|
|
|
|
|
|||
В канун Нового года выдающийся тренер по фигурному катанию Татьяна Тарасова в интервью специальному корреспонденту агентства «Р-Спорт» Елене Вайцеховской рассказывает, как начиналась ее знаменитая коллекция елочных игрушек, вспоминает новогоднюю ночь, проведенную в одиночестве в американском захолустье, и делится секретом, как приготовить самый вкусный в мире салат «оливье». - Была такая жизнь, в которой все эти игрушки как-то очень рано кончились, - говорит Тарасова, отвечая на вопрос о праздновании Нового года. – В детстве нас с сестрой родители отправляли на этот период в деревню, а лет с 14-ти, наверное, мы справляли Новый год в высотке на Кутузовском - у Милы Пахомовой. Ее папа был генералом, летчиком-испытателем. Как-то возил нас с Милкой по Ленинградскому проспекту на своей новой «Волге» зеленого цвета. Ощущение было, словно мы взлетаем. Мила родилась 31 декабря, так что для нас это был двойной повод у нее собраться. Когда стала постарше, все праздники мы отмечали только на катке. На стадионе Юных пионеров. Чемпионаты страны в те времена традиционно начинались 3 января, так что 31-го мы катались, стараясь не испортить друг другу настроение какими-то плохими прокатами, истериками, или не дай бог, дракой. В тренировочном процессе все ведь бывает. Не обо всем можно писать и говорить, потому что народ плохо это понимает. А понимать тут нужно одно: каток – это семья. Не обходится жизнь на катке без каких-то скандалов, раздоров, чего-то еще. Вторую тренировку мы заканчивали в районе шести часов вечера, я традиционно приносила на каток домашнюю «клюковку», и первого января абсолютно пьяный поезд вез нас куда-то в Челябинск или Ленинград. - А кто готовил новогоднее угощение? - Готовила всегда и везде я сама. Всегда очень ловко умела это делать - бабушка учила. И все всегда говорили: «Сейчас Танька придет, все нарежет – будем есть». Все всегда хотели есть. И народу всегда было много. Помню, когда у меня уже была своя семья, я однажды случайно раздобыла поросенка. Встретила во дворе нашего дома на Соколе супругу Александра Гомельского Ольгу, когда шла с катка, она – как раз несла поросенка с базара. Меня она тогда остановила и говорит: «Ты, девочка, наверное, вообще не знаешь со своими тренировками, что Новый год на носу? Давай-ка я тебе завтра тоже поросенка достану». Купить ведь в те времена вообще ничего нельзя было. Вот я и выбрала самого большого поросенка, которого только было возможно. Он никак не входил в духовку. И сажала я его, и по диагонали укладывала – никак. Пришлось на куски резать. - Откуда взялось ваше любимое выражение, что четыре килограмма лишнего веса – это кусок мяса, который не во всякую духовку влезет? - Наверное, от папы. На все домашние праздники и на все наши дни рождения он обязательно привозил домой огромный кусок мяса. Вот с тех пор как-то и отложилось. Уже когда я вышла замуж за Вову (Владимира Крайнева), к нам в дом первого января обязательно приходил Славка Зайцев. В белоснежном каком-то шарфе, который летел за ним, как за Айседорой Дункан, весь такой надушенный, красивый. Мы всегда его ждали. На этот день у меня всегда был наварен суп из белых грибов, пятилитровая кастрюля. Все друзья знали об этом и приходили специально «на грибной суп». И, конечно, был салат. Считаю, что у меня самый вкусный «оливье» в Москве. - Поделитесь секретом? - Никакого секрета нет. Просто нужно много яиц - в два, в три раза больше, чем обычно кладут в этот салат - и много маринованных огурчиков, которые предварительно должны обсушиться в бумажной салфетке от излишней влаги. И очень кисленькое яблочко. И курица. И хороший домашний майонез. - Для артистов вы, помню, и вне праздников постоянно устраивали какие-то вечеринки, несмотря на то, что жили не в самых роскошных отелях. Зачем? - Просто все работали очень тяжело. И была договоренность: пока идет работа, никто не выпивает. Зато в выходной мы устраивали себе «пати». Повод собраться был всегда: 28 человек, 28 дней рождения, правильно? Когда театр поехал на гастроли в Австралию и Новую Зеландию, мы стали приобщаться к совершенно новой для нас культуре. Там совершенно сумасшедшие пляжи. Море уходит в песок, а песок уходит в деревья. И