Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Нет большего удовольствия для журналиста, пишущего о фигурном катании, чем разговор с Алексеем Мишиным после побед его ученика Евгения Плющенко.

Афоризмов, анекдотов и шуток хватает на всех с лихвой. Чем больше аудитория, тем лучше понимаешь: много лет назад тренер задушил в себе незаурядный артистический талант, выбрав профессией лед, а не сцену.

Но ничуть не менее интересно беседовать с Мишиным с глазу на глаз. Поэтому я и обратилась к нему с просьбой об интервью.

- В начале сентября 2001 года Плющенко очень уверенно победил на Играх доброй воли в Брисбене. Зачем вам понадобилось так рано начинать сезон, тем более олимпийский? Чтобы заработать денег?

- Специально мы к этим соревнованиям не готовились, подсобрали то, что уже было наработано. Меня вообще никогда не устраивала прежняя система, существовавшая в СССР: проверочный старт, затем чемпионат страны, чемпионат Европы, чемпионат мира - и на этом вся спортивная деятельность в сезоне заканчивалась. Если имеешь хорошую скаковую лошадь, выставлять на скачки ее надо как можно чаще. Уверен, что участие в большом количестве соревнований идет спортсмену исключительно на пользу. Образец для меня - теннисисты. Играют круглый год, и никто от этого не умирает. Так что в нашей подготовке к Олимпийским играм частые старты были запланированы изначально.

- Какие задачи вы при этом ставили ученику?

- На этапе «Гран-при» в Германии я не только порадовался, что Женя откатался безошибочно, но и увидел, что все соперники делают в своих программах то же самое, что и год назад. Ничего принципиально нового. Мы же, учитывая, что питерский этап пройдет в родных стенах и ни серьезной конкуренции, ни опасности проиграть не будет, решили попробовать то, над чем давно работали: лутц в четыре оборота. Жене почти удалось его прыгнуть.

- Видите ли, я не отношусь к числу тех, кто смотрит на Олимпийские игры как на событие, после которого наступит всемирный потоп. И, соответственно, не стремлюсь выиграть их любой ценой. Четверной лутц - часть подготовки не только к Играм в Солт-Лейк-Сити, но и ко всей последующей спортивной карьере Плющенко. Мы уже сейчас думаем о следующей Олимпиаде, а может быть, и еще об одной. Прыжками в четыре оборота владеет немало фигуристов. Делают тулуп, сальхов. Но четверной лутц - уже совсем другой уровень. Другая эпоха. Рискну предсказать, что в сочетании с четверным тулупом этот прыжок станет на многие годы аргументом такой силы, которому будет очень сложно что-либо противопоставить.

- Насколько понимаю, речь о включении такого каскада, да и просто лутца, в программу этого сезона пока не идет?

- Напрасно так думаете. Плющенко делает лутц.

- Не очень давно и не совсем удачно - он сам сказал об этом в интервью. Как и о том, что этот прыжок все-таки выбил его из колеи в соревнованиях - не позволил справиться со следующим четверным.

- Правильно. Более того, я знал, что будет именно так. Ситуация ведь для меня не новая. Когда Леша Урманов впервые включил в произвольную программу тройной аксель, это вызвало бурю во всей остальной части композиции. Потом то же самое повторилось с четверным тулупом. Это естественные проблемы. И, думаю, мы их решим.

- Для этого, согласитесь, вам придется значительно перекраивать программу. Причем не старую, в которой любой фигурист чувствует себя абсолютно комфортно, а новую. Не слишком ли велик риск экспериментировать за два с небольшим месяца до Игр?

- Двигаться вперед без риска, увы, нельзя. Вы ведь тоже рисковали в свое время, когда готовились к Олимпиаде и разучивали сложнейшие прыжки?

- Естественно. Но последний из них был сделан за полтора года до Игр. И еще почти год ломал всю программу.

- Ну, не знаю. По крайней мере, не считаю, что для Плющенко на Играх в Солт-Лейк-Сити свет клином сошелся. Знаю другое: если элемент начал получаться, его надо подхватывать и подхватывать. Зато если Женя исполнит этот прыжок, его соперникам останется надеяться только на то, что он упадет в чем-то другом. А это очень неважное чувство.

- Насколько же надо быть уверенным в своем ученике, чтобы идти на такой шаг?

- А я абсолютно уверен. Не думаю, кстати, что для Плющенко четверной лутц - предел технических возможностей. Очень хочу, чтобы Женя закончил карьеру, имея в своем арсенале все четверные прыжки. Хочу, чтобы он сделал их первым.

- В том числе и четверной аксель?

- А почему нет? Мы ведь приступали к разучиванию этого прыжка еще с Лешей Ягудиным.

- И были удачные попытки?

- Я бы сказал, что попытки были обещающими.

- Вы способны восхищаться выступлениями других фигуристов? Качеством катания, сложностью?

- Дело в том, что первыми на новый виток сложности чаще выходили именно мои спортсмены. Первое выполнение каскада 4+3 приписывают Элвису Стойко, хотя на самом деле Урманов сделал его раньше. Так же, как и четверной прыжок: Леша показал его еще на чемпионате мира-89 в Мюнхене. Несмотря на это, в Книге рекордов Гиннесса с аналогичным, но более поздним достижением фигурирует Курт Браунинг.

