Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В России Рафаэль Арутюнян известен прежде всего, как наставник замечательного в недавнем прошлом фигуриста Александра Абта. В США его знают, как последнего тренера пятикратной чемпионки мира Мишель Кван. В августе этого года российский специалист начал работать с Мао Асадой - спортсменкой, которую считают одной из наиболее вероятных звезд наступившего олимпийского четырехлетия.

В Мао Асаду мир влюбился год назад, когда 15-летняя японка блистательно выиграла финал «Гран-при», но в силу возрастного лимита, установленного Международным союзом конькобежцев (ISU), была лишена возможности поехать на Игры-2006. Если бы Мао родилась на три месяца раньше, то еще неизвестно, кто бы праздновал победу в женском олимпийском турнире: даже среди японских специалистов бытовало мнение, что Асада ничуть не слабее Шизуки Аракавы и нужно всеми силами попытаться добиться для нее персонального разрешения ISU на выступление в Турине.

Добиться не получилось. Поэтому самым ярким впечатлением так и осталась серия «Гран-при», где юная Асада с упоением играла свою первую взрослую роль. А в этом сезоне она неожиданно решила поменять в своей жизни почти все: страну проживания, климат, тренера и хореографа. Таким образом она и оказалась в калифорнийском Лейк-Эрроухеде у Арутюняна.

Для тренера, который едва успел отойти от потрясений олимпийского сезона, к которому он два года готовил Кван, а та так и не сумела выйти на старт, приезд Асады оказался полной неожиданностью. Но одновременно – и подарком судьбы. Недаром сам Арутюнян сказал на этот счет:

- Эта девочка – совершенно особенная. Талантище. И очень мощный ум. Этим, кстати, Мао очень напоминает совсем молоденькую Мишель.

- Каким образом Асада попала к вам на каток?

- Совершенно случайно. У меня все происходит случайно. Сам никогда ни к кому не присматриваюсь, никого к себе не приглашаю – и без этого работы хватает. Иногда подъезжает кто-то из известных фигуристов. Например, Джеффри Баттл. С ним я работаю от случая к случаю, и эти тренировки носят, скорее, консультационный характер. А летом мне вдруг позвонили и сказали, что ко мне в Лейк-Эрроухед собирается Мао Асада.

Она действительно приехала - с мамой, сестрой и менеджером, покаталась неделю или полторы. Я уже знал, что до этого они успели побывать и в Канаде, и на восточном побережье США. А в самом конце лета Асада снова приехала в Калифорнию и сказала, что хотела бы работать со мной постоянно. Но всерьез о совместной работе говорить пока рано – тем более, что из-за позднего приезда Асады в Америку подготовительный период получился несколько скомканным.

- Она как-то обрисовала, чего от вас ждет?

- Как показывает практика, спортсмены такого уровня ищут не только тренера, но и наиболее удобные для тренировок условия. Сколько времени Асада захочет пробыть в Лейк-Эрроухэде, предсказать невозможно. Если задержится на длительный срок, тогда, возможно, мы будем разговаривать о каких-то контрактных отношениях.

- Хотите иметь гарантию, что спортсменка в дальнейшем никуда от вас не уйдет?

- Дело не в этом. Просто в Америке так принято. У любого тренера – и я не исключение - всегда есть определенное количество учеников. Если на этом фоне появляется сильный фигурист, с которым приходится много ездить по соревнованиям, возрастает вероятность потерять остальных спортсменов. Пока тренер работает со звездой, в деньгах он, как правило, не теряет. Но если звезда вдруг уходит, всегда есть риск остаться, что называется, у разбитого корыта. Ведь оплачивать счета, живя в Америке, приходится независимо от того, есть у тебя в данный момент достаточное количество работы, или нет. Поэтому и подписываются контракты. Тем более, что американские фигуристы прекрасно понимают, что тренерская деятельность в США - это прежде всего бизнес.

Сам я, правда, понял это не так давно. Мы же выросли в другом мире, где подобным вещам никто не учил. Спортсмены здесь тоже совсем другие. Их не приходится заставлять работать: они всегда четко понимают, чего хотят. Этому тоже приходится учиться, живя в Америке. Что ты – не деспот, не воспитатель, а именно тренер. Можешь что-то предложить, но ни в коем случае – не настаивать. Это – некое правило хорошего тона. Нельзя говорить ученикам слово «должен». Потому что люди с детских лет воспитаны с ощущением, что никому и ничего не должны. Даже повторять одно и то же два раза неэтично. Потому что это может вызвать у спортсмена чувство, что ты считаешь его за дурака.