через каждые 50-100 метров зоны для барбекю. До той поездки, например, я вообще не знала, что бывает такая баранина, которую можно прямо мазать на хлеб, настолько она мягкая. У нас в стране тогда была страшная голодуха. Моя свекровь, которая прошла войну, примерно тогда же поехала вместе с моим мужем Вовой (Крайневым) в Германию. Зашла первый раз в супермаркет – и заплакала. А я из Австралии присылала своей маме фотографии, которые делала в продуктовых магазинах. Но мама всегда к таким вещам относилась равнодушно. Говорила, что нет войны – и уже хорошо. Вот так мы и жили. В театре у нас все строилось на полном доверии. Никто никогда не напивался, хотя можно было пить, сколько угодно – никакого контроля не существовало. - Мне рассказывали историю, как один наш олимпийский чемпион однажды загулял в ходе новогодних гастролей так, что, вернувшись в отель, не сумел найти вход в здание. Просидел несколько часов на крыльце, схлопотал отит. Потом долго не мог кататься. - Я вот слушаю вас и думаю, не мой ли это? Нет, не мой. Хотя я один раз под Новый год Андрея Букина всю ночь ждала - в Томске. Мы с ним там дотренировались до того, что он упал на борт и сказал: «Бросьте меня, видите же, что я не выдерживаю таких нагрузок. Только подведу вас». И пропал. Я поднялась в свой номер на пятом этаже, села в раскрытом окне на подоконник, ноги наружу свесила. Сижу, жду, глазами поезда провожаю. Андрей появился на рассвете. Когда увидел меня в окне, руками за голову схватился, побежал в гостиницу, как сумасшедший. Очень, думаю, за меня испугался. - А что вы? - Слезла с подоконника и спать легла. - Когда начала складываться ваша знаменитая елочная коллекция игрушечных фигуристов? - Первую игрушку на коньках откуда-то привез папа. Не думаю, что сам ее купил – он никогда не ходил в магазины. Значит, кто-то ему ее подарил. Была игрушка на хоккейных коньках и на фигурных. А елка со мной из Америки приехала - стоит на даче у меня. Сейчас в Новый год будет опять расцветать, все с теми же игрушками-фигуристами. Их уже больше стало, потому что постоянно дарят новые. Думаю, что я завещаю кому-нибудь, эту елку. И все фигурки вместе с ней. - Помню, как вся ваша группа наряжала «фигурную» елку в Симсбери, где вы готовили к Олимпийским играм Алексея Ягудина. - Как раз в Симсбери я однажды провела самую замечательную новогоднюю ночь в своей жизни. В моем доме уже после Игр в Солт-Лейк-Сити жили Елена Грушина, Руслан Гончаров, Света Куликова, Виталий Новиков, Майя Усова, Ягудин, Андрей Грязев. У нас тогда никакого другого выхода не было, кроме как жить всем вместе – на отдельное жилье не было средств. Я вставала первая, начинала готовить завтрак, и по тому, кто как спускается со второго этажа вниз, уже понимала, кто в каком настроении проснулся и как будет в этот день работать. Чужие настроения ведь всегда ловишь, когда живешь бок о бок в большой компании. Если я чувствовала, что обстановка в доме начинает как-то накаляться – иногда вслух им всем говорила: «Вы уж меня извините пожалуйста за присутствие - я тут у вас комнату арендую, вместе с туалетом». - Готовили на всех тоже вы? - Да. Надо же было правильно это делать? Я сама определяла меню. Варила всегда два бульона – в пяти или шестилитровых кастрюлях. Один - мясной, который ставился в 12 часов ночи, заправлялся овощами и кореньями и стоял на плите до утра, второй овощной – девочкам. Запекала буженину. У нас всегда были фрукты, разное мясо, рыба. Питались не хуже, чем сейчас элитных спортсменов кормят в Новогорске. Главная проблема заключалась в том, что у нас не было денег. Зарабатывала только я и немножко – Леша. Остальные такой возможности не имели в принципе. Когда эта возможность появилась, я разрешала каждому из спортсменов поработать два часа в неделю. Максимум – три, и то, если это было перед выходным днем. Остальное время мои спортсмены должны были заниматься собой, восстанавливаться, готовиться к тренировкам. А в тот Новый год все вдруг куда-то уехали – разбрелись по гостям. Помню, часов в десять вечера я закончила ставить какие-то очередные программы, закрыла каток на ключ – у меня он был свой, и в одиночестве поехала домой на машине. По дороге остановилась возле