Фото © John Lehmann Алексей Ягудин

5 июля в Нью-Йорке олимпийскому чемпиону Солт-Лейк-Сити Алексею Ягудину была сделана операция по замене правого тазобедренного сустава. Попытки разыскать фигуриста по телефону тогда успехом не увенчались. Лишь месяц спустя, извинившись за столь долгое молчание, Ягудин согласился на интервью.

- Почему вы окружили свою операцию такой секретностью?

- Не хотелось раньше времени привлекать к себе внимание. К чему? Чтобы меня пожалели? Мне это было не нужно. Важнее было понять, насколько успешно пойдет восстановление. Хотя по большому счету об этом даже сейчас еще рано говорить.

Никто ведь на самом деле не знал, насколько серьезна травма, которая столько лет меня мучала, и что я чувствую, когда выхожу на лед. Диагноз мне поставили летом 2002 года. Я тогда закончил кататься в туре Коллинза на две недели раньше, чем планировал, и мы с моим агентом поехали на обследование. В клинике мне сделали укол гидрокортизона (сильный гормональный препарат, снимающий воспаление (прим. Е.В.), боль, действительно, сильно уменьшилась, и я вновь начал тренироваться. Но через полтора месяца нога снова стала сильно болеть. Настолько, что на турнире Skate America в Спокане в конце октября я сумел откатать только короткую программу. И вынужден был сняться с соревнований.

За несколько последующих лет я притерпелся к постоянной боли, к неудобствам, к тому, что даже сидеть мне приходилось так, чтобы максимально оберегать бедро от лишней нагрузки. Но тогда был в шоке, поскольку никогда не сталкивался с тем, что боль может быть такой сильной и постоянной. Мы повторно обратились в клинику, но ничего нового нам не сообщили.

Причина проблемы заключалась в том, что у меня от рождения чашечка сустава не полностью закрывала головку бедра. Причем, на обеих ногах. Соответственно, трение костей друг о друга было чересчур сильным и они начали деформироваться.

Мне снова кололи гидрокортизон, но предупредили, что такого эффекта, как в первый раз, может уже не быть. Слишком быстро привыкает к этому средству организм. Так и получилось. Поэтому на пресс-конференции в Спокане, где пришлось объявить о том, что я снимаюсь с соревнований, я сидел и плакал. Мне ведь однозначно сказали, что с такой травмой о фигурном катании придется забыть. Максимум, что можно сделать, - продолжать кататься через боль, но не в любительском спорте, а в профессиональном, где можно свести нагрузки на больную ногу к минимуму.

Честно скажу, я не поверил в этот диагноз до конца. Подумал даже о том, что нужно вернуться в Нью-Йорк и еще раз пройти обследование. Что наверняка там найдутся более опытные специалисты, которые  скажут мне что-то более обнадеживающее. Но получилось иначе: диагноз подтвердился еще раз.

Врачи предложили пройти еще один терапевтический курс лечения – в Торонто. И раз в неделю я стал летать туда между выступлениями. Уколы делали огромной иглой – прямо в сустав вводили клетки специальной прокладочной ткани, которая должна была стимулировать рост хряща между костями. Но и это не помогло. Я обращался куда только мог, даже к специалистам нетрадиционной медицины. Знакомых-то много, и все советовали попробовать что-то новое. Делал массажи, но и они не приносили облегчения. В таком состоянии я выступил еще в нескольких турнирах, горстями глотал таблетки, которые немного приглушали боль, по старой памяти делал какие-то прыжки, но летом все равно пришлось лечь на операцию по чистке сустава.

- Вам уже тогда сказали, что рано или поздно сустав придется менять? 

- Да. Причем, как на правой ноге, так и на левой. Просто на правую ногу на льду падает гораздо более серьезная нагрузка, поэтому она оказалась в более плачевном состоянии.

Мы решили на первый раз обойтись малой кровью. Сделали артроскопическую операцию, которая принесла большое облегчение, поскольку из сустава через специальные проколы удалили все ненужное, что там скопилось, сняли воспаление. Блаженствовал я месяца полтора. Но когда возобновил тренировки, нога снова стала болеть, причем гораздо сильнее, чем раньше. И я окончательно понял, что никакой речи о продолжении спортивной карьеры быть не может.

