Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Исполнять четверные подкруты и выбросы сейчас бессмысленно, — считает один из ведущих российских специалистов парного катания Павел Слюсаренко. По его мнению, освоение элементов ультра-си отнимают у фигуристов слишком много времени и не компенсируются оценками. В интервью RT тренер рассказал, почему главное преимущество пермских пар долгое время не приносило должного результата, вспомнил фразу Тамары Москвиной, до предела подогревшую его профессиональные амбиции, и объяснил, какие проблемы способны создать в парном катании слишком длинные ноги.

— На протяжении многих лет пермская школа парного катания во главе с Валерием и Валентиной Тюковыми считалась главным поставщиком высококлассных фигуристов в Санкт-Петербург и Москву. Кого-то забирали парой, кого-то брали, что называется, «на запчасти» — на тот случай, если какой-то из высококлассных дуэтов вдруг распадается и нужно срочно найти замену. Чему в Перми учили так, как ни в каком другом месте?

— Когда я сам был спортсменом и начинал кататься у Тюковых, вся тренировочная работа была заточена исключительно на технику. Валерий Николаевич настолько подробно объяснял нам все движения, что даже самые сложные элементы становились абсолютно понятными. Не составляло никакого труда их сделать. Но не хватало иных ресурсов. Интересных постановок, постановщиков, которые могли бы заниматься созданием каких-то образов, хореографии. Мы вообще не слишком много всем этим занимались, если честно. 90 процентов тренировочного времени уделялось только элементам.

— Хотите сказать, это было совершенно осознанной тренерской позицией — катайся чисто, и высокое место гарантировано?

— Именно так. Лично мне потребовалось время, чтобы понять, какой большой иллюзией это было. На практике всё выходило иначе: как бы чисто ни катались пермские пары, питерские всегда оказывались выше. Так было, когда катался я сам, Сергей Славнов, Павел Лебедев, Максим Траньков, Егор Головкин — то есть, спортсмены моего поколения, которые росли, как фигуристы, на моих глазах. У нас постоянно возникали вопросы: как так? Мы всё катаем чисто, но проигрываем москвичам или питерцам даже тогда, когда соперники оказываются без того, или иного элемента. Понимание, почему так происходит, пришло позже. Когда начал работать тренером сам.

— Рискую вас обидеть, но разница между столичными и пермскими парами со стороны была видна невооруженным глазом. Ощущение, что на вас смотрят, как на провинциалов, задевало?

— В какой-то степени, да. Об этом ведь говорили в открытую, невозможно было не обращать внимания.

— Как Тюковы относились к тому, что почти все их спортсмены, достигнув какого-то определённого уровня, уезжают из Перми к другим специалистам?

— Мне кажется, они привыкли к этому, но все ровно было обидно, когда от тебя уходят спортсмены в которых вкладываешь душу. Даже сейчас Валентина Федоровна порой говорит, что воспитала огромное количество фигуристов, которые разъехались по всему миру и до сих пор очень благодарны им с Валерием Николаевичем за ту базу, которая когда-то была заложена. Поэтому в работе акцент делался совершенно на других вещах. Но этот нескончаемый поток спортсменов был в Перми всегда. Каждый год с этого конвейера сходили пары хорошего уровня, которые в юниорах всё выигрывали. И это при том, что у школы не было каких-то особенных условий. Тем более таких, как сейчас в Перми имеет наша с Егором Закроевым группа. Был один лёд во дворце спорта «Орлёнок», две тренировки, каждая из которых длилась чуть больше часа. Причём одновременно на льду каталось по 12-15 пар, включая совсем маленьких, которым надо было как-то пристроиться между взрослыми, но при этом не дай бог кому-то из них помешать. Если какие-то пары уходили, это место тут же занимали новые. Так годами всё и шло — поколение за поколением.

— Дедовщина существовала при таком количестве разновозрастных пар?

— Я такого не застал. Скорее наоборот. Старшие нас учили всему, что знали сами, мы за ними тянулись, благодаря этому быстро прогрессировали. Были естественно какие-то неписанные правила.

— Например?

