|
|
|
|
|
|||
В 1988-м, после победы на Олимпийских играх в Калгари Натальи Бестемьяновой и Андрея Букина, насмерть переругавшись со спортивным начальством, Тарасова уходила из спорта. Уходила по-тарасовски: раз и навсегда. И с головой окунулась в работу со своим театром на льду, созданном ею за четыре года до этого. Чуть позже, в разговоре, я жутко обидела ее, предположив вслух, что спорт - это спорт, а ледовый балет для великого тренера - нечто вроде утешительного заезда у велосипедистов. Обидела нечаянно и глупо. Просто никак не могла найти слова, чтобы выразить, что в моем понимании Татьяна Тарасова - человек в фигурном катании уникальный и незаменимый. И лишний раз убедилась я в этом, когда Тарасова, на время вернувшись в спорт (все-таки вернувшись!), увозила в олимпийский Альбервилль всеми списанных Марину Климову и Сергея Пономаренко, а привезла их оттуда олимпийскими чемпионами… - Татьяна Анатольевна, вы когда-нибудь задумывались о том, почему за год до Олимпийских игр Марина с Сергеем пришли именно к вам? - Наверное, в первую очередь, за квалифицированной помощью. Помощью человека, который достаточно хорошо зарекомендовал себя с профессиональной точки зрения. Профессионал в моем понимании - не только тот, кто хорошо учит элементам и умеет выстроить программу. Он учит выигрывать, учит готовиться к старту. Да просто досконально знает свою профессию. - Я помню выступление Климовой и Пономаренко в Альбервилле и, честно говоря, была просто потрясена тем, насколько другими они стали. - Я и учу другому. В таком возрасте и на такой степени мастерства и надо учиться другому. - Скажите, а для вас была разница в ощущениях, переживаниях, когда вы готовили фигуристов, в которых вложили всю свою жизнь и силы, или тех, кто просто обратился за временной помощью, как этот сделали Климова и Пономаренко? - С Мариной и Сергеем у нас произошло какое-то удивительное слияние. До того, как мы стали работать вместе, я почти не знала их как людей. Для меня они были только талантливыми, но, к сожалению, мало раскрытыми фигуристами. И это было одной из причин, по которой я согласилась с ними работать. Но в один прекрасный день вдруг почувствовала, что воспринимаю их как глубоко своих. Поверьте, это - отнюдь не нахальство. Я до сих пор испытываю гордость, когда смотрю, какими они стали, какой у них репертуар, как их принимают зрители. Мы же в прошлом году выиграли профессиональный чемпионат мира. Причем абсолютно все оценки были 10,0. Такого на чемпионатах просто никогда не бывало! И меня не покидает ощущение, что с ними я прожила очень большую жизнь. - Это вы говорите сейчас. А о чем думали тогда, в Альбервилле, когда ваша совместная работа исчислялась несколькими месяцами? - Была потрясена каким-то совершенно особым ощущением победы. Ведь всю свою предыдущую тренерскую жизнь я вела людей наверх, как по ступенькам, никогда не пытаясь какую-то из них перепрыгнуть. В случае с Климовой и Пономаренко мне пришлось отыгрываться. А я никогда в жизни не отыгрывалась! - Это было неприятно - или интересно? - Безумно интересно. Я вдруг почувствовала страшный азарт. А позже появилась уверенность: я это сделаю. Причем появилась она от самих ребят. Они так самозабвенно тренировались… Удивительно, но за все время работы у нас ни разу не возникало сколько-нибудь серьезных разногласий. - Вы произнесли очень хорошее слово - «азарт». Но не считаете ли, что спорт все-таки дает больше пространства для его приложения, нежели театр? - Совершенно не так. У меня в этом году были полугодовые гастроли в Великобритании - с премьерой в Лондоне, - посвященные столетию со дня смерти Петра Ильича Чайковского, - балет-феерия «Спящая красавица». В театре судят совершенно по иным меркам, нежели в спорте. Была другая, но очень серьезная ответственность - перед музыкой, перед композитором, перед Мариусом Петипа, который сто лет назад ставил этот спектакль. Это вообще были совершенно иные ощущения, иное волнение, но я