Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

«Мне, как понимаете, сидя в деревне, безразлично что происходит в мире высокой моды. Мяса лучше возьмите, оно неплохо получилось. Да и потом, для чего я вас кормлю? Чтобы вы мне вопросы провокационные задавали?» - Валентин Николаев, нарочито грозно взглянул на диктофон, но чувствовалось при этом, что приезд гостей в спокойный провинциальный Ричмонд тренеру приятен.

Здесь он обосновался не так давно, оброс местными учениками, оставив в прошлом жизнь, в которой в 1992-м вместе с Галиной Змиевской выводил на лед Альбервилля Виктора Петренко, а еще через два года, на Играх в Лиллехаммере - Оксану Баюл. Двух олимпийских чемпионов.

Словно угадав мои мысли, тренер сказал: «Оксанка заезжает ко мне - покататься. Она замуж собирается, помогает жениху в бизнесе, неплохие идеи у нее есть. Со мной здесь на катке Слава Загороднюк работает, Лена Бечке. А я, может быть, в Солт-Лейк Сити с Мишей Шмеркиным приеду. За Израиль выступать».

В Ричмонд мы с фотографом Александром Вильфом попали сразу после профессионального чемпионата фигуристов в Вашингтоне - в декабре прошлого года. Интервью с Николаевым я планировала давно. Хотя бы для того, чтобы спросить, что он, несколько лет живущий в Америке, думает об Играх, о том, как могут развиваться события в его виде спорта. Тогда-то тренер и произнес фразу о высокой моде.

- Получается, Игры не интересны вам в принципе?

- Безумно интересны. Я до сих пор не могу понять, что это такое. У меня высшее техническое образование. Знаю и могу объяснить, почему самолеты летают. Но когда смотрю на самолет, то по-человечески не понимаю, почему это не падает на землю. Так и здесь. Все отличие Олимпийских игр от любого другого крупного турнира заключается лишь в отсутствии рекламы на бортах. Судьи те же, участники те же, программы те же. А турнир совершенно другой. И напряжение на этом турнире не сравнимо ни с чем. Когда начинается сильнейшая разминка, в раздевалке даже спортсмены стараются не задерживаться. Потому что там - лиловый воздух ненависти. Между людьми, которые в обычной жизни - друзья. Но это - не человеческая ненависть, - а ненависть к сопернику. Для меня такая атмосфера безумного напряжения страшно привлекательна. Хотя из тренера Игры вынимают душу гораздо больше, чем из спортсмена.

- Но ведь у вас сейчас нет спортсмена, который мог бы претендовать на медаль.

- О медалях никто не думает, когда выступает. Кто думает - не выигрывает. Как и тот, кто заведомо рассчитывает на чужую ошибку. Претендовать же можно только на максимально чистый прокат. Две вещи становятся с опытом очень тяжелыми. Видеть будущую неудачу - когда человек только бежит по виражу, а ты уже знаешь, что он сейчас лежать на льду будет. И ничего сделать не можешь. И второе - знать, что твой спортсмен может сделать элемент, а может и не сделать. Как Шмеркин. Такое еще хуже. И волнуешься за всех совершенно одинаково. Просто состояние шока разное.

- Сколько раз видела вас у борта - в голову не приходило, что вы волнуетесь.

- У меня есть фотография, сделанная в Лиллехаммере за несколько минут до произвольной программы Оксаны Баюл, когда я в одиночестве курил в душевой. Кто-то из ребят зашел, щелкнул камерой - я не успел даже сообразить что к чему. Найду - покажу вам обязательно. Сами и взглянете. На человека, хорошо одетого, в приличном костюме, с бабочкой, И на эту рожу. Которую любой ценой надо спрятать подальше и выйти к своему спортсмену. Чтобы тому даже в голову не пришло, какой ужас сидит у тебя внутри. Потому что передается это состояние на тысячу процентов. Мгновенно. Знаете, как мне было холодно, когда Галя Змиевская сразу после Игр в Лиллехаммере уехала в Америку, и я остался у борта один? Мы 12 лет стояли там вместе. Стоило нашему спортсмену поехать, она не просто облокачивалась, въезжала в меня, как бульдозер. А я прижимался к ней. Потому что обоих колдобило так, что стоять без опоры было просто невозможно.