Вспомните сотрудничество Саши Коэн и Татьяны Тарасовой. Казалось бы, налицо был явный прогресс – я сам видел это, как тренер. Коэн не боялась работы, понимала по-русски. Другими словами, все складывалось в пользу совместной работы. И тем не менее Коэн ушла. Оказалась морально не готова к тому, чтобы постоянно находиться под давлением тренера.

Я тоже не сразу понял, что, работая в США, должен контролировать каждую фразу, каждое слово. Что тренера не должно быть «много». Спортсмены, как правило, никогда не говорят «нет». Но если ты видишь, что человек тебя выслушал, а сам продолжает делать по-своему, значит он сознательно не хочет принимать твою точку зрения. Продолжать настаивать бессмысленно. От тебя просто начнут уходить.

Поэтому сейчас я работаю именно так: нравится, что я предлагаю – прислушайтесь. Не нравится – никто не настаивает. Предоставляю свои профессиональные услуги, не более того.

- Мне показалось, тем не менее, что вам было довольно тяжело начинать в свое время работать с Кван. Что вы – и особенно очевидно это было на чемпионате мира-2004 в Дортмунде – боитесь ее потерять, не оправдать ожиданий.

- Это и в самом деле было так. Думаю, в подобной ситуации было бы страшно не только мне. Кван - это эпоха, глыба. К тому же Мишель обратилась к мне на излете своей карьеры, когда всем было очевидно, что она – уже нисходящая звезда. Кван и сама прекрасно это понимала, но я, как тренер, не имел ни малейшего права дать ей хоть в чем-то почувствовать, что смотрю на нее, как на человека, чье время уходит. Мы никогда в жизни не говорили об этом, но до сих пор у меня сохранилось чувство, что Мишель благодарна мне уже за то, что эту ношу я столько времени нес вместе с ней.

Еще неизвестно, кстати, появится ли в фигурном катании при нашей жизни еще одна личность такого масштаба. Как до сих пор не появилась новая Ирина Роднина. Можно было восхищаться ее стилем, или, напротив, не принимать его, но нельзя не согласиться, что таких спортсменок в нашем виде спорта больше нет. И дело вовсе не в умении кататься на коньках.

- До сих пор не понимаю, как Кван сумела найти в себе силы пережить туринский кошмар. Травму, вынужденный отказ от выступлений…

- Ей ведь сразу после Олимпийских игр сделали операцию. Мишель не могла ни сидеть нормально, не ходить, когда вернулась из Турина в Америку – до такой степени было больно. Я и сам пережил шок. Когда мы только начали вместе работать, Кван не раз жаловалась, что кости таза у нее «шевелятся внутри». Я никак не мог понять, как такое вообще может быть. Но при обследовании в клинике выяснилось, что правое «крыло» таза отслоилось от крестца, причем довольно давно. Так что Кван с этим мучалась все два года до Игр в Турине.

Наши занятия порой выглядели так: Мишель приходила на тренировку и начинала «наматывать» круги по льду. Я смотрел только на выражение ее лица. Если она, проезжая мимо меня, едва заметно качала головой из стороны в сторону, я понимал, что тренировки не будет. Что бедро болит у нее до такой степени, что нет никакий мочи терпеть. Когда случались совсем уж сильные обострения, Мишель ездила в Лос-Анджелес к китайскому врачу-мануальщику и он каким-то образом «вставлял» кости на место.

Травму сильно усугубило и то, что незадолго до Игр Кван открыла в Лос-Анджелесе свой каток и по соображениям бизнеса должна была тренироваться именно там - на гораздо более жестком льду, чем привыкла в Лейк-Эрроухеде. От постоянных жестких приземлений тазобедренный сустав стал еще больше разбиваться. Я видел это, нервничал, злился. Но что мог поделать? И как мог ее в этой ситуации бросить?

- Чем Кван занимается сейчас?

- Я предложил ей идею, которая, как мне показалось, ее увлекла. Заняться своего рода благотворительностью, связанной с фигурным катанием. Далеко не все семьи могут позволить себе оплачивать постоянные занятия детей на льду. В Америке это – дорогое удовольствие. А Кван как раз тот человек, которому сам бог велел создать специальный фонд, чтобы талантливые дети имели возможность кататься на коньках. Если деньги на эти цели будет просить у богатых людей Мишель, ей дадут, не задумываясь. Человеку с такой репутацией всегда поверят.

