Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Сделать интервью с Юко Кавагути - японской фигуристкой, принявшей российское гражданство ради того, чтобы получить возможность выступить на Олимпийских играх в Ванкувере, я планировала еще в конце августа, когда приезжала в Питер к Тамаре Москвиной. Но там Юко показалась настолько уставшей от тренировок, что я просто не рискнула мучить ее вопросами. Встретились мы месяц спустя - в Москве. В назначенное время Кавагути появилась на крыльце гостиницы. Невесомая и яркая, как бабочка.

- У вас, похоже, назначено свидание, Юко?

- Да. Но это потом. Сначала разговариваю с вами. Я не спешу, не волнуйтесь.

Наблюдая за тем, как Кавагути устраивается за столиком кафе, я вспомнила слова Москвиной:

- В обычной жизни Юко очень жизнерадостная и заводная девочка. При этом она очень разумна. Я даже проверяю на ней правильность каких-то своих решений, причем разговариваю с ней как с коллегой. И наши мнения часто совпадают. К тому же Юко - более четкий и более прагматичный человек по сравнению с теми, кто живет в России.

Язык для общения Кавагути выбрала сама. Русский.

- Юко, в России, наверное, нет болельщика, который не знал бы, что в свое время вы приехали к Тамаре Москвиной, чтобы научиться кататься, как Елена Бережная. А помните, как впервые встали на коньки?

- Конечно. Этого хотела мама. Она тоже занималась фигурным катанием. Не для того, чтобы показывать какие-то высокие результаты, а просто так, для удовольствия. Ей очень нравились танцевальные пары. Наталья Бестемьянова, а до нее - Людмила Пахомова.

У нас дома было много видеокассет - мама записывала все соревнования и постоянно просматривала эти записи. Мне это было совсем неинтересно. Наверное, сейчас смешно говорить о том, что интересно, а что нет, если ребенку всего пять лет, но я, представьте, до сих пор помню, что хотела танцевать и играть, а вместо этого приходилось идти с мамой на каток.

- Во многих российских семьях принято, чтобы ребенок кроме учебы в школе занимался спортом и музыкой. А в Японии?

- Точно так же. Когда я училась в школе, у меня было 12 разных занятий в день. Пианино, плавание, синхронное плавание, джазовые танцы, балетные танцы, фламенко, каллиграфия - знаете, так красиво кисточкой и черной тушью выводить иероглифы на специальной бумаге. Это целое искусство - научиться правильно сидеть, держать спину, держать кисть, водить рукой. Мне до сих пор это нравится. А фигурным катанием я тогда занималась всего два раза в неделю. Это было очень дорого для нашей семьи.

- На пианино сейчас смогли бы сыграть?

- Иногда играю. Правда, настоящего инструмента у меня нет. Есть синтезатор, который достался мне от внучки Тамары Николаевны. Даша отказалась на нем играть, отдала мне, и я играю с удовольствием, когда есть время.

- Как получилось, что родители отпустили вас к Москвиной в Америку?

- Сначала и речи не было о том, что я уеду надолго. Мы просто договорились с Москвиной о двухнедельных уроках. Я очень хотела кататься в паре: на нашем катке в Чибо с танцевальными парами работал русский тренер - Виктор Рыжкин, и еще на этом же катке целых три года катался Алексей Тихонов со своей партнершей. А у меня партнера не было. Японских мальчиков парное катание вообще не интересует. У Москвиной на примете тоже никого не нашлось. Поэтому она сказала, что мне нужно кататься одной.

- А потом появился Саша Маркунцов?

- Да. Москвина сразу мне позвонила, я приехала к ней. Мы с Сашей катались за Японию, каждые два-три месяца приезжали туда из Америки на соревнования или просто визы сделать. Сейчас я езжу домой гораздо реже и чувствую, что мама не очень рада тому, что мы почти не видимся. Однажды она даже сказала, что совсем не хотела, чтобы я стала спортсменкой такого высокого уровня. Тем более в парном катании, а не в танцах. В Японии ведь до сих пор нет хороших спортивных пар. Только сейчас начинают появляться, да и то - юниорские. Заниматься дорого, катков почти нет. Если бы у моих родителей было больше денег, я бы в детстве каталась не два раза в неделю, а чаще, наверное.

- Кто ваши родители по профессии?

- Мама - преподаватель английского. Но она не постоянно работала в школе, а просто занималась со студентами - помогала им готовиться к тестам на знание языка. Папа занимался бизнесом. Не очень большим. Поэтому я училась не в частной школе, как учатся в Японии дети богатых родителей, а в самой обычной.

- Английский вы выучили благодаря маме?