- Вы столько лет проработали вдвоем. А разделение труда существовало?

- Мы, скорее, дополняли друг друга. Не будь Гали, моя судьба в фигурном катании, думаю, не сложилась бы. И не исключено, что ее судьба тоже. Когда я первый раз приехал без нее на какой-то турнир, вдруг поймал себя на том, что растерян. Отлично знал всегда, как и что планировать, более того, все время этим занимался. А тут вдруг понял, что не могу решить, например, идти на утреннюю тренировку, или нет. Был в полном шоке. Вот что такое - пара. Но Змиевская всегда была в ней лидером. У борта не подпускала к спортсменам даже нашего хореографа - покойную Елену Немировскую. Хотя любила ее безумно. Понимала, что у борта не должно быть никого, кто может нарушить привычную, годами создаваемую атмосферу, отвлечь спортсмена. Вы знаете, например, что когда спортсмен катается, он всегда выбирает одного судью, но никогда не смотрит ему в глаза? Смотрит в точку между бровей, на переносице. Никто никогда этому не учит, но все делают именно так. Любой пристальный взгляд в глаза отнимает энергию. А они ведь слабые, когда уходят на лед. И всем нужна поддержка.

- А какие слова тренер говорит ученику у борта, в последнюю минуту перед выступлением?

- Разные. На предолимпийском чемпионате Европы-93 меня журналисты долго пытали на пресс-конференции, - что я так долго Баюл рассказывал. А я ее материл по-черному, потому что именно в этот момент она мне заявила, что не хочет кататься. Вот я и высказался, не выбирая выражений. И не останавливался до тех пор, пока у Ксюхи от злости губа не задергалась. Выхода другого не было - надо было ее любой ценой из шока выводить. Если у человека на старте глаза, как у мороженного судака, прежде всего тормозится координация. В фигурном катании это - крах. Да и не в фигурном тоже. Аналогичный случай был со Славой Загороднюком, когда он поехал на второй в жизни турнир - юниорский чемпионат мира в Праге. Самым большим достижением разминки стало то, что нам удалось докрутить тройной аксель на две ноги и упасть на спину не разбившись. Больше ни единого прыжка Славка не сделал. Выходит со льда - глаза жалобные. Явно рассчитывал, что тренер сейчас пожалеет. Я же, вместо этого, высказался по полной программе. Воспроизвести, извините, не могу. В итоге он вполне прилично прокатался, выиграл произвольную и в общем зачете стал вторым. А не напихал бы я ему? Конечно, это далеко не лучший педагогический прием - существуют и другие.

- Ну, будем считать, что существуют. Вот только каждый раз стрессовая ситуация возникает неожиданно. И у каждого спортсмена проявляется по-разному. А копаться в памяти и вспоминать всю прочитанную педагогическую литературу уже просто некогда. Хотя, бывают ситуации, когда человека достаточно отвлечь. Если бы у Баюл на чемпионате Европы в Хельсинки не развязался шнурок, после чего, как вы помните, ей разрешили начать произвольную программу сначала, она не прокаталась бы так здорово. Потом кстати, покойный Станислав Жук с Алексеем Мишиным долго просматривали видеозапись и всерьез спорили: сама Баюл развязала шнурок на опорной ноге во время вращения, или нет.

- Получается, на Играх в Лиллехаммере, когда Оксане коньком пробила ногу Таня Шевченко, травма тоже пошла на пользу? В том смысле, что отвлекла?

