидения, продолжала негодовать по этому поводу даже когда телевизионный репортаж был закончен:
- Я – тренер, и хочу понять, как в таких условиях мотивировать молодых спортсменов на изучение сложных элементов? - бушевала она. - Как идти вперед? В Турине, считаю, случилось ужасное. Потому что первым стал человек, которого я очень люблю, как фигуриста, но который не сделал программу. Ламбьель не сделал два основных прыжка, которые меняют все. Должны менять и первую оценку и вторую. Те, кто со Стефаном соревновался, эти прыжки сделали. Эван Лайсачек выдающимся образом выполнил 4+3. Дайсуке Такахаши сделал четверной не с первого раза, а это и сложнее, и ценнее. Уже за это, считаю, он должен получить бонус. Сделал два акселя, причем второй прыжок – во второй половине программы. В том, что в мужском катании сложилась такая ситуация, виноваты и судьи, и технический комитет, который допустил такие правила…
С этих же позиций вполне можно было придраться к женской произвольной программе, где победила японка Мао Асада. Победила она совершенно справедливо: выполнила пока еще уникальный для девушек тройной аксель и один из наиболее сложных каскадов 3+3 с флипом и риттбергером, причем прыгнула эту связку во второй части программы. За аксель японка получила в итоге 6,7 (судьи снизили базовую оценку за не очень чистое приземление). А Ю-На Ким, к примеру, начала композицию чистейшими тройным флипом -тройным тулупом и положила на свой технический счет 11,5. Вот и спрашивается: а кому вообще нужен этот аксель, или, тем паче – четверной прыжок, который уже исполняет (и вполне успешно, кстати) еще одна японка – чемпионка мира Мики Андо?
БРИГАДНЫЙ ПОДРЯД
С появлением новых правил принципиально сменился и тренерский подход к процессу. Еще два года назад на турнире «Гран-при» в Санкт-Петербурге Николай Морозов сказал мне:
- При старой системе для меня было совершенно неприемлемым тренировать больше трех пар, потому что каждая из них требовала колоссальной работы. Нужно было изобретать разные поддержки, искать свой стиль. Теперь же в правилах четко прописано, что и как делать, так что все пары вынуждены показывать одни и те же элементы. Можно придумать что-то другое, но это попросту не оценят.
Сейчас Морозов – единственный, пожалуй, тренер в мире, кто успевает успешно работать во всех четырех видах фигурного катания. У него катаются Андо и Такахаши, украинская спортивная пара Татьяна Волосожар/Станислав Морозов, несколько танцевальных дуэтов. Четверной прыжок Андо освоила еще у прежнего наставника – знаменитого Нобио Сато. Но по иронии судьбы именно этот специалист стал косвенным виновником того, что на Андо в Японии поставили крест. На одном из турниров в Японии фигуристка ослушалась тренера: не стала прыгать четверной. По словам Тарасовой, которая была очевидцем той истории, Сато отреагировал незамедлительно, сказав: «Я больше с ней не работаю».
Реакция была очень японской: ослушаться тренера в этой стране для спортсмена недопустимо.
Вот так японка оказалась в США - у Морозова. «Мне нравятся нестандартные ситуации, - сказал он по этому поводу. – Сразу появляется дополнительный азарт. Такахаши появился у меня в группе после того, как почувствовал, что японская федерация фигурного катания связывает гораздо больше надежд не с ним, а с Нобунари Ода. Помимо Мики и Дайсуке у меня есть американский мальчик юниорского возраста, которого тоже было списали за неперспективностью, а сейчас он на всех соревнованиях любому американскому фигуристу своего возраста по 20 очков привозит».
Короткая программа Такахаши, поставленная в этом сезоне Морозовым, стала событием, сравнимым по силе воздействия на зрителей с ягудинской «Зимой» и олимпийской композицией Саши Коэн «Очи Черные». Надо, безусловно, обладать грандиозным масштабом творческой мысли, чтобы выбрать для музыкального сопровождения «Лебединое озеро», обработанное в стиле «хип-хоп». Но главное, программа подошла японцу, как перчатка: на льду он предстал этаким потрепанным боями лебедем-рокером, прилетевшим устанавливать свои порядки на чужом пруду.
- Хотелось сделать что-то новое, - заметил в Турине по этому поводу Морозов. - Идея сделать программу в стиле хип-хоп у меня была давно. В этой композиции главное как раз танцевальный стиль, а не «Лебединое озеро». Интерпретировать хип-хоп на льду пытались многие, но на показательных выступлениях и очень непрофессионально – так, пара растанцовок в середине программы. Мне же хотелось провести стиль через весь танец, выдержать характер, линию. На мой взгляд, это удалось. Хотя работа шла тяжело. Связано это с тем, что движения хип-хоп необычны для фигурного катания. А выполнять непривычные для себя движения всегда тяжело. Любой фигурист высокого уровня, безусловно, способен их делать. Просто работать в этом случае приходится гораздо больше – чтобы все новые движения как следует запомнились мышцами.
Парадоксально, но Морозов, признавая вслух, что работа по новым правилам – всего-навсего шаблон, ухитряется оставаться одним из немногих специалистов, кому удается, работая практически в одиночку, создавать шедевры. Тарасова по этому поводу сказала: «Коля очень много работает, постоянно в поиске и никогда от этого не устает, потому что по-настоящему любит свою профессию. Помимо этого он постоянно развивает своих спортсменов: водит их по театрам, по классам лучших педагогов, учит всему, что возникло в Америке в разных танцевальных школах. Учится сам. А потом на этом материале делает программы».
