Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Всего за месяц до Игр в Турине украинку Алену Савченко и немца польско-африканского происхождения Робина Шелковы, выступающих за Германию в парном катании, называли главным открытием сезона и одними из основных претендентов на олимпийский пьедестал. Фигуристы стали серебряными призерами чемпионата Европы в Лионе, но тут грянул скандал: тренеру пары, чемпиону мира и Европы Инго Штойеру предъявили официальное обвинение в том, что в годы своих выступлений за сборную ГДР он активно сотрудничал с восточногерманскими службами безопасности и что немецкий олимпийский комитер намерен лишить его аккредитации в Турине.

Потянулась череда разбирательств, затем – судов, которые Штойер выиграл и все-таки добился права выводить своих спортсменов на лед, но все это сопровождалось такой нервотрепкой, что шансов на успешное выступление почти не осталось. Савченко и Шелковы заняли в итоге шестое место, но неприятности на этом не закончились. Немецкая федерация прекратила финансирование спортсменов и тренера, причем по отношению к фигуристам эти действия смахивали порой на откровенный шантаж. Мол, решение за вами: откажитесь от Штойера, перейдите к любому другому специалисту и дальнейшее благополучное существование будет предоставлено вам на блюдечке с голубой каемочкой.

В качестве потенциальных тренеров Германия готова была предложить своей первой паре две кандидатуры. Олега Васильева, который подготовил к Турину Татьяну Тотьмянину и Максима Маринина, ставших в итоге олимпийскими чемпионами, и Тамару Москвину, у которой в свое время тренировался сам Васильев.

Однако Савченко и Шелковы от этих предложений отказались. Все лето они готовились за свой счет и готовились, как выяснилось, очень серьезно. Их победа в Варшаве получилась предельно убедительной.

На следующий день после финала мы встретились с Савченко на катке. Глянув на часы (на интервью спортсменка пришла минута в минуту), я не удержалась от шутки:

- Поистине немецкая точность. Алена, а почему, собственно, - Германия?

- Мне с 13-ти лет безумно хотелось жить именно в этой стране. Самые первые международные соревнования, на которые я попала, когда выступала со Станиславом Морозовым за Украину, - турнир «Голубые мечи» - проводились в Хемнице. Мне там очень нравилось. Чистота, другая еда, даже воздух был другим. С тех самых пор я постоянно всем говорила, что когда вырасту и мне исполнится 18 лет, уеду жить в Германию. К тому же мне все чаще казалось, что, если я буду продолжать выступать за Украину, никогда и ничего не выиграю.

- Но вы ведь стали с Морозовым чемпионкой мира среди юниоров в 2000-м, выступали в том же году во взрослом чемпионате Европы в Вене и даже заняли там седьмое место…

- Да. А вот потом все как-то остановилось. Мне же хотелось большего.

- С самого начала вашей карьеры?

- Да. Жила я в то время под Киевом – в Обухове, который даже городом сложно назвать. Занималась у Галины Кухар и ездила на тренировки каждый день по два с половиной часа в один конец. Это было тяжеловато. Тогда очень плохо ходили автобусы…

- Чья была инициатива в том, чтобы отдать вас в фигурное катание?

- Моих родителей. Мама у меня всю жизнь работала учительницей, а папа был неплохим штангистом, входил в сборную СССР, еще до моего рождения становился чемпионом страны. Но потом у него возникли большие проблемы со спиной и со спортом пришлось закончить. Но он очень хотел, чтобы я стала известной спортсменкой.

- Получается, ваше желание продолжить карьеру в другой стране не повергло родителей в шок?

- Они, естественно, знали, что я ищу партнера. Правда, никакой определенности на этот счет не было. Я периодически писала в Германию, но ответы приходили расплывчатые: мол, может быть будет партнер, может быть я смогу продолжать кататься. А потом вдруг мне позвонил Инго Штойер. Он разговаривал со мной на какой-то жуткой смеси русского, немецкого и английского языков и все, что мне удалось понять, что партнер есть и я могу приехать в Хемниц.