- На Играх сработало общественное мнение. Первым сориентировался Валерий Борзов, который возглавлял украинскую делегацию: посоветовал ни под каким видом не говорить журналистам, что Баюл будет выступать. И это сработало. Более того, сейчас я понимаю, что та ситуация была единственным нашим шансом разрушить сказку «Бедная Нэнси Керриган». Ксюха прокаталась идеально. Но даже при таком прокате шансов проиграть американке у нее было гораздо больше. А Витю Петренко мы не успели остановить, когда он на лед помчался, белый весь. Хотя можно было вообще не торопиться. У него своих законных полторы минуты было, да еще все то время, что предыдущий фигурист недокатал, у которого коньки на льду рассыпались.

- Как, с вашей точки зрения, могут разложиться медали в Солт-Лейк Сити?

- В парном катании думаю, победят канадцы (Джеми Сале и Давид Пеллетье - Е.В.). У Лены в Антоном (Бережной и Сихарулидзе - Е.В.) вроде все есть, а чего-то главного не хватает. Не могу даже сказать, чего именно - все это на уровне ощущений. С китайской парой (Сю Чен - Чжао Хонбо - Е.В.) что-то произошло. Несколько лет назад у них действительно были интересные программы, особенно короткие. В Миннеаполисе на чемпионате мира-98 произвольная была фантастической. Но тогда их плотно придерживали судьи. Потом перестали душить за выслугой лет, но они уже сами катались не так хорошо. Перестали быть интересными. Канадцы же меня потрясают каждый раз, как я их вижу.

- Их катание не хочется оценивать. Хочется просто смотреть. С профессиональной точки зрения там, кстати, все очень чисто: достаточная скорость, интересное катание, хорошие линии. При этом потрясающая жизнерадостность. Они счастливы на льду - хотя, поверьте, никто, катая произвольную программу, от удовольствия не «торчит».

- А у женщин?

- Очень опасная ситуация для обоих претенденток на медаль. Я имею в виду Ирину Слуцкую и Мишель Кван. Но есть смешное дополнение. В российской команде нет единства. Руководство команды будет бороться за Слуцкую. Но при этом другая часть команды, которая имеет собственные взгляды на жизнь и собственные связи среди судей, будет бороться за Машу Бутырскую. Выиграть в этой ситуации вполне может Сара Хьюз - девочка, которая элементарно не докручивает прыжки. И это будет нонсенс. Катастрофа. С точки зрения шоу-бизнеса, кстати, тоже. Потому что Хьюз никому не интересна. Точно так же, как не интересна Тара Липински, хотя она и стала олимпийской чемпионкой в Нагано. У шоу-бизнеса есть определенные законы. Если человек сидит на лавочке и отдыхает, на него никто из прохожих не обращает внимания. А вот если отдыхающий встал и повесился - сразу все побегут смотреть. Таким дерьмецом была история с Тоней Хардинг и Нэнси Керриган, потом - с Баюл. А вот насквозь положительный Витя Петренко с точки зрения шоу-бизнеса не так интересен - истории нет. Если выиграет Кван, из ее победы можно будет хоть что-то выжать. Немного, впрочем. Мне конечно хотелось бы, чтобы первой оказалась Слуцкая. Хотя бы для того, чтобы не выиграла Кван.

- Чем же вам Мишель не угодила?

- Даже не знаю. У меня в свое время вызвало жуткое раздражение одно из ее телевизионных интервью, где она, сидя на диване, томным голосом рассуждала, как музыка сквозь нее проходит и какие движения навеивает. Автомату, каким является профессионально подготовленный фигурист, музыка ничего навеять не может. Повторяю: автомату. Который должен выполнить набор правильно поставленных элементов в определенное время с определенной скоростью. И гримасничанье лицом входит в набор этих движений. Олег Протопопов, безусловно, может со мной поспорить на эту тему, вспоминая «Размышления Массне», «Грезы любви», Сен-Санса, но голову даю на отсечение, он не вспомнит ни одной произвольной программы. Потому что там и ему было не до образов.