круглосуточного магазина «Стоппер Шоп», купила две упаковки малины, две упаковки ежевики, клубнику. И мое любимое мороженое «Ром Райзен». Дома разложила свой любимый диван возле елки, включила русское телевидение, выложила фрукты и мороженое в огромную хрустальную конфетницу, взяла ложку с длинной ручкой. И лежа на диване, я поняла, что такое абсолютное счастье. Тишина в доме, никто не орет, по клавишам компьютера никто не стучит, ни одного матерного слова эхом по дому не гуляет, елочка огоньками светится. И вдруг - звонок Ягудина: «Татьяна Анатольевна, вы что, в доме совсем одна? Там же волки вокруг бегают! Я сейчас за вами приеду». А я ему уже совершенно расслабленно отвечаю: - Леша, я вас очень прошу меня не беспокоить. Выходить наружу я не буду, дверь тоже до утра никому открывать не стану. Единственный подарок, который вы все можете для меня сделать – не напиться и не попасть в полицию, чтобы мне не пришлось проводить новогоднюю ночь в полицейском участке, вызволяя вас оттуда. И повесила трубку. Утром проснулась, на этом же диване, с пустой вазой в обнимку и с работающим телевизором. - Это какой год-то был? - Я года не запоминаю. Зачем знать года, когда живешь по четырехлетиям? Один олимпийский цикл отыграли, второй, третий… А там и четвертый уже… Чисел тоже не знаешь: понедельник, вторник, среда – полувыходной, четверг, пятница, суббота – одна тренировка. Может быть, две. Кросс, баня, воскресенье – выходной. А в понедельник все по новой. - Как же вы успели при таком графике научиться водить машину? - Сначала меня учил Юра Рост, здесь в Москве. Довольно неуспешно, правда. Я практиковалась в вождении в Лужниках, передвигаясь по аллеям с черепашьей скоростью, и на меня в один из дней наехал в дымину пьяный человек на мотоцикле с коляской. Выехал откуда-то из-за кустов, проехал по моей машине, перевернулся, потом летел по воздуху целую вечность. Еще и ногу себе сломал. Но попросил, чтобы я не вызывала милицию. Я, конечно, была в шоке. Даже в больнице его потом навещала. Свою машину отремонтировала, но за руль больше не села ни разу. А в Америке пришлось садиться – в пятьдесят лет. Учил меня Илья Кулик. Выглядело это примерно так: «Здесь раз-два. Тут три–четыре. Запомнили? Можете садиться и ехать. Жду вас на катке». Сел в свою машину и умчался. Вот я и поехала следом. Машина была старая-старая, барахло совсем. И я не знала, где включаются щетки. Не успела тронуться с места, начался дикий ливень. Я остановилась где-то на горе посреди леса и заплакала. Плачу и думаю: жалко, что я тут так погибну. Даже не смогу с мамой напоследок поговорить. А потом дождь закончился, и я как-то добралась до катка. - Почему-то вспомнилось, что Кулик, когда вы с ним жили и тренировались в Мальборо, не ел то ли курицу, то ли солянку, и постоянно капризничал. - Я Илюше варила китайский суп. Берешь курицу, но без кожи, варишь ее, потом вынимаешь из бульона, разбираешь мясо на волокна, добавляешь кинзу, кукурузу… С Куликом я вообще изощрялась на кухне изо всех сил. Никак не могла его накормить. Илья тратил очень много энергии на тренировках и очень много ел поначалу, поскольку рос. Я покупала ему вырезку по 40 долларов за килограмм, и он всю ее съедал. Сейчас я нередко о том периоде вспоминаю, когда вижу, как Илья катается. Он роскошный. Как божественно он катался на моем юбилее! Не всегда даже понимаю, как ему удается столько лет держать себя в такой сумасшедшей форме. - Вы же расстались с ним ужасно – на следующий день после его победы в Нагано. - До сих пор жалею, что не заставила его тогда остаться. Но так сложилось. Так решила мама – возможно, испугалась, что Илья, после того, как выиграл Олимпиаду, поедет на чемпионат мира и проиграет. Многие фигуристы уходят из спорта, когда наработались до такой степени, что в ушах булькает от этой работы. А Кулик не использовал себя, не реализовал полностью в спорте. «Добирал» уже когда ушел в профессионалы. Недавно признался мне: мол, никогда не думал, Татьяна Анатольевна, что буду каждый день вас вспоминать. Каждый день, говорит, мысленно с вами разговариваю, как будто через ваши глаза на себя смотрю. Даже не подозревал, что бывает такая связь с педагогом. У нас очень хорошие отношения