волновалась так, как никогда не волновалась в спорте. Потому что до меня такими постановками на льду не занимался никто. До всего нам с моими помощниками, с артистами предстояло дойти самим. И вы не представляете, какой охватывает азарт, когда после всей черновой работы вдруг видишь - получается! И именно театр, которому в этом году исполняется уже 10 лет, сейчас для меня главное. - В таком случае, что явилось причиной того, что вы согласились вернуться в спорт еще раз? Я имею в виду вашу работу с Катей Гордеевой и Сергеем Гриньковым? - Раз они пришли ко мне и попросили помочь, то я считаю, что просто не имею права не сделать этого. Как бы ни была занята. Хотя, по существу, помогала им до сих пор совсем мало. Меня потрясло то, что за тот короткий срок, который Катя и Сергей провели в профессиональном спорте, они очень многому научились сами. И то, что они захотели вернуться, чтобы побеждать, и во имя этого заставили себя вновь преодолевать совершенно нечеловеческие нагрузки, восхищает меня как тренера. Я, может быть, даже не ожидала этого от них. Знаете, когда я работала в спорте, то очень часто сталкивалась с тем, что спортсмен не дотягивается в своем мышлении до уровня тренера. Но Катя с Сережей потрясающе самостоятельны внутренне. Они не боятся выступать, не боятся лишний раз показываться на зрителях. У людей с таким внутренним запасом прочности просто должно быть все в порядке. - Кстати, когда Гордеева и Гриньков объявили о том, что в качестве консультанта с ними будете работать вы, они, как в свое время Климова и Пономаренко, не скрывали того, что рассчитывают на ваш авторитет, даже, может быть, на ваше влияние на судей. Оно есть - это влияние? - Мне кажется, что судьи достаточно уважительно относятся к тому, что я делаю. Во всяком случае, следят за моими работами, ждут их, как ждут их все те, кто остался в фигурном катании. - Я бы сформулировала немного по-другому: раз на горизонте появилась Тарасова, значит, остальным следует ждать неприятностей. - Я просто всегда хочу быть лучше. И мои спортсмены всегда знали, что если хотят быть первыми, то прежде всего должны быть лучше. Я помню случай, когда на соревнованиях в Женеве мы с Наташей Бестемьяновой и Андреем Букиным почувствовали, что можем проиграть. Наташа пришла ко мне вечером, накануне старта, и спрашивает: «Что делать?» Тогда я сказала, что бывают моменты, когда надо выходить и кататься так, как никогда в жизни, чего бы это ни стоило. Так, как, может быть, ты и не умел никогда. И, знаете, что самое интересное? - Что они именно так и откатались? - Да. Это была «Рапсодия» Паганини. И никогда - ни до, ни после - Наташа с Андреем не катались так здорово. Это был шедевр, который просто-таки заставил судей поставить их на первое место. То же самое произошло и в Альбервилле - в случае с Климовой и Пономаренко. - А если бы они не выиграли? Это стало бы для вас трагедией? - Я с самого начала работы с ними отдавала себе отчет в том, что у них есть шанс. Один из ста, но есть. Самая большая сложность заключалась в том, что Марина с Сергеем накануне Олимпиады проиграли чемпионат мира, причем проиграли французской паре. А в истории ИСУ никогда еще не было случая, чтобы в танцах проигравшая пара возвратилась на прежние позиции. И, кстати, победа Марины и Сергея стала темой отдельного послеолимпийского заседания ИСУ. Но тогда я знала только то, что само по себе на таком высоком уровне непросто. И даже в самом худшем случае остались бы вторыми. - Я всегда считала вас тренером, которого интересует только первое место. - Ну, если честно, второе я не люблю. Мой папа - выдающийся тренер современности - всегда говорил, что второе место - это позор. Я не была так категорична, но считала, что если работаю с выдающимися людьми, коими являлись все мои ученики, включая Климову и Пономаренко, то не имею права ориентироваться на какое-то место, кроме первого. Я была обязана умножить их возможности, а не просто пользоваться их талантом. - А