Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

13 февраля во Дворце спорта на Ходынском поле пройдет удивительное ледовое шоу: лучшие фигуристы мира съехались в Москву, чтобы поздравить с 60-летним юбилеем выдающегося тренера Татьяну Анатольевну Тарасову.

За свою жизнь она выиграла со своими учениками семь золотых олимпийских медалей, причем самые первые были завоеваны Ириной Родниной и Александром Зайцевым в 1976-м, когда Тарасовой не было и тридцати.

«Золото» Алексея Ягудина, выигранное фигуристом в 2002-м в Солт-Лейк-Сити, стало последней олимпийской вехой великого тренера. Она же подвела и некую итоговую черту: за 30 лет спортсмены Тарасовой завоевали на чемпионатах мира, Европы и Олимпиадах 66 медалей. 41 из них была золотой.

О Тарасовой-тренере можно говорить бесконечно. Однако, собираясь писать о ней этот материал, я неожиданно услышала от одного совершенно потрясенного собственным (хотя и весьма поверхностным) общением с Тарасовой человека: «Напишите не о спорте. А о том, какова она за пределами катка. Вы же знакомы, если не ошибаюсь, более пятнадцати лет?»

Тренер - профессия круглосуточная. Впрочем, когда я в ранге стажера газеты «Советский спорт» познакомилась с Тарасовой, считалось, что она навсегда покончила с тренерской карьерой. В конце 80-х, после победы на Играх-1988 в Калгари Натальи Бестемьяновой и Андрея Букина, она ушла из любительского спорта, создала профессиональный театр «Все звезды» и уехала с ним на гастроли в США. И вот в 1990-м случилось ЧП: несколько спортсменов тарасовской труппы решили остаться в Америке, сбежав из отеля в последнюю ночь перед отъездом. Естественно, руководство «Советского спорта» тут же затребовало подробностей, поручив мне позвонить Тарасовой домой.

Разговор получился вполне милым, и это незамедлительно вселило в меня уверенность, что общаться с великими и делать с ними интервью - плевое дело.

Некоторое время спустя, дождавшись очередного приезда Тарасовой в Москву, я безо всяких редакционных заданий нахально напросилась к ней в гости в генеральский дом у станции метро «Сокол», лелея надежду самостоятельно сделать большой материал и таким образом обратить на себя внимание явно недооценивавших мои способности коллег.

Хозяйка выглядела царственно-утомленной. Усадила меня за массивный, красного дерева стол в гостиной, сверкающей хрусталем и мебельной полировкой, села напротив, бросив мимолетный взгляд на диктофон. Время пошло.

- Вам не скучно заниматься тем, что вы сейчас делаете? - с места в карьер начала я. - Ведь по сравнению с большим спортом ваш театр - это какая-то второсортная самодеятельность вышедших в тираж звезд...

Тарасова даже не показала, что возмущена или ошарашена моим хамством. Она лишь подняла на меня тяжелый взгляд.

- Вы видели хоть один наш спектакль?

- Пока нет, но...

Собеседница медленно вытянула унизанную кольцами и браслетами руку по направлению к входной двери и, не меняясь в лице, хорошо поставленным голосом произнесла:

С пятого этажа (о том, чтобы дожидаться лифта под гневным тарасовским взглядом на лестничной площадке, не могло быть и речи) я скатилась стремительно. Короткое словечко преследовало меня в ночных кошмарах и на редакционных дежурствах. Я утешала себя лишь тем, что больше никогда и ни за что не подойду к Тарасовой на выстрел. Благо в большом спорте она, на мое счастье, больше не появится. Но ошиблась. Три года спустя мы столкнулись на трибуне московских «Сокольников».

Я ее не узнала. Тарасова похудела килограммов на тридцать, поменяла макияж, стиль одежды. Некие смутно-тревожные ассоциации вызывала лишь манера держаться.

- Кто это? - вполголоса спросила я Елену Чайковскую, с которой на тот момент мы уже были неплохо знакомы.

Чайковская вытаращилась на меня в недоумении.

- Ну ты даешь! Это же Таня Тарасова...

Выскочив, красная от стыда, на лестницу, я, как воришка, стала пробираться в направлении выхода на улицу, с каждым шагом все отчетливее понимая, что это не выход. Может быть - шанс.

Именно в этот момент из противоположной двери холла появилась Тарасова и, не глядя по сторонам, направилась в сторону раздевалок.