- С Робином Шелковы вам приходилось до этого встречаться?

- В 2000-м он выступал с Клаудией Раушенбах на том же самом юниорском чемпионате, что и мы с Морозовым. Естественно, все мы тогда обратили на них внимание – слишком непривычным для Украины был тот факт, что фигурист может быть черненьким. Для меня было главным подготовить к этому маму. Я просто не знала, как она может отнестись к такому экзотическому варианту. Но она восприняла все спокойно. Вздохнула только: ну что делать, если других партнеров нет? Черненький – так черненький.

- А что чувствовали вы, приехав в Германию и оказавшись среди людей, ни один из которых толком не говорит по-русски?

- Я до такой степени хотела в эту страну, что, когда это произошло, ежеминутно упивалась совершенно непередаваемым чувством самостоятельности, взрослости и свободы. Мне дали однокомнатную квартиру, которую оплачивала немецкая федерация фигурного катания, там были все удобства. Кухня, жилая комната. Деньги на еду мне тоже выделяли. Тренировались мы постоянно в Хемнице – на том катке, на котором всю свою жизнь проработала знаменитая Ютта Мюллер.

- Почти одновременно с вами из Украины в поисках нового партнера уехала ваша ровесница – Юлия Обертас. Но – в Санкт-Петербург. Вам не делали предложения последовать ее примеру и перейти под российский флаг?

- Делали, но раньше. Когда я сама еще не думала о том, чтобы куда-то переезжать. Да и мои родители не проявили по этому поводу никакого энтузиазма. Ведь по логике, если бы я согласилась, кто-то из них должен был бы поехать со мной, как поехала вместе с Юлей Обертас в Санкт-Петербург ее мама. Но в нашей семье это было исключено.

- Помню, когда вы с Робином только-только появились на соревнованиях, Игорь Москвин сказал, что восхищен грамотностью вашего тренера, тем, насколько интересно он работает, ставит программы. Штойер действительно сам занимается всеми постановками?

- Он делает сам все, что касается работы. С ним очень интересно. Поэтому и было до такой степени обидно, когда немецкая федерация фигурного катания перестала платить Инго зарплату и стала за нашей спиной подыскивать нам новых специалистов.

- Согласитесь, не самых плохих специалистов.

- Дело не в этом. Я прекрасно отношусь к Тамаре Москвиной, очень уважаю этого тренера. Несколько раз мы с Робином занимались у Москвиных во время их семинаров в Германии, и они, безусловно, в каких-то вещах нам помогли. Но мне кажется, что современное парное катание требует чего-то иного, кроме того, чему способны научить тренеры прежних поколений. К тому же я всегда считала и продолжаю считать сейчас, что наш тренер – самый лучший в мире. Кстати, могу сказать, что никто из российских специалистов никогда не вел с нами разговоров о возможном сотрудничестве. Эта тема поднималась только немецкой федерацией, причем в ультимативном порядке: либо мы уходим к другому тренеру, либо бросаем спорт. На это мы сразу ответили, что уходить от Штойера не собираемся. Но и бросать кататься тоже не намерены.

- Но это же ужасно – так много и тяжело работать и постоянно чувствовать при этом, что все против вас. Руки не опускались?

- Скорее, наоборот. У меня достаточно сильный и жесткий характер, да и папа всегда учил меня бороться до конца. Когда началась вся эта история, я постоянно пыталась понять: ну почему это происходит со мной? Я столько лет работаю, не думаю ни о чем, кроме результата, и столько сложностей на пути. А потом успокоилась: значит, так надо. Когда-нибудь все обязательно станет по другому.

- Как вы считаете, вас любят в Германии?

- Большой уверенности в этом у меня нет. Но надеюсь, что тех, кто любит, кто с удовольствием смотрит, как мы выступаем, все-таки больше.

- Слышала, вы сильно подмочили свой личный имидж в стране каким-то нелицеприятным высказыванием в телевизионном интервью во время Олимпийских игр. Это так?