Я унаследовал основное кредо Станислава Жука: в фигурном катании должен превалировать технический аспект. Это все-таки спорт. Искусство, безусловно, может быть составляющей частью. Но не главной.

- В марте, когда Плющенко впервые стал чемпионом мира в Ванкувере, вы откровенно гордились тем, что он в отличие от большинства соперников выиграл эти соревнования «ногами». Зачем же в этом году, имея столь великолепный технический арсенал в короткой программе, сделали такой явный акцент на яркий костюм, работу рук, более небрежную прическу, которая, по вашим словам, «своей игрой подчеркивает все остальное»? Не находите, что антураж, напротив, отвлекает внимание от главного?

- Так ведь далеко не все способны по достоинству оценить качество прыжков, чистоту выездов, работу ног... Считайте, что мы старались добиться многоцелевого воздействия на публику. Специалистам - ноги, остальным - руки, волосы и прочие телодвижения. Есть еще один момент. Если вспомнить Урманова, он во всех своих программах был Принцем. Амплуа Плющенко гораздо шире. В прошлом сезоне он прекрасно исполнил «Болеро», в этом столь же убедительно выступает в роли Майкла Джексона. В «Танце с саблями» был совершенно иным. Поэтому вместе с людьми, которые мне постоянно помогают в работе - это Давид Авдыш и Эдвард Смирнов, - мы стараемся каждый год показать Женю в новом качестве.

- Насколько сильно такие программы выматывают вашего ученика с эмоциональной точки зрения?

- Сильнее, чем мне хотелось бы. Иногда приходится останавливать. На моей памяти было немало спортсменов, которых эмоции захлестывали до такой степени, что это так и не позволило им полностью себя реализовать.

- Игорь Бобрин, в некоторой степени Юрий Овчинников и, безусловно, Толлер Крэнстон.

- Хотите сказать, что собственные эмоции их просто съели?

- Не то чтобы съели... Я бы не хотел употреблять это слово по отношению к людям, которых бесконечно уважаю. Но образцом для меня всегда были спортсмены, умеющие предельно разумно и рационально сочетать в себе самые разные качества: Брайан Бойтано, Виктор Петренко.

- Вы, как тренер с огромным стажем, наверняка неоднократно сталкивались еще с одной сложносочетаемой вещью. С тем, что чрезмерные гибкость и растянутость, как правило, отрицательно сказываются на качестве прыжков.

- Совершенно верно. Растянутость и большая выворотность ног - враги прыжков и приземлений. Поэтому мы с Плющенко растяжкой не занимаемся совсем.

- Как же в таком случае ему удается выполнять свои фирменные вращения?

- За это нужно благодарить его маму. Именно ей пришло в голову, что Женя способен освоить знаменитый пируэт Бильманн. Она же растянула Женю так, что с лихвой хватает до сих пор. Кстати, хотел бы заметить: публика так привыкла к этим вращениям, что воспринимает их как нечто само собой разумеющееся. А ведь оба элемента - «Бильманн» и «бублик» - своего рода рекордные трюки.

- Которые, увы, - и это вы знаете лучше меня - никогда не оцениваются наравне с прыжками.

- Увы... Хотя жаль. Мужчины ведь не просто так не выполняют подобных вещей. Дело в том, что анатомическое расположение суставов во время такого вращения само по себе чревато тяжелыми травмами спины. Шейно-тонические рефлексы - вещь серьезная. Но это - скрытая сложность, невидимая.

- Хочу вернуться к сказанному вами в начале беседы. Если вы считаете, что максимально большое количество турниров идет вашему спортсмену лишь на пользу, почему отказались от выступления в заключительном этапе «Гран-при» - турнире NHK в Японии, который, если мне не изменяет память, не пропускали никогда?

- Ну, надо сказать, что... э-э-э... вопрос на «пятерку». Так и напишите: на «пятерку».

- Вы же фигурист, профессор. Могли бы и шесть баллов дать ради такого случая.

- Растерялся. Видите ли, Япония - любимая страна Плющенко. Как там его принимают, не принимают больше никого и нигде. Цветов и игрушек он увозит оттуда раза в три-четыре больше, чем другие спортсмены. Но в этом году мы просто были вынуждены отказаться. Перелет из Японии в канадский Китченер, где почти сразу после NHK начинается финал «Гран-при», - слишком серьезное испытание. Так трепать спортсмена накануне Олимпийских игр я не решусь. В любом другом сезоне - да. Но не сейчас. Вы еще не наелись Мишиным? Я, кажется, ответил уже на все возможные вопросы.

- Все-таки разрешите еще один. Вы в достаточной степени заинтриговали журналистов новой произвольной программой, которую готовите с Плющенко к отборочному чемпионату России. Мой же интерес весьма прозаичен. Международный союз конькобежцев, знаю, не приветствует, когда в финале «Гран-при» фигурист исполняет старую программу. Катать новую вы тоже не собираетесь. Есть какой-то резервный вариант?

- При всем уважении к вам как к спортсменке и журналисту, разрешите не отвечать...