Я решительно двинулась следом:

- Татьяна Анатольевна!

Ответный взгляд тренера был выжидательным. Она остановилась, не произнеся ни слова.

- Вы помните наше неудачное интервью три года назад?

- У меня к вам большая просьба. Дайте мне вторую попытку.

Повисла пауза. Тарасова продолжала молча меня разглядывать. Наконец произнесла:

- Приезжайте завтра к десяти утра на «Кристалл». Я там репетирую. С театром.

Тарасовская любимая фраза - работать «на разрыв аорты» - впервые материализовалась в моих глазах именно там, на «Кристалле». Возможно, сыграло роль то, что я сама выросла в тренерской семье, где достижение результата во всем, чем бы ни приходилось заниматься, всегда ставили во главу угла и с детства приучали детей и учеников: в большом спорте не бывает мелочей. Хотя, признаться, приехав в какой-то легкой одежде на каток и намереваясь тихо отсидеть репетицию где-нибудь в уголке, я совсем не ожидала, что Тарасова, мгновенно окинув меня цепким взглядом и чисто по-тренерски перейдя на «ты», вдруг скажет: «Иди сюда! Быстро одевайся! А то замерзнешь». И всучит мне чьи-то запасные рейтузы, лыжные штаны, сапоги-луноходы, дополнительный свитер и шапку.

Вряд ли это можно было считать заботой в привычном понимании слова. Скорее сугубо утилитарным действием: пока не началась репетиция, исключить любую ситуацию (в данном случае - замерзающего на лавке человека), которая может этой репетиции помешать. Отнять время.

Отношению к работе я училась именно тогда - у нее. Поняла раз и навсегда, что чужой труд - не важно, нравится он тебе или нет - заслуживает ничуть не меньшего уважения, чем твой собственный. Слово «уважительно» - тоже из лексикона Тарасовой, обладающей к тому же совершенно потрясающим качеством - умением признать чужой успех и по достоинству оценить его.

Она много чем удивляла. К моменту нашего знакомства я была наслышана, например, о том, что в бытность Тарасовой тренером Ирины Моисеевой и Андрея Миненкова отношения между ней и ее собственным бывшим наставником Еленой Чайковской были далеко не безоблачными. Иногда - отчаянно конфликтными, способными навсегда сделать людей врагами. И была в очередной раз потрясена, услышав от Тарасовой на этот счет: «Между нами могут быть любые противоречия. Но Лена - мой учитель. А учителей полагается чтить всю жизнь».

В то время я отчаянно боялась, что даже такое вот эпизодическое сближение с Тарасовой рано или поздно создаст мне чудовищные проблемы в работе. Что наверняка настанет момент, когда наши взгляды (ее - на льду и мои - высказанные в газете) начнут расходиться, и все это закончится нашим необратимым разрывом. Тем более что печальный опыт в отношениях с некоторыми другими тренерами у меня к тому времени уже был. Не знаю, помнит ли об этом Тарасова, но однажды, прочитав какой-то не очень приятный для себя репортаж, она вдруг сказала: «Ты имеешь полное право оценивать мою работу так, как считаешь нужным. Это твоя профессия».

За те слова я благодарна Тарасовой до сих пор.

В домашней обстановке я впервые по-настоящему наблюдала Тарасову в американском Мальборо, где она, вернувшись в любительский спорт, готовила к Играм в Нагано Илью Кулика. В ее доме жили Марина Климова и Сергей Пономаренко, из Нью-Йорка то и дело наезжали друзья, по соседству обитала семья замечательного тренера Эдуарда Плинера, трижды в день из дома напротив приходил столоваться Кулик. Готовили по очереди, убирали тоже. Всепоглощающая забота Тарасовой по отношению к Кулику (именно он был тогда центром ее вселенной) удивительным образом сочеталась с железобетонной жесткостью тренера в отношении работы и режима. В один из вечеров я вытащила Кулика на интервью, которое затянулось на полтора часа. В разгар беседы в комнате появилась разгневанная Тарасова: «Ты говорила, что на интервью тебе нужно 30 минут. Илья, немедленно спать! Немедленно!»

Желание не попадаться тренеру на глаза преследовало меня все последующие сутки. Кулика, как мне показалось, тоже. Он был непривычно тих, покладист и даже почти ничего не ел за обедом - убежал отдыхать. Вечером следующего дня Тарасова уехала в Нью-Йорк на телевизионное интервью. В час ночи раздался звонок: «Извини, что поздно. Но я заметила, что ты никогда не ложишься раньше двух. Илюшка сегодня солянку есть не стал. Будь добра, достань из холодильника курицу - бульон ему сварить...»

