Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Несмотря на то, что в прошлом сезоне Софья Самоделкина почти полностью исчезла из поля зрения, она на текущий момент едва ли не самая интригующая одиночница мира. Не выступает в соревнованиях в ожидании допуска к международным стартам под флагом Казахстана, но держит прекрасную форму, восстановила четверной сальхов и тройной аксель. Показать два таких прыжка в одной программе на данный момент не способна ни одна из взрослых фигуристок мира.

Мы встретились на репетиции новогоднего шоу-спектакля «Русалочка»

— Знаю, что вы не слишком рвались кататься в шоу, когда тренировалась у Светланы Соколовской. Было такое?

— Не совсем чтобы не хотела, просто была настроена на то, чтобы уделять больше времени именно тренировкам. Да и выступала не слишком часто — только у Ильи Авербуха. У Плющенко шоу совсем другие, начиная с организации, заканчивая публикой. Тебя приветствуют даже не потому что ты — человек, который уже чего-то добился, а просто как спортсмена. Даже когда речь совсем о малышах.

— Судя по тому, как лихо вы прыгаете на репетициях тройной аксель, выступления в шоу приносят реальное удовольствие? Или аксель — это для души?

— Я всегда работала в тренировках с полной отдачей, всегда хотела кататься. То есть, не было такого, что выхожу на лёд такая: лень, тяжело, не буду сегодня ничего делать. Даже когда реально тяжело, всегда можно найти, чем заняться. Поскользить побольше, повращаться. Но в прошлом году, когда я ещё каталась в ЦСКА, у меня вообще настроения не было пробовать аксель — он физически не получался, не знаю, почему.

Я связываю это с ростом, поскольку никаких других причин даже придумать не могу. Сейчас же получилось, что всё совпало: и прыжки стали восстанавливаться, и тренеры поддерживают, и обстановка способствует. Когда на тренировках прыжки удаются, то и на шоу хочется что-то более сложное попробовать. Если получается, это неимоверно заряжает.

— Что такое прыгать тройной аксель в темноте при сценическом свете?

— Это совсем другое, не сравнить с тренировками. Всё ведь происходит очень быстро, меньше секунды, когда ты в заходе дугу делаешь, просто при сценическом свете эту дугу ты не видишь, прыгаешь на ощущениях, как ноги помнят. Первые попытки у меня не получались, возможно из-за того, что к другому освещению не успевали привыкнуть глаза. Но как только правильные ощущения вспоминаются, уже нет разницы, светло на льду, или нет.

— Ощущения ведь и подвести могут, особенно когда начинаешь расти.

— Это так. Но мне в определённом смысле проще — я очень мышечная. Понятно, что прибавка в весе сказывается в любом случае: сразу начинает что-то болеть, становится неудобно выполнять какие-то элементы, замедляется скорость, но прыжки я была способна собрать даже когда набирала вес. Не было такого, что 300 грамм прибавила – и всё рассыпалось.

Правда, когда я начала расти, часто вспоминала, как лет в 12 катала произвольную, и как-то пожаловалась Ане Тарусиной: мол, капец, как тяжело. Аня тогда смеялась: «Подожди, ты еще расти не начала, вот тогда реально будет тяжело». Тогда я вообще не восприняла те слова всерьёз, думала: фигня какая-то. А вот когда реально тело изменилось, поняла, до какой степени Аня была тогда права.

— Вес сейчас держать проще, чем год назад?

— Проще, безусловно. Но дело не только в весе. Ощущения по мере роста реально меняются сильно. Тот же тройной аксель, когда он разладился, я каждый раз делала в тренировках, как впервые в жизни. Очень долго не могла вот эту грань нащупать, когда ты взорвался в отталкивании, и всё получилось. Я не понимала, как прыгать, что надо сделать, чтобы хоть как-то почувствовать прыжок. Даже когда вдруг что-то начинало складываться, наутро приходилось всё вспоминать сначала. То есть, в моем случае, рост стал такой проблемой, что прямо жесть. Тяжело очень было.

— Вы не имеете возможности в этом сезоне выступать в соревнованиях, зато у вас образовалось огромное количество тренировочного времени. Это плюс?

— Я бы сказала, при одном большом минусе, который заключается в отсутствии каких бы то ни было стартов, появилось много маленьких плюсов. Есть время стабилизировать сложные прыжки, чтобы выходить на них не как на амбразуру, а в спокойном, уверенном режиме, зная, что этот набор я уже катала. Появилось время на то, чтобы никуда не торопясь залечить травмы. Понятно, что они никуда не деваются, какие-то недолеченные места так или иначе все равно иногда дают себя знать при нагрузках. Но одно дело постоянно принимать какие-то обезболивающие, и совсем другое — иметь возможность спокойно переждать, если случается обострение, дать себе отдохнуть.

— На мой взгляд, в сложившейся ситуации есть ещё одно преимушество: вы не просто восстановили квад-сальхов и тройной аксель, но сделали это уже на взрослом теле. Если захотите еще 10 лет выступать в соревнованиях, имея при этом более чем конкурентоспособную программу, ничто не помешает это осуществить.