любимые ученики у вас были? - Я любила всех. Со всеми работала с удовольствием. И абсолютно точно знаю, что все мои ученики были счастливы в той атмосфере, которую мне удавалось создавать, что бы обо мне ни говорили сейчас те, кто позже, по каким-то причинам, от меня уходил. - Честно говоря, я до сих пор не могу понять, почему от вас ушли Ирина Моисеева и Андрей Миненков. - Я ведь сама их отдала. В какой-то момент мне показалось, что я с ними как тренер просто не справлюсь. И мы решили, что Мила Пахомова, которая к тому времени оставила спорт, сможет им дать то, чего не могу я. - Неужели, сознавая это, вы не испытывали боли, обиды? - Конечно, испытывала. Я плакала так, как не плакала никогда в жизни. Это же были мои первые ученики, с которыми как педагог выросла я сама. Я долго не могла принять решения, чувствовала в глубине души, что должна так поступить, но все во мне сопротивлялось этому. А когда отдала, то вдруг увидела в глазах Иры и Андрея недоумение ребенка, который не понимает, почему его бросила мать. И почувствовала, что вряд ли когда смогу себе это простить. Хотя эта взаимная боль уже давно прошла, и Ира с Андреем по-прежнему бывают у меня в доме. - А существует ли для вас, при вашем кочевом образе жизни и при таком же образе жизни вашего мужа - знаменитого пианиста Владимира Крайнева, само понятие - «дом»? - Конечно, существует. У нас есть очень близкие друзья, крепкая семья - этакий тарасовско-крайневский клан. И хранители очага в этом доме - наши мамы. Это же такое счастье, когда, несмотря ни на что, можешь чувствовать себя в доме ребенком! И так хочется, чтобы это продолжалось как можно дольше… - А если бы вам представилась возможность вернуть какую-то часть своей жизни? - Зачем? Я безумно интересно прожила все свои годы, никогда ни к чему не приспосабливалась и абсолютно ни о чем не жалею. - Даже о тех временах, когда был полный расцвет фигурного катания и люди-легенды: Тарасова, Чайковская, Жук… - Но это же было! Жук, Москвина, Москвин… Мы собирали полный зал, и люди приходили смотреть на нас. А сейчас зал собираю я одна. Для меня никогда не было ничего ужаснее, чем смотреть во время соревнований на пустые трибуны. Но они сейчас пустые. А у меня в прошлом году, в Петербурге был аншлаг. Я уже не говорю о гастролях за границей, где нам постоянно устраивают стоячие овации. И я очень этим горжусь. - При вашей занятости у вас наверняка должна быть какая-то мечта, на исполнение которой постоянно не хватает времени. - Я хочу каждый день ходить в театр, чего у меня не получается категорически. Вечером я - мертвая от своего театра. Хоть и успеваю справиться с какими-то домашними делами, но не успеваю много читать. Очень надеюсь, что закончится этот сумасшедший сезон… - …и начнется не менее сумасшедший следующий? - Скорее всего, да. Но я все равно буду стараться выкроить какое-то время для себя. И, может быть, научусь водить машину. - Вы не умеете?! - Я жутко нервничаю за рулем и, как результат, очень неуверенно себя чувствую. - Никогда бы не подумала. Столько лет наблюдая вашу непоколебимую уверенность, неизменное спокойствие… - Это маска. Имидж, если хотите. - Как же вы решились его изменить? Похудели-то… килограммов на двадцать? - На двадцать три. И страшно боюсь снова набрать вес. Хотя меня действительно перестали узнавать знакомые. К тому же я еще бросила курить, а ведь курила 30 лет. Это - действительно тяжело. - Вы - героическая женщина! - Героизм здесь ни при чем. Скорее, необходимость. Я просто почувствовала, что мне становится очень тяжело проводить весь день на ногах. Не курю же всего полтора месяца. И то склонна считать, что причиной тому не сила воли, а больное горло, которое никак не пройдет. И вообще я только сейчас поняла, что когда человек отказывается от какой-то из своих привычек, то делает это, как правило, не от хорошей жизни. Это же здорово - когда можешь пить, курить и при этом работать как лошадь! 1993 год
|
Фигурное катание - Тренеры