Тот кратковременный визит стал для меня еще одним уроком, суть которого была проста: «Можешь помочь - помоги. Но ни в коем случае не мешай, не создавай проблем. Потому что путь к достижению цели расписан по минутам».

Пятью годами позже я точно так же оказалась в другом тарасовском доме - в Симсбери. Там жили уже другие спортсмены и точно так же в воздухе витала забота, а непрерывный поток самой разнообразной информации исподволь ложился на мозги.

«В бульон помимо луковицы нужно обязательно добавлять сырой помидор. Он забирает из мяса все ненужное. Рыбу мы сегодня готовим так: немного оливкового масла, немного лимонного сока - через пять минут можно снимать с огня. Виталик, ты что там отгребаешь с тарелки? Если бы у меня было время, я бы подробно рассказала, почему сейчас тебе нужно есть именно это, чтобы нормально тренироваться. Но времени у меня нет. Поэтому, будь добр, поверь мне на слово. Быстро все съел - и отдыхать!»

Я долго не могла понять, почему многие из тарасовских спортсменов, которых тренер до такой степени окружает собой, стараясь предусмотреть каждый шаг и выполнить любой каприз, резко рвут отношения, как только работа завершена. Хотя ничего удивительного, наверное, в этом нет. Круглосуточный контроль и вынужденная необходимость ежеминутно соответствовать максимально высоким требованиям утомляют психику гораздо больше, чем любые, даже самые тяжелые, тренировки.

Иногда, правда, случалось иначе: люди, привыкшие чувствовать себя самыми любимыми и единственными, искренне не понимали, почему тренер вдруг теряет к ним интерес, когда результат достигнут. Так было много раз. И в спорте, и в театре. Но однажды, когда я (как мне показалось - корректно и издалека) затронула эту тему в разговоре, Тарасова сразу поняла, о чем речь, и резко оборвала: «Я не нянька! Я даю им профессию на всю жизнь. Стараюсь научить тому, что умею. Но идти по этой жизни дальше они должны сами».

Четыре года Тарасовой после олимпийской победы Алексея Ягудина оказались не самыми удачными. В 2003-м от нее ушла Саша Коэн. Через год - всего за два месяца до Игр-2006 - она сама отказалась от работы с японкой Шизукой Аракавой. Внешне все происходило легко и без надрыва. Но в Турине, когда Аракава стала чемпионкой и сразу после награждения в окружении высоких спортивных чиновников Японии неожиданно подошла к Тарасовой - поблагодарить, та, искренне поздравив некогда свою подопечную, вдруг с горечью сказала мне:

- Я уже не могла продолжать с ней работать. Видимо, во мне закончилось терпение. А без этого качества работать тренером бессмысленно. Результата не будет. Что ж, видимо, именно так мне было суждено заплатить за все предыдущие успехи. Это больно...

Должность консультанта сборной России, как мне показалось, изначально предназначалась Тарасовой как некий «утешительный приз» за былые заслуги. И не подразумевала никакой конкретной работы. Однако Тарасова - еще до Игр в Турине - окунулась в нее с головой. Такого потока благодарных слов в ее адрес от самых разных людей я не слышала никогда за все то время, что тренер сама стояла у борта с собственными учениками. Вспоминая о победе в Турине Татьяны Навки и Романа Костомарова, их тренер Александр Жулин там же сказал:

- Я сам попросил Тарасову помочь нам и, честно говоря, был потрясен. Она за считаное количество тренировок внесла в программы ребят столько души, столько внутренней силы, что у меня просто не укладывалось в голове, что такое вообще возможно. Татьяна, безусловно, великий тренер. Гениальный.

...Я неоднократно убеждалась, что личность Тарасовой накладывает на людей чрезвычайно сильный отпечаток, даже когда пересечение с ней носит достаточно мимолетный характер. Слишком сильные чувства она вызывает у окружающих. Я и сама не исключение. Иногда мне очень нравится ее работа, иногда - вызывает неприятие или оставляет равнодушной, но точно знаю: какие бы разногласия между нами ни происходили в дальнейшем, это никогда не сможет поколебать моего к ней отношения. Как и огромной благодарности за возможность непрерывно учиться, даже просто наблюдая за Тарасовой со стороны.