— Тоже верно. Когда я начала расти и потеряла в связи с этим все свои ультра-си, я прямо весь сезон ходила грустная очень. До этого вообще не случалось, чтобы я столько времени выходила на соревнования с ощущением, что совсем пустая. Обычно, когда выходишь на соревнования, понятно, что переживаешь за элементы, но в подкорке головного мозга всё равно сидит, что ты всё это прыгаешь. Соответственно, есть определённая уверенность. А тут выходишь на тот же чемпионат России, и вообще не понимаешь, что сейчас будет.

— Сейчас уверенность начинает возвращаться?

— Даже маме недавно сказала: таких ощущений, как сейчас, у меня года полтора, наверное, не было. Когда я перешла к Светлане Владимировне, уже начинала расти. Собственно, и до этого те же четверные у меня не были особенно стабильными. Сейчас впервые за полтора года я начала прыгать тот же сальхов по пять, шесть раз подряд. В конце декабря перед тем, как у нас начались шоу, на одной из тренировок сделала 12 тройных акселей и даже не задумалась о том, что это реально много. Я настолько рада этому новому для себя ощущению, что желание кататься возрастает прямо до максимума.

— Мысль о том, что вы уже несколько месяцев ждёте релиз от российской федерации фигурного катания, а вам его не дают, угнетает сильно? Или психологически проще вообще выкинуть эту тему из головы?

— Меня, безусловно, оповещали о том, что возможен вариант при котором вообще придётся пропустить сезон. Просто сначала такая перспектива не укладывалась в голове: как это пропустить сезон? Это казалось таким ужасным, просто катастрофой. Но потом я пришла к Евгению Викторовичу, мы понемногу начали катать программы. Обычно, когда нет соревнований, ты не катаешь программы целиком. А тут я стала это делать. Как будто мысленно готовлюсь к тем турнирам, которые есть, допустим, у других девочек. Те же этапы Гран-при России. То есть, вообще не было такого, что я приходила на тренировку и не знала, что мне делать. Да и сейчас работы выше головы просто. Над прыжками, над скольжением. Вращения какие-то новые, может быть, получится придумать. Ну, то есть, очень много всего.

— Получается, нет ничего страшного в том, что нынешний сезон проходит для вас без соревнований?

— Конечно, в глубине души по-прежнему хочется выступать. Я готовилась к чемпионату Казахстана, но туда поехать не получилось. Сейчас я спокойно это воспринимаю. Поняла, что только от меня зависит, до скольких лет буду кататься.

— И до скольких же?

— Пока не могу ответить. Многие тоже ведь говорят, что намерены кататься долго, а на деле всё выходит иначе. Может, я выиграю свой первый чемпионат мира, и скажу, что больше не хочу. А может, наоборот, захочу соревноваться ещё и ещё.

— То есть, задачу выиграть чемпионат мира вы перед собой ставите?

— Это да, это хочется. Очень.

— Выступления в шоу хоть в какой-то степени компенсируют нехватку соревнований, или это другое?
Ответ. Не то, чтобы компенсируют… На соревнованиях у нас яркое освещение, и уже этот факт сильно дисциплинирует. Сценический свет, напротив, невольно ассоциируется у фигуристов с тем, что это немножко развлекательное катание, не такое серьёзное. Нет чувства, что не попал в тройку, и жизнь на этом кончилась. Но все равно тревожно, потому что понимаешь: любое падение способно испортить впечатление не только твоего собственного катания, но и работы очень многих людей.

— Считается, когда долго нет соревнований, спортсмен теряет навык выступать.

— Мы с Сашей Трусовой недавно эту тему обсуждали. Предстояло кататься в Кемерово и получилось, что целый день накануне шоу мы не спали. Сначала перелет был, плюс четыре часа разницы во времени, репетиция. Короче, откатались не лучшим образом, шлепнулись по разу. Я тогда сказала: «Саш, надо чего-то придумать, чтобы устранять мандраж».

— То есть, он всё-таки присутствует?

— Да. Особенно когда выходишь сольно, со своей программой. И понимаешь, что, как бы себя ни чувствовал, должен сделать, сделать, сделать. Вот это, конечно, сильно держит в тонусе.

— Есть шоу, которые позволяют вам катать свои программы целиком?

— Да, безусловно. В Санкт-Петербурге, на юбилее Евгения Викторовича (Плющенко — RT) он сам сказал: мол, если хочу, могу произвольную программу прокатать. Не за хочу — обрежем. И я скатала целиком. Правда, последние два прыжка немножко себе облегчила, но, в целом, семь прыжков, три вращения, дорожку, всё сделала. На открытии катка Академии Плющенко в Москве я катала короткую программу. В этом смысле право выбора есть всегда.

— Позиция Плющенко, как тренера всегда заключалась в том, что надо уметь прыгать разнообразные прыжки, потому что все они так или иначе работают друг на друга.