Быть тренером Мишель не хочет. Равно как и продолжать кататься. Она – стопроцентная спортсменка, постоянно заряженная на результат. По этой причине Кван никогда не любила показательные выступления. Рвалась только соревноваться.

- Пока вы работали с Кван, у вас была возможность наблюдать за тем, как прогрессирует Мао Асада?

- Только на видеопленках - с того самого момента, как Асада начала выступать в юниорских соревнованиях, совершенно не думая ни о результате, ни об ответственности. Это было потрясающее зрелище. Сейчас она уже другая, более взрослая. Чувствуется, что определенный «грузик» на ней уже лежит. Посмотрим, как она будет с этим справляться. Она не просто много тренируется – живет на льду. Не знаю, кто именно оплачивает всю ее подготовку, но порой мне кажется, что у японских фигуристок в этом плане неограниченные возможности.

Асада, кстати, уже сейчас имеет контракт с IMG. И это правильно. Дай бог нам когда-нибудь понять, что с талантливыми спортсменами надо не просто профессионально работать, но и уметь определять их в правильные финансовые «руки», предоставлять возможность не думать ни о чем, кроме тренировок. Японская федерация фигурного катания выбрала в этом отношении очень правильную политику.

- Я заметила, кстати, что спортсменок этой страны всегда окружает на турнирах большое количество официальных лиц. Так было c Аракавой, когда она тренировалась у Тарасовой, с Фуми Сугури – у Олега Васильева. Теперь такое внимание привлечено к Асаде. Это что – своеобразная форма контроля иностранного тренера?

- Скорее, форма заботы. Лично я тоже постоянно чувствую внимание. Когда бы мы не тренировались, всегда наготове вода, салфетки. Ивсе постоянно спрашивают: «У вас все хорошо?»

В то же время совершенно не исключаю, что если японскую федерацию перестанет что-либо устраивать, они безо всяких претензий просто заменят меня на другого специалиста.

- Асада говорит по-английски?

- Пока не очень хорошо. Но старается. Иногда бывает сложно объяснить какие-то нюансы, но я постоянно ей напоминаю: «Если ты хоть что-то не понимаешь, сразу говори об этом – я постараюсь объяснить так, чтобы ты поняла». Сейчас у нее сложный период – 16 лет. Меня постоянно спрашивают, не боюсь ли я, что переходный период может разрушить уже наработанную технику.

- А вы боитесь?

- У восточных девочек, как мне кажется, перестройка организма проходит несколько легче, чем у европейских или американских. Кван рассказывала, что ей период созревания дался тяжело. Но это, скорее, потому, что Мишель ела все, что хочется. И незаметно для себя набрала слишком большой вес. Даже Фрэнк Кэролл, у которого она тогда тренировалась, однажды ей прямо сказал: «Посмотри на себя со стороны, Мишель. Тебе не кажется, что что-то не так?».

Асада пока тоже ест все, что хочет. Но если вдруг станет заметно, что это не идет на пользу, значит, в чем-то начнет себя ограничивать. Хотя должен заметить, что японцам в принципе не свойственно предпринимать «предупреждающих» шагов. Это проявляется даже в тренировках. Я, например, как професссионал, всегда вижу, когда те или иные качества спортсмена начинают уходить. И стараюсь что-то поменять несколько раньше, чем недостатки станут очевидными. Японцы же если вдруг видят, что перестало получаться, чуть больше концентрируются, чуть сильнее упираются, если нужно - работают вдвое дольше, и все снова встает на места.

Асада и меня заставляет работать с большей отдачей. Мне порой кажется, что нагрузил ее уже достаточно, а она не останавливается.

- Я слышала, что японские фигуристы никогда не занимаются вне льда так основательно, как это принято в России.

- Это действительно так. Но та же Асада – как рыбка. Рыбы ведь не разминаются на суше, прежде чем плыть? Она выходит на лед и всю необходимую нагрузку выполняет в процессе катания. Не катается только когда спит. Умеет много тренироваться и главное – ей это нравится. Похоже, японцы вообще приучены с самого детства с удовольствием относиться даже к самой тяжелой работе. И свято верят, что ее количество рано или поздно обязательно переходит в качество.