— Например, «маленькая» пара не должна была выходить на лёд позже взрослой, не должна была пытаться обгонять тех, кто старше. То есть, ты вроде бы можешь это сделать, хватает и скорости, и сил, и азарта, но внутренний голос подсказывает: лучше не пробовать. В целом же у нас всегда была очень сильна атмосфера команды. Все горой стояли друг за друга. Болели, поддерживали.

— На декабрьском чемпионате России вы выводили на старт три взрослых дуэта, столько же выступало на юниорском первенстве, и вы даже сказали, что могли бы выставить вдвое больше спортсменов. При этом ваши дуэты совершенно не похожи друг на друга. За счёт чего это достигается?

— Здесь нужно сказать спасибо нашему постоянному постановщику Сергею Плишкину, с которым мы сотрудничаем второй сезон. Изначально запрос так и звучал: у нас очень много пар, которым предстоит бороться между собой, и хорошо бы, чтобы все они были разными.

— А не боитесь, что спустя какое-то время в постановках будет прослеживаться одна и та же «рука», как это нередко происходит, когда созданием программ из года в год занимается один специалист?

— У нас, для начала, не так много спортсменов, чтобы постановщик был вынужден работать в режиме нон-стоп. К тому же сам Сергей постоянно напоминает: если вдруг увидите, что я делаю одинаковое, даже когда речь идёт о каких-то жестах, говорите мне об этом. Мы всегда присутствуем на постановке всем тренерским составом и каждый вправе высказать свои соображения.

— Кто из спортсменов имеет более приоритетное право в плане выбора программ?

— Такого рейтинга внутри группы нет.

— А кто занимался постановками до появления в вашей команде Плишкина?

— Самый первый опыт в этом отношении у меня был с Ольгой Воложинской. Когда я увидел, как она ставит программы, это оказалось откровением.

— В таких ситуациях, наверное, осознаёшь, что у танцоров совершенно иначе работают мозги?

— Именно. Я недоумевал: откуда вообще у человека берётся такое количество совершенно неожиданных идей? Потом был Николай Морозов, которого я считаю совершенно выдающимся постановщиком. Я очень многое от него взял. И ведь все эти специалисты, включая Плишкина, совершенно разные. Для Николая было важно максимально подстроиться под спортсмена. Он ставил программу таким образом, чтобы она была прежде всего удобна. Сергей, наоборот, любит «прогибать» фигуристов под своё видение. Это поначалу создаёт определённые проблемы, но спустя какое-то время люди начинают справляться с задачей.

— То же самое в своё время любил делать Петр Чернышев. Он стремился поставить перед фигуристом как можно более сложную задачу и этим как бы заставить его расти в хореографическом плане.

— С Петей мы тоже поработали когда у нас катались Маша Выгалова с Егором Закроевым. Он поставил им короткую программу, с которой ребята катались весь сезон, достаточно успешно.

Вообще самые первые программы Выгаловой/Закроеву ставил я сам. Как-то поставил и короткую, и произвольную, привёз Машу с Егором на какие-то соревнования и реально понял, что вот они — классические «пермские» программы. С отличным качеством элементов и полным отсутствием всего остального. Даже с теми постановками ребятам удалось показать неплохой результат, они попали в сборную, но как раз тогда у меня состоялся разговор с нашим спортивным руководством. Я объяснил своё видение процесса, в котором каждый специалист мог бы заниматься своим делом. Должен быть тренер по прыжкам, постоянный хореограф, желательно на коньках, постановщик программ, который имел бы своё видение всего, что происходит на льду.

Меня услышали и с помощью этого удалось собрать команду в её нынешнем виде. Со взрослыми фигуристами, помимо меня, работает Егор Закроев, Татьяна Тудвасева плотно занимается с юниорами, как и Александр Попов, есть два штатных хореографа — Иван Малафеев и Ксения Васькина, за ОФП отвечает Алексей Окулов. Есть даже свой массажист — Дмитрий Дразнилов.

— За подобные условия перед спортивным руководством вашего края остаётся снять шляпу.