Продолжать кататься в шоу тоже было непросто. В Stars on Ice, с которым у меня был заключен контракт, выходить на лед приходилось по шесть-семь раз в течение одного выступления, поэтому я был вынужден принимать какие-то совсем немыслимые дозы обезболивающих средств, чтобы выдержать эту нагрузку до конца тура. Под конец шоу я мог передвигаться только на самокате, к которому кто-то из фигуристов потихоньку от меня даже приделал инвалидную наклейку.

Я тогда часто думал о том, что мне повезло: нога ведь начала болеть еще за два года до Игр в Солт-Лейк-Сити и, случись обострение на полгода раньше, я мог вообще на эти Игры не попасть. А так – успел их выиграть. Поэтому когда через год на турнире Skate Canada я официально объявил, что покидаю любительский спорт, почти искренне сказал, что очень рад тому, что сделал в фигурном катании все, что мог. Это было не до конца правдой. Я ведь до последнего продолжал верить в то, что сумею снова кататься серьезно.

- Что заставило вас обратиться в клинику этим летом?

- Рано или поздно мне все равно пришлось бы туда ложиться. Со времени первой операции я больше не обращался к врачам ни разу. Но в этом году решил, что такое время настало. Я ведь видел свои снимки. Не надо было быть специалистом, чтобы понять, что сустав раздроблен полностью. К тому же вокруг него образовались сильные отеки и воспаления. В итоге 5 апреля я прилетел в клинику, поскольку меня предупредили, что предварительное обследование, включая все необходимые анализы и тесты на совместимость может занять несколько недель. А на 5 июля назначили операцию. До нее мы подробно обговорили с хирургом, какой именно сустав будем ставить. Вариантов тазобедренных протезов сейчас существует множество: керамика, пластик, металл – в зависимости от того, как человек намерен свое бедро в дальнейшем использовать. Я выбрал титан, так как мне сказали, что этот металл впоследствии способен наиболее хорошо срастаться с человеческой костью.

Когда мне показали снимки, сделанные через две недели после операции, то первое, что пришло в голову: теперь я - как Терминатор. С титановым бедром. На снимке это выглядит устрашающе: металлический штырь, титановая головка кости и сам суставной механизм тоже из титана.

- Вы в самом деле хотите попробовать вернуться в спорт?

- Да. Поэтому, собственно, и не захотел откладывать операцию на более поздний срок. С одной стороны, менять сустав мне пришлось бы в любом случае. Но с другой… Меня с весны не покидает мысль о том, что я мог бы продолжать соревноваться.

- Именно поэтому перед тем, как отправиться в клинику, вы позвонили своему прежнему тренеру Татьяне Тарасовой?

- А кому я еще мог позвонить? Почему-то верил, что Татьяна поймет меня и поддержит. Так и получилось. Понятно, что мне 27 лет, серьезные тренировки я вряд ли сумею начать раньше, чем через год, то есть, в 28, к тому же фигурное катание в какой-то степени ушло вперед. С другой стороны, даже с травмированной ногой я этой весной выполнял все тройные прыжки, кроме риттбергера, делал каскад 3+3, а иногда даже тройной аксель. Пробовал делать шаги и вращения с учетом требований новой системы. В прошлом и позапрошлом годах даже участвовал в соревнованиях в Японии, где регламент предписывает участникам катать по новым правилам произвольную программу. И все это – вообще без каких бы то ни было тренировок. Я отдавал себе отчет в том, что катаюсь исключительно на адреналине. Ни на какой тренировке я не сделал бы и малой части того, что делал в шоу. Это было слишком больно.

- За последние четыре года мы с вами встречались несколько раз и мне казалось, что вы полностью свыклись с мыслью о том, что любительская карьера закончена окончательно и бесповоротно. Что изменилось в вашем сознании?

- Не знаю. Без спорта мне скучно. Не хватает адреналина, не хватает соревнований. Возможно, я совершаю большую ошибку, пытаясь вернуться, но ведь эта попытка по большому счету ни к чему меня не обязывает. Сказать себе «Стоп!», если что-то не будет получаться, я смогу всегда.

- Не страшно было второй раз ложиться на операционный стол?

- Все близкие удивлялись моему спокойствию. Почему-то я был уверен в том, что операция пройдет хорошо. Часам к шести утра я приехал в госпиталь, мы с хирургом еще раз проговорили какие-то детали, потом мне поставили капельницы и повезли в операционную.  Оперировал меня тот же самый врач, что и в первый раз – профессор Уэстридж. Помню, что уже лежа на столе я хотел задать ему еще какой-то вопрос, но в этот момент дали наркоз и я отключился.