- В Турине произошла очень некрасивая история. Во время Игр, как вы, наверное, помните, обстановка вокруг нашего тренера очень обострилась. Нам с Робином постоянно говорили, что Инго, даже если приедет в Турин, не будет допущен на каток и не будет, соответственно, стоять у борта во время нашего катания. Это решение удалось опротестовать через суд, но сама ситуация сделала нас в какой-то степени изгоями в команде. И на один из торжественных ужинов, на котором присутствовал крупный немецкий политик и куда была приглашена вся олимпийская сборная Германии, нас просто не позвали. Мы даже не знали об этом мероприятии. А после проката журналисты спросили, счастливы ли мы, что столь крупный политический деятель лично присутствовал на встрече со спортсменами. Я толком не поняла, о чем идет речь, и сказала, что мне все равно, кто из политиков с кем встречается. Мои слова, естественно, тут же были переданы наверх и получилось, что мне вообще наплевать на все немецкое политическое руководство. Тем более, что все считали, что мы присутствовали на том ужине.

- Когда вы приехали в Варшаву, у вас было ощущение, что вы стопроцентно готовы к выступлению?

- На пик формы мы, безусловно, не вышли – только начинаем подниматься. Но внутренняя уверенность в том, что выступим хорошо, была сильной. Утренняя тренировка в день финала прошла замечательно, и, хотя последняя разминка получилась ужасной, это уже не играло для меня никакой роли. В голове четко сидела мысль, что мы выступаем самыми последними, значит надо беречь и силы и нервы. Поэтому на разминке сама себе сказала: «Да ну эти элементы в баню, выйдем на лед и все сделаем».

Инго, правда, был от нашей разминки в шоке. Когда мы закончили, он сказал: «Похоже надо снимать ботинки и отправляться домой». Мне даже не по себе стало. Думаю, неужели со стороны все так плохо? И поняла, что теперь нам с Робином уже точно надо все сделать, чтобы хоть как-то себя перед тренером реабилитировать. Пришлось собираться.

- Насколько Штойер требователен, как тренер?

- Очень. Он – сильная и сложная личность. Я тоже не подарок в этом отношении. Поэтому мы постоянно спорим. Но это может касаться каких-то второстепенных вещей. Моей прически, костюмов… Во всем, что касается тренировки, слово Инго закон. Мне остается утешать себя тем, что он – главный на льду, а я - в паре. Робин гораздо более спокойный.

- Как вы намерены готовиться к чемпионату мира? Будете что-то менять в программе?

- Сначала на две недели отправляемся в гастрольный тур Art on Ice, где выступаем до 15-го февраля. Ну а поскольку тренер у нас совершенно сумасшедший, я даже не сомневаюсь, что за это время он придумает что-то новое и еще более сложное.

- Вы быстро учите элементы?

- Это зависит от того, как настроен Инго. Например тройную подкрутку мы учили все лето, в том числе и на семинарах Москвиной, но этот элемент совершенно у нас не получался даже на полу. Не могло быть и речи о том, чтобы вставить его в программу. А за неделю до начала сезона Инго вдруг пришел на тренировку и сказал: «Я хочу на этой неделе увидеть тройную подкрутку. Либо вы ее делаете, либо мы не будем кататься вообще». В итоге сделали. Деваться-то было некуда.

- На что вы живете сейчас? Зарабатываете в шоу?

- Да. Приглашают нас много, но часто приходится отказываться. Сочетать показательные выступления с тренировками очень тяжело. Это – совершенно разные вещи. К тому же, если честно, я не люблю шоу. Не нравится. Нет таких ощущений, как на соревнованиях. Гораздо больше люблю бороться. И, когда выступаю, испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие.

- Мне иногда кажется, что вас интересует только первое место

- А как вы представляете себе дальнейшую карьеру?

- Как лестницу. Далеко вперед стараюсь не загадывать. Просто вижу перед собой очередную ступеньку и стараюсь на нее подняться. Главное, чтобы хватило здоровья добраться до самого верха.