сейчас. Время все лечит... - Помню, как в Мальборо вы сказали, что главное на новом месте – сразу основательно обустроиться. - Раз уж у меня не было возможность жить в своей стране, я хотела жить так, как привыкла. Чтобы у меня было красиво, уютно, чтобы на стенах висели эскизы. После того, как мы уехали из Мальборо, я купила себе маленький домик в Нью-Джерси – в рассрочку, на тридцать лет. Обустроила его, как игрушку – вплоть до письменного столика. Но даже не пожила в нем - была вынуждена продать. - Почему? - Потому что в Нью-Джерси у нас было только восемь часов льда. И время для тренировок нам дали не слишком удобное. Вот Коля Морозов и принялся меня уговаривать: ну давайте поедем в Коннектикут, Татьяна Анатольевна! Вы же легкая на подъем. А там целых 12 часов льда. Каждый день! - И вы даже не колебались? - Мне уже очень много лет, а ума, видимо, недостаточно для этих лет. Поэтому недолго думая собралась и поехала. Взяла с собой в Симсбери Леонида Моисеевича Райцина, купила матрасы, бросила их в пустом доме на пол. Купила подушки, бросила их на эти матрасы. Купила одеяла. Два стула у нас еще было. У меня даже фотография есть - сидит Натэлла Абдуллаева на полу, опершись на стену, и рисует костюмы для Ягудина. Все лето так прожили, но зато нам действительно дали на катке 12 часов льда. А иногда даже набиралось 14. - Где вы сейчас отмечаете Новый год? - Очень долго отмечала в Ганновере, пока был жив муж. Единственный раз уехала оттуда в Москву, когда заболела сестра Галя. Мы тогда вместе елку нарядили - мама, Галя и я. Сейчас родных людей почти не осталось. Не так давно я потеряла двух самых близких подруг. Когда это произошло, думала, что больше никогда вообще не стану справлять Новые года. - Неужели никогда не хочется сесть под елку, загадать что-нибудь особенное и верить, что оно сбудется? - Я даже в олимпийские Новые года никогда ничего не загадывала. Просто некогда, наверное, было об этом подумать. - Может быть, сейчас этим пора заняться? - Ну, если уж не делала никогда, что сейчас об этом говорить? Не знаю. Как-то быстро жизнь прошла. Я люблю работать и всегда была готова работать. Вот и сейчас много занимаюсь музыкой, словно готовлюсь ставить какую-нибудь программу. И не столь важно, что не ставлю ее. - А тяжело удержаться от критики в адрес других постановщиков, когда видите, что программа поставлена плохо? - Да, тяжело. Но это… Я не хочу на эту тему говорить. Все мои заболевания – наверное, лишь следствие того, что уже много лет я занимаюсь не тем делом, для которого родилась. Как бы ко мне ни относиться, мои программы люди помнили десятилетиями. А сейчас мне иногда даже начинает казаться, что все просто договорились не давать мне работать. Я не считаю это обидным, считаю просто неграмотным - не использовать меня по назначению. Последней моей работой была олимпийская произвольная программа, которую я поставила для Мао Асады на ее последней Олимпиаде. И Мао была бы там первой, если бы не сорвала короткую. Но это уже как бы прошло. Это уже длится так давно, что я устала на эту тему расстраиваться. Хотя если бы знала, что так будет, я бы, наверное, сразу уехала бы обратно в Америку после того, как осталась одна. - В Америку вы теперь приезжаете только в гости? - Возможно уеду сейчас - на Новый год. У меня там есть небольшая квартирка. Мама с папой оставили мне квартиру на Соколе, в которой я росла с двухлетнего возраста, но я очень быстро поняла, что не могу в ней находиться – переступаю порог и начинаю плакать. Даже разобрать родительские вещи после того, как похоронила маму, не смогла – все племянник делал. В итоге я ту квартиру продала и на эти деньги купила себе жилье на Манхэттэне. Выходишь на балкон – весь Нью-Йорк перед тобой. Пока зарабатываю, могу себе позволить за это платить. И за то, чтобы три-четыре раза в год туда приезжать. В этом году была в Нью-Йорке больше месяца: ходила на все фестивали, в галереи, на выставки. Там страшная театральная тусовка, но я люблю это. Люблю американский балет, у меня есть любимые театры. Смотрю все новые спектакли, все мюзиклы, которые выходят. Одним словом, веду такой образ жизни, как будто бы продолжаю работать… 2017 год
|
Фигурное катание - Тренеры