Я однажды случайно увидел по телевизору замечательную передачу, где Евгений Весник рассказывал, как работал с народным артистом СССР Царевым. Во время каких-то гастролей они затеяли игру, целью которой было рассмешить партнера на сцене до такой степени, чтобы тот забыл текст. В одной из сцен Весник повернулся к Цареву произнести свою реплику и вдруг увидел, что у того на лбу шариковой ручкой довольно мелко - чтобы из зала не видно было - написано известное слово из трех букв. Весник рассказывал, что в тот момент он не просто потерял дар речи, но забился в истерике. Не потому, что его рассмешило само слово, а потому что он себе мгновенно представил, как народный артист сидит перед зеркалом в гримерке и рисует это слово у себя на лбу. А ведь было время, те же Весник и Царев рассказывали с умным видом, как роль через них проходит и какие чувства вызывает.

Это я к тому, что образ - штука хорошая. Но если спортсмен, заходя на четверной прыжок, позволит себе по-настоящему войти в образ, он выедет из него, лежа на спине. Стоило Леше Ягудину на секунду отвлечься от программы и проявить эмоции в финале «Гран-при», как он тут же сделал двойной флип вместо тройного. А когда все они выйдут на лед на Олимпийских играх, вы увидете каменные рожи и никаких образов.

- Кто, на ваш взгляд, в большей степени способен реализовать себя в Солт-Лейк Сити - Евгений Плющенко или Ягудин?

- Для того, чтобы понять, на что способен каждый, надо видеть их на тренировке в состоянии хихи - хаха. Что они вообще умеют. Например, Леша Урманов мог делать фигуры на льду. Фигуры исчезли очень давно, но Мишин с Урмановым нашли время кое-что выучить. А ведь любое движение на льду это камушек в фундамент будущих успехов. Если, конечно, дом строить, а не охотничью засидку. Мишин в этом отношении уникальный тренер. Его поколение застало прежнее фигурное катание. Когда представители совершенно разных клубов в Питере в выходной день перезванивались, выясняли где работает каток и все туда ехали к восьми утра. А уходили в 11 вечера. И без конца что-то придумывали, пытались друг за другом повторить. Создавалась огромная база - не для результата - для головы.

Потом катание стало значительно сложнее, другими стали тренировки, соперничество. Но именно на той способности осмысливать происходящее и нестандартно думать и родились такие тренеры, как Мишин. Главное его достоинство именно в этом. А не в том, что он блестяще закончил один из лучших в стране технических институтов, и не в том, что его папа - Бог в биомеханике - решил дать сыну роскошное инженерное образование.

- А зачем нужно инженерное образование в фигурном катании?

- Фигурное катание - это прежде всего математика и физика. Понимание процессов остается только применить к конкретному человеку. Если тренер не знает эти предметы хотя бы в пределах школьной программы, он вынужден работать методом тыка. Так ведь нет никакой гарантии, что ткнешь куда надо. Возьмите такой момент, как приземление после прыжка. С моей точки зрения, если уж называть вещи своими именами, то этот термин вообще неправилен. Приземляться может самолет, и то, если он исправен. У нас же - падение. Тренеры часто считают, что для удачного выезда достаточно обеспечить человеку удачное отталкивание. И акценты ставятся на отталкивание. А надо думать - о последствиях. Спросите любого эксперта и он скажет, что наиболее опасный момент - смена среды. Не сам полет, заметьте, не отталкивание, а именно смена среды - из воздуха - на лед. Значит и учить надо падать. Под нормальным углом в комфортных условиях.

- Как же можно этому учить?

- Очень просто. Чистить приземления с легких прыжков. Но на большой скорости. С простых тройных прыжков, выполненных с захода, который ставит фигуриста в заведомо неудобное положение. И ставить ему задачу оттуда выцарапаться. Без риска и травм. Мышцы имеют память. Но эту память надо постоянно освежать, потому что ощущения меняются незаметно. Тренер, собственно, не что иное, как информационно-наблюдательный центр. Который меняет модель в мозгах спортсмена, если она ложная, вносит коррективы, поддерживает нужное состояние. Когда спортсмен начинает работать самостоятельно, или поменял тренера, или тренер перестал на что-то обращать внимание - вот тут и начинаются сложности.