— Согласна. Я вообще Евгению Викторовичу сказала, как только к нему пришла, что в перспективе хочу восстановить все свои четверные. Делать не только сальхов, но и риттбергер, и тулуп, и лутц. На соревнованиях, конечно, не знаю, насколько такое возможно: при моем росте и весе о пяти четверных в одной программе думать сложно. Но восстановить все прыжки по отдельности и выложить видео — это да.

— Сейчас всё идет к тому, что в следующем сезоне вы сможете вернуться к полноценной спортивной жизни. Программы оставите прежние?

— Те, что мы поставили, очень мне нравятся. Возможно, их и продолжим отрабатывать.

— Кто занимался вашими постановками?

— Короткую ставил Никита Михайлов. А произвольную — Алена Косторная. Она же помогала мне по рисунку, по рукам, вообще по всему-всему. С дорожками много работал Дмитрий Михайлов, наш тренер.

— Когда стало известно, что Алена начала работать в вашей школе хореографом, было немало критики в её адрес. Какой она хореограф?

— В целом, считаю, Алена очень достойно справилась с задачей. Обычно программы ставят те, у кого уже есть определённый опыт. У Алёны большого опыта не было, поэтому я ей скинула музыку и просто попросила подумать, может, каких-то фишек получится накидать. Но, когда мы вышли на лёд, сразу стало понятно, что у человека всё очень хорошо с воображением. Не было такого тупежа, мол, всё, что могли, уже сделали, и не знаем, что дальше. Мы поставили одну связку, другую, и программа как бы сама пошла дальше. В этом плане Алёна реально хороший специалист, понимающий, что и зачем она делает.

— Декабрьский чемпионат России вы смотрели?

— Не плакали?

— Меня, в целом, очень тяжело до слез довести. Но переживать — переживала. Правда, не столько за себя, что не могу выступать, сколько за Алёну с Гошей Куницей.

— Знаю, что у вас вообще не было представления что делать и куда идти, когда перестали кататься у Соколовской.

— Это действительно было так. Я ведь не сама приняла решение уйти, не была готова к тому, что всё так обернётся.

— Даже предпосылок не было?

— Нет. Накануне Светлана Владимировна попросила, чтобы на каток пришла мама. Ничего необычного в этом не было, мы постоянно разговаривали насчет того же перехода. У меня в тот день была хорошая утренняя тренировка. Я прыгала четверной риттбергер. Не выпрыгивала его, просто как бы вкручивала. Потом, по-моему, даже прокатала программу. То есть, в целом, все шло неплохо. А потом нас с мамой пригласили в методический кабинет, где уже собрались все тренеры нашей группы, абсолютно все. Вот тогда я и начала понимать, что предстоит не простой разговор, что-то тут не так.

— Внутренне вы были готовы к такому развитию событий?

— Честно говоря, нет. Я и сейчас, если честно, до конца не понимаю причину. Но тогда всё выслушала, с чем-то была согласна, с чем-то — нет, но это уже не имело никакого значения. Потом все вышли из кабинета, включая маму, я осталась одна. Ну, и, конечно, давай плакать. Не от того, что меня выгнали. Просто реально не понимала, что делать дальше.

Первое, что тогда сделала, записала 10 тысяч «кружочков» Саше Трусовой. В общем, наплакалась Саше от души. И пошла собирать вещи — просто для того, чтобы чем-то себя занять. У меня было заплачено за лед, мне даже сказали: раз уж заплачено, можно еще докататься. И папа как раз тогда позвонил, спросил: «Будешь докатываться?» Я говорю: «Пап, ну, ты как себе это представляешь?»

Пока шла к выходу со своими тремя чемоданами, все наши детишки спрашивали, что случилось. И все вместе со мной плакать начинали, понимали, что, скорее всего, уже долго нигде не встретимся. У нас реально были очень хорошие отношения, очень тёплые. Ну а дома в тот день я снова с Сашей созвонилась, потому что понимала, что в одиночку просто не выдержу всего случившегося. Мы пошли гулять, и как раз тогда в ходе этой прогулки в голове щёлкнуло: у меня сезон, нет никаких ни перед кем обязательств и единственный вариант, к кому я могу пойти, это Евгений Викторович. И я точно ничего не потеряю, если напишу ему и просто задам вопрос. Скажет «нет», значит, начну искать другой вариант. То есть, мысли закончить с фигурным катанием у меня не было даже тогда.

— Плющенко сразу согласился принять вас в группу?

— Сначала мы созвонились, я сказала, что очень хочу продолжать тренироваться, Евгений Викторович со своей стороны озвучил условия.

— Финансовые?

— Нет-нет, исключительно в плане работы. Скинул расписание, сказал, в какое время я могу прийти на каток. На следующий день я приехала в Академию, и там мы уже очень обстоятельно обо всём поговорили. О травмах, которые у меня случались, о работе, о том, как и почему я ушла из ЦСКА. В тот же день я провела первую тренировку. Потом мы собрались ещё раз уже все вместе: мама, папа, я, Яна Александровна (Рудковская — RT) и Евгений Викторович. Обговорили все детали, в общем, всё-всё-всё, включая перспективу выступлений в шоу. Вот так меня и приняли в группу, благодаря чему я до сих пор тут. Надеюсь, уже до конца.