Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Если бы Мишин не пришел на прессконференцию, думаю, этого не понял бы никто: в самом ее начале одна из русскоговорящих журналисток довольно вызывающе спросила Ягудина: «Чем объяснить, что Урманов принял решение сняться лишь после того, как блестяще откатал свою программу Стойко?» После того как вопрос был переведен на английский, у присутствовавших наступил шок: подоплека вопроса была более чем прозрачной.

Мишин как чувствовал подобное. И сразу после того, как подиум освободили призеры, занял кресло перед микрофоном, предварительно пообещав мне задержаться для более подробного разговора.

- Урманов почувствовал боль в паху утром в четверг, - рассказал тренер. - Видимо, накануне он потянул мышцу во время короткой программы. Мне кажется, я знаю, когда именно: на приземлении после акселя - оно было не совсем привычным. Но в пылу борьбы Леша ничего не почувствовал. А утром мы выяснили, что он не может кататься. В 4 часа дня ему сделали лидокаиновую блокаду (медикаменты предоставил немецкий врач), но она не дала результата. Следующий укол врач сделал за час до разминки, но он тоже не подействовал. За двадцать минут до выступления сделали третий укол, и я побежал искать представителя допинг-службы, чтобы узнать, можно ли еще вводить анестетики. Сами понимаете, попасться в этой ситуации на допингконтроле было бы полным идиотизмом. Нам рекомендовали не рисковать: доза и так была лошадиной.

- Когда вы писали заявку о снятии спортсмена, думали о том, что Россия может из-за этого лишиться одного места на Олимпийских играх?

- В первую очередь, я думал о том, что Урманов должен быть здоровым. У нас с ним еще советская закваска - готовность в любой момент прыгать грудью на амбразуру. Но я тренер, а значит, не имею права не просчитывать, чем могут закончиться такие прыжки. Константин Костин из-за подобной травмы не мог нормально выступать четыре года - только потому, что запустил ее. Если же говорить о стратегических интересах, то больше всего в этой ситуации страдаю я сам, потому что из семи сильнейших одиночников России шестеро - мои.

- Как вы оцениваете сегодняшнее катание Стойко?

- Хорошая работа. Стиль - дело вкуса. Как говорится, кому нравится поп, кому - попадья, а кому - попова дочка. В выступлении Стойко с первой до последней секунды чувствовался нерв, он выложился в своей программе полностью. Его вклад в фигурное катание огромен хотя бы с точки зрения прыжков. И этот процесс усложнения уже не остановить. Мог ли выиграть Урманов, если бы не получил травму? Скажу так: у него был шанс. По прокату в квалификационном турнире Леша, на мой взгляд, был лучше. Что касается сложности, то, отдавая дань Стойко, не надо себя обманывать: самое трудное в любом прыжке - это приземление и выезд. А из этого следует, что чисто прыгнуть четверной сам по себе гораздо сложнее, нежели сделать его в каскаде.

- А что вы могли бы сказать о своем втором ученике - Ягудине?

- Его лет шесть назад ко мне перед тем, как уехать работать за границу, привел мой бывший фигурист Александр Майоров - он входил в десятку сильнейших в те времена, когда катались Владимир Котин, Виктор Петренко. Парень был маленький, но крепкий и страшно хулиганистый. Я бы сказал, генетически хулиганистый. Задирался ко всем по любому поводу, комментировал любое мое высказывание. При этом был абсолютным отличником в школе, чего в спорте я не встречал вообще никогда. Плюс толково обученный очень многим вещам. Год назад выиграл юниорский чемпионат мира. Может, кстати, выступать по юниорам и сейчас - ему 18 марта исполнилось только 17 лет. Естественно, возвращаться мы не собираемся: в этом сезоне Ягудин дважды - на чемпионате Европы и здесь - выиграл произвольную у Кулика, а в начале сезона на профессионально-любительских соревнованиях в Канаде всего одним голосом (причем, российским) проиграл Стойко. Его бронза на чемпионате мира, на мой взгляд, даже опасна: слишком легко и неожиданно она ему досталась.