Многие тренеры, напротив, убеждены, что добиться успеха в рамках нынешних правил возможно лишь тогда, когда над программой трудятся сразу несколько специалистов.
Яркий пример – кореянка Ю-На Ким. Пока она тренировалась дома, у нее был единственный тренер Сэ-Йол Ким, который, собственно, и настоял, чтобы перспективная ученица съездила на трехмесячную стажировку к известному хореографу Дэвиду Уилсону в Торонто.
Обратно в Корею Ю-На Ким не вернулась, что стало сильным шоком для ее первого тренера. Спортсменка заявилась к директору центра – выдающемуся в прошлом фигуристу Брайану Орсеру и к полной неожиданности для него самого («Я совершенно не был уверен в том, что готов полномасштабно заниматься тренерской работой») уговорила двукратного вице-чемпиона Игр в Сараево и Калгари стать ее личным наставником. Сейчас с кореянкой работает целая бригада специалистов. Помимо Орсера и Уилсона (последний тоже согласился работать с Ким на постоянной основе), у нее есть отдельные педагоги по вращениям и по шагам. За вращения отвечает трехкратная чемпионка Голландии Астрид Шрабб, отработкой «конька» занимается бронзовый призер Игр-1988 в танцах Трейси Уилсон. Разговаривая с журналистами фигуристка неизменно упоминает в числе тренеров своего соотечественника Нам Цинь Яна, который тоже перебрался в Торонто и осуществляет скорее общее наблюдение за тем, как созревает для больших побед национальное достояние его страны.
ДОВЕРЯЙ, НО ПРОВЕРЯЙ
Восточная психология – тема для отдельного разговора. Рассказывая о своих учениках, Морозов заметил: «Японцы – очень скрытные люди и порой совершенно невозможно понять что у них на самом деле в голове. Очень трудно добиться, чтобы люди поверили, что ты искренне хочешь им помочь. Видимо это происходит потому, что Япония – маленькое государство, расположенное вдалеке от других стран. И японцы исторически привыкли доверять только самим себе. Но когда ты понимаешь, что тебе, наконец, поверили, работать становится намного легче».
Морозову отчасти повезло: Такахаши пришел в спорт благодаря случаю. Его крайне бедная семья в свое время практически отказалась от ребенка, согласившись на то, что опеку над ним возьмет гораздо более состоятельная пара. Соответственно, никакого участия в спортивной жизни своего отпрыска родители не принимают. Да и Андо предоставлена сама себе: после того, как несколько лет назад погиб ее отец, мать почти перестала интересоваться тренировками дочери.
Хотя для подавляющего большинства фигуристов страны Восходящего солнца характерна целая толпа родственников, постоянно пытающихся вмешаться в тренировочный процесс из самых лучших побуждений. Во время занятий мамы и папы рядами стоят вдоль борта и постоянно дают советы. Но даже это – цветочки.
За пять дней до отъезда в Турин на каток, где постоянно тренируется Мао Асада заявился японец, имеющий лицензию «контролера». И к полному шоку Рафаэля Арутюняна, у которого Асада тренируется второй год, стал объяснять, что по мнению руководителей японской федерации фигурного катания спортсменке нужно усилить произвольную программу. В частности - поменять каскады и некоторые прыжки. Никакие объяснения тренера, что за пять дней до старта такие изменения не делаются, не смогли поколебать контролера. Тем более, что его стремление к абсолютному совершенству поддержали и родители спортсменки.
В итоге три дня из пяти ушло на бесплодные разговоры и попытки переделать программу. Лишь после того, как Асада была вынуждена признаться, что не может выполнить того, что от нее хотят, заезжий спец милостиво разрешил «оставить все, как было».
Результат известен: в короткой программе японка выглядела настолько разобранной, что заняла последнее место. Да и в произвольной откаталась не лучшим для себя образом.
Родители фигуристов (и не только японские), безусловно, играют огромную роль в прогрессе своих детей. Но они же порой превращаются в самую большую проблему для тренера. Можно вспомнить угробленные тазобедренные суставы Мишель Кван, вынужденной по настоянию собственного отца длительное время тренироваться на очень жестком льду очень холодного катка в Лос-Анджелесе. Или историю невероятно талантливой грузинской фигуристки Элене Гедеванишвили, карьеру которой своими руками подкосила родная мать, решив во что бы то ни стало отправиться вместе с дочерью в Америку.
Собственно, и Тарасова, когда объясняла свой отказ от работы с Шизукой Аракавой незадолго до Игр в Турине тем, что у нее «кончилось терпение», подозреваю, недоговаривала: очень похоже, что что терпение у нее кончилось от бесконечного вмешательства в работу как родственников, так и официальных лиц японской федерации.
У Морозова терпения пока хватает. Впрочем, многое объясняет его фраза, сказанная в Турине: «Я не пускаю на тренировки посторонних».
Вот и получается, что при огромном количестве ценнейших для спорта качеств в виде восточного послушания, трудолюбия, уважения к старшим и готовности работать чуть ли не круглые сутки, японские спортсмены нередко создают огромное количество проблем неяпонским тренерам. Как тут не вспомнить классическую фразу из кинофильма: «Жениться нужно на сироте».
|