Проснулся в палате интенсивной терапии. Ниже пояса ничего не чувствовал, поскольку помимо общего наркоза мне сделали дополнительную анестезию на нижнюю половину тела, подобную той, что делают женщинам при родах. В голове все плыло, но помню, как подошел доктор, дал мне телефонную трубку, я поговорил с другом, попросил его перезвонить моей маме – передать, что операция прошла нормально, и прежде чем снова заснуть, сказал врачу совершенно бредовую фразу: «Надеюсь, вы не выбросили мое старое бедро. Мне бы хотелось его сохранить». Он пообещал, что эта просьба будет выполнена.

К вечеру меня перевезли в общую двухместную палату, очень удобную, с видом на Гудзон. Операцию сделали в четверг, а в воскресенье знакомые забрали меня из клиники домой.

- Вы уже были способны к тому времени передвигаться самостоятельно?

- Предполагалось, что меня поставят на ноги уже к вечеру первого дня. Но я слишком долго отходил от наркоза, и эту попытку решили перенести на следующие сутки. Ничего хорошего из этой затеи не получилось. Максимум, на что я оказался способен, – это сесть на кровать, попытаться подняться и тут же упасть обратно. Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Только в этот момент понял, насколько серьезной оказалась операция, и каким дураком надо быть, чтобы вообще задумываться о возвращении на лед.

Спать было ужасно неудобно. Из меня во все стороны торчали какие-то трубки, катетеры, капельницы. Поворачиваться и спать на боку мне запретили категорически, скрещивать ноги тоже. Я мог лежать только на спине, а ноги зафиксировали так, чтобы угол между ними составлял 90 градусов. Иначе, как мне объяснили, бедренная кость могла просто выскочить из сустава. До операции, кстати, мне прислали из клиники толстенную книгу, в которой подробнейшим образом были расписаны рекомендации на все случаи жизни: какие движения и как скоро можно выполнять. Делается это для того, чтобы человек заранее знал, с чем столкнется, был психологически готов к этому и сам делал все возможное, чтобы восстановление после хирургического вмешательства проходило максимально быстро и по-возможности безболезненно.

На третий день я все-таки встал. Сделал два шага вперед, держась за специальный столик-каталку, и два шага назад. Вечером попробовал ходить по палате с костылями, но правая нога не шла – волочилась по полу. Я переставлял ее рукой. Накануне ночью нога разболелась так, что спать было совершенно невозможно. Я взял телефон и стал отправлять смс-ки всем подряд, чтобы хоть как-то себя занять. Заснул лишь под утро.

Но к концу четвертого дня уже передвигался довольно сносно – с палочкой. Сам умывался и даже сдал врачам своего рода экзамен по ходьбе вверх и вниз по лестнице. Без этого меня не отпустили бы из клиники домой.

- Я-то думала, что в течение первых двух недель вам рекомендован полный покой.

- Меня до такой степени напугали тем, что сустав может «вывалиться», что я передвигался очень осторожно. Немного успокоился лишь через две недели, когда приехал в клинику на очередной осмотр. Доктор подтвердил, что все идет нормально, сказал, что очень доволен тем, как прошла операция, вынул металлические скобки, скреплявшие шов, наложил повязку. Я, помню, сильно удивился тому, какой маленький и аккуратный получился разрез, а Уэстридж мне и говорит: «Ты сколько лет катался до того, как выиграл Олимпийские игры? Двадцать? А я двадцать лет оперирую. И сделал свою работу так же качественно, как ты, когда выступал в Солт-Лейк-Сити»

Правда, врач предупредил, что после таких операций летать самолетом пациентам не рекомендуется. Мол, велика опасность образования тромбов из-за резких смен давления. Но я его убедил в том, что в России мне будет лучше. И прилетел в Санкт-Петербург.

- Как вы теперь планируете свою дальнейшую жизнь?

- Уже начал потихонечку разрабатывать ногу. До того, как уехать в Россию, я встретился в Америке с Николаем Морозовым. Мы с ним разговаривали на тему совместной работы еще в мае, и он уже тогда сказал, что готов меня тренировать. Тогда же мы обсудили множество вещей, связанные с возможным возвращением в спорт. Это ведь зависит не только от меня. Надо получить соответствующее разрешение в ИСУ, понять, насколько нога будет способна выдерживать по-настоящему высокие нагрузки. Меня сильно воодушевляет пример Руди Галиндо, который сделал такие же операции на обеих ногах, через полгода уже выступал в туре Коллинза, а сейчас вовсю прыгает. Если он может, то почему я не смогу? Я же русский, в конце концов!