- Да. Папа тоже всегда любил заниматься языками, даже два года учил русский. У нас дома много самых разных словарей. Правда, папа на иностранных языках не говорит, зато понимает, когда кто-то говорит по-русски, по-китайски, по-корейски. Но у него характер такой: плохо говорить на чужом языке он не хочет.

- Когда вы сами успели так хорошо выучить русский? В Америке?

- Нет. Там я занималась только английским. Было смешно. Маркунцов вообще не говорил по-английски, а я не знала почти ни одного русского слова. Только «здравствуйте», «спасибо» и «до свидания» - то, что запомнила еще на катке у Рыжкина.

Мы с Сашей тренировались в Америке у Игоря Борисовича Москвина, и когда ему нужно было что-то мне объяснить, он просто брал меня, как куклу, и поворачивал руки, ноги, голову. Я тогда совершенно не могла объяснить, удобно ли мне то или иное движение. Просто старалась все выполнить. И у нас каким-то образом все с Сашей выходило именно так, как хотел Игорь Борисович.

- Самый первый свой совместный чемпионат мира с Маркунцовым помните?

- Еще бы! На тех соревнованиях мы с Сашей делали параллельный прыжок в произвольной программе, и оба упали. Совершенно параллельно, до мелких деталей. Как будто это была не ошибка, а так поставил хореограф. Нам за это было бы справедливо даже какой-нибудь бонус дать, наверное.

- Почему вы перестали кататься вместе?

- За Японию? В этом не было никакого смысла. Иногда получалось, что в переездах и перелетах мы проводили больше времени, чем на льду. Или должны были три месяца находиться в Японии без тренера ради того, чтобы получить какую-то бумажку. Вот Саша и решил закончить.

- А ради чего продолжали поиски нового партнера вы, Юко? Настолько любили фигурное катание или хотели выигрывать?

- Я люблю кататься. И соревноваться люблю. Поэтому осталась у Москвиных в Америке. И уже тогда стала учить русский язык. Старалась запомнить слова, которые говорит Игорь Борисович, очень внимательно слушала Тамару Николаевну, если она вдруг начинала с кем-то разговаривать по-русски. Но до приезда в Россию очень многого не понимала.

- Представляю, насколько тяжело вам пришлось поначалу.

- Нет. Мне не было тяжело. Пусть я не могла говорить, но я все время слушала. На катке, на улицах. И в отличие от папы мне было не страшно разговаривать. Для него это стресс, а для меня - удовольствие. Хотя грамматику я и сейчас совсем не знаю.

- Но говорите тем не менее очень хорошо и правильно.

- Я очень стараюсь. Как и кататься. Было тяжело, конечно, когда мы расстались с первым партнером, но я умею сразу «выключать» неприятные мысли. Пусть что-то случилось. Но оно уже случилось. Значит, нужно думать о том, что будет завтра.

- Это правильно, но не так легко, наверное. Неужели вы так же быстро выбросили из головы грустные мысли, когда в первый сезон работы со своим нынешним партнером Сашей Смирновым сломали ногу?

- У меня просто не было другого выхода. Ну да, нога сломалась. Но не могла же я повернуть время таким образом, чтобы она снова стала целая? Травмы - это вообще такая вещь, которая может случиться с кем угодно. Поэтому я думала только о том, чтобы побыстрее восстановиться.

- Почему, кстати, вы со Смирновым так хорошо выступили на прошлом чемпионате мира в короткой программе и не совсем удачно - в произвольной?

- Слишком сильно хотели откатать программу чисто. Обычно я спокойно отношусь к каким-то неудачным элементам. Даже если упала. Но на чемпионате мира в Лос-Анджелесе мы были в отличной форме, и я просто оказалась не готова к тому, что что-то может не получиться. И после первой ошибки в произвольной программе расстроилась до такой степени, что не сумела снова взять ситуацию под контроль.

- А вам не бывает страшно кататься в паре со Смирновым? Поднимает высоко, бросает далеко...

- Саша очень осторожно со мной обращается. Я иногда ругаюсь с ним, говорю, что я - не ребенок, а взрослый человек. И что не нужно ко мне относиться, как к ребенку. Это меня унижает. Но он все равно... Как будто разбить боится. А я из-за его аккуратности и осторожности неудобно чувствую себя в воздухе. Страшно ведь не тогда, когда бросают сильно, а когда недостаточно сильно. Вы же занимались прыжками в воду. Значит, представляете, как бывает, когда нужно сделать все обороты, но чувствуешь при этом, что не хватает высоты и скорости.

- В Японии, насколько знаю, не принято спорить с мужчинами. Считается, что мужчина всегда прав.