- Но ведь есть пример Ильи Кулика, который четыре года назад ушел от Татьяны Тарасовой, все это время работал один, с технической точки зрения рассыпался вдрызг - мы с вами это видели и год и два назад. И вдруг появляется в Вашингтоне в полном блеске, со всеми былыми прыжками и безо всяких проблем.

- Не без проблем. Катался он действительно как никогда, но я ведь до этого видел его в тренировках, где он ничего собрать не мог - делал все прыжки по отдельности.

- То есть, каким-то образом заставил себя полностью мобилизоваться?

- Конечно. В США, незадолго до профессионального чемпионата в Вашингтоне, был турнир, где олимпийские чемпионы катались под музыку программ, с которыми побеждали на Играх. Когда поехала Баюл, несмотря на то, что она давно уже не в том виде и не в той форме, у меня мурашки по телу побежали. Сама Ксюха слезами заливалась в открытую. Я более чем уверен, что Кулик, взяв олимпийскую программу, испытывал те же самые чувства. Тотальную готовность ко всему. И выиграл.

- Для меня до сих пор его победа в Нагано - за гранью понимания. Много слышала от окружающих, что Тарасова, при всем ее опыте, далеко не самый большой специалист в мужском одиночном катании. Более того, с точки зрения элементарной логики готова с этим согласиться. Но когда в нужное время в нужном месте ее спортсмены выходят и делают максимальный результат, для меня это означает, что Тарасова знает что-то такое, чего не знает никто другой.

- Не думаю, что это является каким-то конкретным знанием. Скорее, свойством уникальной личности. Татьяна - очень сильный человек, прирожденный лидер. И везучий. Но опять же, везет сильнейшим. Вот я, например, не знаю хоккейной кухни. Но убежден, что интеллектуальной стороной в советском хоккее был Аркадий Чернышев. А волевой - Анатолий Тарасов. Не могу объяснить, почему, но впечатление осталось именно такое: команду в кучу - и убивать всех подряд. Если это действительно так, то остается вспомнить про яблочко и яблоню. Даже внешне они похожи. Не только лицом - взглядом.

- Мне сдается, что непримиримость в отношениях между Мишиным и Тарасовой, которая сложилась после того, как к ней ушел Ягудин, во многом объясняется тем, что Тарасова - женщина.

- Если бы Леша ушел не к Тарасовой, а к Николаеву, трагедия, поверьте, была бы такой же. Мишин вложил в Ягудина слишком много души. Причем в тот момент, когда того никто не воспринимал, как фигуриста - так, колобочек кругленький катается… А когда вся работа по созданию спортсмена нового поколения была сделана, тот развернулся и ушел. Плющенко всего лишь оказался на подхвате. Мишин его вдогонку собирал, перескакивая через ступеньки - это видно. Но выхода другого не имел. Потому что замена нужна была стремительно. Самолюбие не позволяло, потеряв спортсмена, оказаться внизу.

- Но сейчас-то они на равных. К тому же у Ягудина есть определенное преимущество в виде опыта Игр в Нагано.

- Так ведь этот опыт не дает никакого преимущества. В Нагано Ягудин катался больной. И как только выйдет на старт, вспомнит как раз о том, чего не сделал и в каком состоянии выступал. Как заболел, как начал рассыпаться. Подсознательно вспомнит. Такие вещи надолго застревают в голове. В финале «Гран-при» Плющенко проиграл Ягудину одним голосом. Но при этом российский судья поставил его вперед. Это говорит о том, что внутри команды лидер определен. Так что Ягудину будет намного сложнее. Плющенко - холодный. Трезвый. Прагматичный. Вряд ли пойдет на риск.

- А вы считаете, что рисковать надо?

- Не знаю. Но мне по душе больше те, кто рискует. Именно они двигают прогресс вперед.