- Не совсем поняла: кто в итоге будет вас тренировать? Тарасова или Морозов?

- Вместе, как это было перед Играми в Солт-Лейк-Сити. Коля – великолепный тренер. К тому же он прекрасно ориентируется во всех требованиях, которые предъявляет новая система судейства. Они с Тарасовой прекрасно дополняют друг друга. Поэтому и сейчас очень рассчитываю на их помощь и поддержку. После Игр у всех нас был период довольно непростых отношений, но сейчас мы решили, что ради цели завоевать в Ванкувере медаль, имеет смысл еще раз объединиться и попробовать эту цель достичь.

С группой Морозова в Америке сейчас работает специалист по физической подготовке, который в России много лет тренировал ведущих легкоатлетов сборной страны. Он сам в свое время перенес похожую травму. Поэтому составил для меня весьма обширный список упражнений, которые нужно делать, чтобы укрепить все мышцы, не затрагивая тазобедренный сустав. Я делаю их каждый день. Потихонечку растягиваюсь. Из-за постоянных болей у меня сильно сузился радиус движений правой ногой, так что ее подвижность тоже придется восстанавливать. Попробовал бегать. Сначала – осторожно, а сейчас уже пробегаю по несколько километров в день. Чувствую небольшой дискомфорт, но это, как мне кажется, связано не с последствиями операции, а с тем, что последние пару лет, как уже говорил, я вообще не тренировался, и мышцы отвыкли от нагрузок. В конце августа, надеюсь, уже начну выходить на лед. Возможно, приму участие в телевизионном проекте, который будет называться «Ледниковый период» и транслироваться по Первому каналу, но это пока не решено окончательно.

Что касается дальнейшей работы, загадывать пока не приходится. Но в принципе мне хотелось бы этой осенью поставить произвольную программу и начать потихоньку ее накатывать, с тем, чтобы после Нового года попробовать вставлять в нее прыжки, в том числе и на последних минутах катания. Если все будет складываться нормально, возможно, в конце апреля я сумею выступить с этой программой на турнире в Японии. А уже потом немного отдохну и возьмусь за работу по-настоящему. Почему-то мне кажется, что проблема для меня может заключаться не в прыжках, а во всем остальном. Мы ведь никогда особо не следили за вращениями, да и за дорожками шагов тоже. Но в любом случае, хочу попробовать подготовиться настолько, чтобы на следующий сезон было не стыдно выступать в турнирах вплоть до чемпионата мира-2009. Мне бы хотелось туда отобраться и посмотреть, на что я вообще гожусь.

- Вас не пугает, что у России на этом чемпионате может оказаться всего одна мужская вакансия?

- Если на следующем мировом первенстве будет выступать Женя Плющенко, то как минимум две вакансии он наверняка заработает. Ну а там уже я буду стараться не ударить в грязь лицом. Хотя когда мы говорили на эту тему с Морозовым, он сказал: если я уже сейчас начну думать о том, найдется для меня место, или нет, не стоит вообще затевать разговор о возвращении.

Конечно же, мне страшно. Потому что предстоит пройти через адский труд. Но я сам хочу еще раз через все это пройти. В конце концов Элвису Стойко тоже было немало лет, когда он выступал в Солт-Лейк-Сити, но это не помешало ему сделать в произвольной программе два четверных прыжка. Я же на самом деле нахожусь в более выгодной ситуации. Золотая олимпийская медаль у меня уже есть. Если сумею вернуться и выступать на таком уровне, чтобы бороться за попадание в тройку на Играх в Ванкувере, это будет огромной победой. Я ведь не говорю о том, что стремлюсь исключительно к победам. Мне интересно тренироваться, интересно снова начать выступать, я очень соскучился по настоящей борьбе.

- Вы связаны  какими-то контрактными обязательствами на следующий сезон?

- На данный момент – нет. Хотя предложений хватает. И в Америке, и в России. По этому поводу мой агент сказал мне: «Ты, Леша, - как хорошее вино. С каждым годом все дорожаешь и дорожаешь». Хотя отдаю себе отчет в том, что если с моими спортивными планами все сложится так, как я хочу, про серьезные контракты придется на время забыть.