- Это раньше так было, когда женщины не работали. Сейчас все по-другому. Иногда все решает именно женщина.

- Глядя на то, какая вы крошечная, трудно представить, что мужчины могут прислушиваться к вашему мнению.

- Я иногда действительно чувствую, что на меня смотрят, как на маленькую. Мол, что она понимает? Но когда начинаю разговаривать с людьми, это отношение меняется.

- Что вы сами думаете о себе, как о спортсменке?

- Сейчас уже хочу гораздо большего, чем когда только начинала кататься в паре. Но стоит задуматься о том, чего именно хочу, и как будто кто-то внутри меня говорит, что об этом думать не нужно. Потому что сразу начинает уходить удовольствие от катания. А без удовольствия не получается вообще ничего. Вот с этим я борюсь постоянно. Раньше ведь мне не доводилось выступать на таком уровне, как сейчас. Я вообще не думала, что такое будет возможно.

Тамара Николаевна требует очень многого, и это для меня бывает сложно. Я вообще медленно учусь. На то, чтобы сделать аксель - самый обычный, в полтора оборота, - мне потребовалось три года. Три! А сейчас мы что-то учим на каждой тренировке, и нужно делать это сразу и на очень хорошем уровне. Приходится постоянно думать, думать, думать. Я очень устаю от этого. Поэтому и понимаю, что ни о чем другом думать просто не нужно.

- С кем вам проще общаться в процессе работы - с Тамарой Николаевной или Игорем Борисовичем?

- Зависит от ситуации. От того, какие вопросы мы обсуждаем. Я уже знаю, когда и к кому лучше подойти. О чем лучше разговаривать с тренерами, а о чем, например, с нашим хореографом - Таней Дручининой.

- Вас не раздражает, когда приходится полностью подчиняться тренеру при выборе прически, платьев, программ?

- Я просто доверяю тем, кто со мной работает. Мне очень нравятся костюмы, в которых я катаюсь. Особенно - лебедь. Хотя и «кукла» нравилась, и то платье, в котором два года назад я катала короткую программу. Такое строгое и очень простое. У меня, наверное, просто еще нет такого количества костюмов, от которого можно устать. Как и программ. Хотя «Лебедь» Сен-Санса - особенная для меня программа. Она мне так сильно понравилась с самого начала, что я сразу для себя решила: если смогу выступить с этой программой на Олимпийских играх, одно это стоит того, чтобы принять российское гражданство.

- Никогда не подозревала, что в вас настолько глубока любовь к балету.

- Я его на самом деле очень люблю. Конечно, мои руки далеко не так выразительны, как у Ульяны Лопаткиной, но стараюсь работать и над этим тоже. Я ведь долго мечтала о том, что когда-нибудь стану балериной, а не фигуристкой.

- Жалеете, что не стали?

- Сейчас уже нет. Потому что в балете нет такой скорости. И прыжков таких нет. А мне очень нравится ощущение полета и быстрых вращений. Когда только отталкиваешься ото льда, а уже захвачен этим ощущением.

- Парное катание - непростой в этом отношении вид спорта. Слишком сильно партнеры зависят друг от друга.

- Да. Особенно в сложных элементах. Например, когда мы делаем с Сашей прыжки в три оборота, я могу «спасти» приземление, даже если с траекторией что-то не так. А вот в четверном выбросе это тяжелее. Там каждое движение имеет слишком большое значение. Нужен особый настрой. Поэтому на соревнованиях мне кататься проще. Я и на тренировках очень люблю, когда на катке присутствует кто-то посторонний. В таких случаях, даже если это один человек, тренировка сразу превращается в выступление. И настроение становится совершенно другим.

- Чем еще занята ваша жизнь кроме тренировок?

- Продолжаю заниматься с преподавателем русским языком. В основном - фонетикой. Хочу говорить без акцента. А это - большая работа. Люблю быть дома, люблю готовить еду.

- У вас в квартире в Санкт-Петербурге японская обстановка или европейская?

- Скорее европейская. А вот еда японская. Мама постоянно присылает мне японские специи, соусы, рисовый уксус. Иногда на это уходит столько денег, что на билет, чтобы мама могла прилететь в Россию, их уже просто не хватает. А вот рыбу - так, как ее готовят у нас, - я не делаю.

- Несколько лет назад на соревнованиях в Японии я ела рыбу, купленную и приготовленную моим коллегой-японцем. После той поездки я перестала ходить в японские рестораны в других странах. Мне там все кажется совсем невкусным.

- Это и на самом деле так. Хоть мне никто не верит, когда я говорю об этом. Но это не проблема. Это - ерунда.