- А как же ваш бизнес, связанный с недвижимостью – в США и транспортной компанией – в Питере?

- И там  и там он неплохо отлажен, есть люди, которым я доверяю, и которые за этим следят.Так что в Америку я в ближайшее время не собираюсь. Главный мой бизнес – это все-таки фигурное катание. Кстати, уже совсем скоро – в начале осени - в России в издательстве «Городец» выходит моя автобиографическая книжка.

- Я правильно понимаю, что речь идет о той самой книге, которая была выпущена в Японии три года назад?

- Не совсем. Та книга получилась очень откровенной и сразу стала бестселлером. Она – обо всей моей жизни, начиная с момента, когда я только встал на коньки. Работа над текстом заняла несколько месяцев. Но для российского издания мы решили еще больше его дополнить, написать новые главы.  Думаю, что будет интересно.

Что касается тренировок, то ближе к осени, если почувствую, что снова могу нормально кататься, буду ждать, когда у Морозова образуется окно (все-таки у него сейчас тренируется довольно большая группа фигуристов), чтобы мы с ним и Татьяной могли спокойно начать работу над программой. Я уже прослушал довольно много музыки, в том числе и такой, которая до сих пор не использовалась в фигурном катании, есть из чего выбирать. Никаких других планов, требующих моего пребывания в США, у меня нет. Самое главное – как следует восстановиться, не форсируя этот процесс. А там – как сложится.

- Неужели вас никто не пытался отговорить от затеи вернуться в спорт?

- Нет. Родные ведь видели, как я мучаюсь от боли и безделья. Поэтому сейчас только меня поддерживают. Хотя, наверное, в глубине души не очень верят, что моя затея реальна. Гораздо важнее для них то, что я вернулся к нормальной жизни.

Сергей АРХИПОВ, хирург-ортопед, доктор медицинских наук, профессор:

- Суть операции, которую перенес Ягудин, заключается в том, что внутрь бедренной кости туго вставляется металлический имплант с шероховатой наружной поверхностью. Такую же структуру имеет вторая часть конструкции, представляющая собой чашку, в которую входит головка бедра. Клетки кости при регенерации как бы прорастают в эти шероховатости. Если чересчур рано начать подвергать тазобедренный сустав чрезмерной нагрузке, есть определенный риск вызвать рассасывание клеточной ткани, расшатать сустав и тем самым затормозить процесс восстановления. Что касается профессиональной перспективы, кататься Ягудин, безусловно, сможет. А вот делать прогнозы насчет прыжков я все-таки не рискну. Надо понимать, что при этом на сустав падает куда более внушительная нагрузка, чем та, на которую он рассчитан.

Татьяна ТАРАСОВА, заслуженный тренер России:

 - Когда Леша позвонил и спросил меня, не соглашусь ли я продолжить с ним работу, я согласилась, не раздумывая. Ягудин не просто выдающийся фигурист. Он - человек, который безумно любит соревноваться, а, главное, умеет соревноваться, как никто другой. Тем более что за те несколько лет, что Леша катался в различных шоу, он психологически отдохнул от большого спорта. С Николаем Морозовым я еще не созванивалась и не разговаривала, однако не сомневаюсь, что и ему очень интересно снова поработать с Ягудиным. Хотя, безусловно, нагрузка на Колю как на тренера сильно возрастет: у него ведь катается один из сильнейших на данный момент фигуристов Дайсуке Такахаши. Самое главное, чтобы все было в порядке со здоровьем. Если нога действительно перестанет Лешу беспокоить, ни секунды не сомневаюсь, что он добьется успеха.

Валентин ПИСЕЕВ, президент Всероссийской федерации фигурного катания:

- Если Ягудин действительно всерьез настроен возобновить тренировки и бороться за место в сборной, я могу только приветствовать его решение. С самим Алексеем я пока по этому поводу не беседовал, но как только он официально сообщит о своем возвращении, мы немедленно обратимся в Международный союз конькобежцев с просьбой вернуть Ягудину статус любителя, чтобы он получил право выступать в турнирах ИСУ. Точно так же могу вас заверить, что со стороны федерации будет сделано абсолютно все, чтобы обеспечить Ягудину все необходимые условия для подготовки.

2007 год

• Наверх
• Вернуться к оглавлению раздела