— Я действительно всем им до сих пор безмерно благодарен. В первую очередь губернатору Пермского края Дмитрию Николаевичу Махонину руководителям пермской федерации фигурного катания Дмитрию Александровичу Шубодерову и Дмитрию Александровичу Бояршинову, Татьяне Васильевне Чесноковой и Михаилу Равильевичу Амирову, представляющим Минспорта и ЦСП Пермского края, руководителю нашей пермской школы «Старт» Ольге Владимировне Михалёвой. Они поверили мне, позволили не просто собрать команду, но выделили нужное и фактически неограниченное количество льда, создали совершенно потрясающие условия, в которых мы работаем последние пять-шесть лет. Если бы не это, никакого нынешнего результата у нас не получилось бы в принципе.

— Подкатки ваши спортсмены не практикуют?

— Если при своей нынешней занятости мы будем ещё и подкатками заниматься, нас точно надолго не хватит. Рабочий день и без того начинается рано утром, а заканчивается поздно вечером. У нас четыре льда в день, и даже при том, что мы стараемся распределять время, занимаясь со взрослыми и юниорами, под конец дня реально перестаёшь соображать.

Плюс — у наших фигуристов всегда есть возможность поработать с другими специалистами: приезжает Сергей Плишкин, Катя Рублёва, Максим Болотин — занимаются с нашими ребятами скольжением. Летние сборы мы традиционно проводим в Новогорске с группой Этери Тутберидзе.

— Каким образом вам удаётся не иметь любимчиков, работая с таким количеством пар?

— Спортсменов действительно много, поэтому я больше занят тем, чтобы постоянно находить подход к каждому. Меня часто спрашивают, что именно я говорю ученикам в тот момент, когда стою у борта, а фигуристы уже на льду, и, если честно, даже вспомнить это порой не могу. Всегда ориентируюсь на состояние спортсмена, когда он ко мне подъезжает.

— Валентин Николаев, у которого в своё время тренировалась олимпийская чемпионка Лиллехаммера Оксана Баюл, вспоминал, как на предолимпийском чемпионате Европы-1993 материл свою спортсменку по-чёрному, потому что именно в момент выхода на лёд она заявила, что не хочет кататься. Татьяна Тарасова обливала холодной водой Евгения Платова, а кому-то и вовсе отвешивала затрещины, чтобы привести человека в чувство.

— Сейчас выражаться нельзя — везде микрофоны. Я сам погорел на этом на первенстве России, где Кира Доможирова и Илья Вегера неудачно выступили в короткой программе. Обошёлся без мата, но реакция на прокат была эмоциональной, скажем так. Мне тут же друзья и болельщики писать начали: мол, ты там поаккуратнее под микрофонами-то…

На самом деле я всегда говорю всем своим спортсменам: столько времени, как с ними, не провожу даже с собственными детьми.

— Когда перед Играми в Пекине вы присоединились к штабу Этери Тутберидзе, мне было совершенно понятно, что хотят получить от вас специалисты, не имеющие столь обширного опыта работы со спортивными парами. Что получаете от этого сотрудничества вы сами?

— Мне было очень интересно. До этого я недолго работал с Тамарой Николаевной Москвиной в Питере, когда у нее катались Настя Полуянова/Дмитрий Сопот и Максим Селькин. Сначала просто приезжал на какой-то срок, потом мы провели совместный летний сбор. Когда в ежедневном режиме видишь, как работают люди, которые доводят своих спортсменов не просто до Олимпийских игр, но до золотых медалей, получаешь совершенно неоценимый опыт. В тот период я реально многому научился у Тамары Николаевны.

Я вообще человек, который всегда готов учиться. Поэтому, когда к Этери Георгиевне перешли Евгения Тарасова/Владимир Морозов и мне предложили с ними сотрудничать, согласился сразу. Постоянно приезжал в «Хрустальный», потом в Новогорск, когда там шли сборы, смотрел, как выстраивается работа всей команды. Многое было в новинку. Когда сам только начинал тренерскую карьеру, был уверен в том, что сумею самостоятельно добиться любого результата. Проработав лет пять, понял, что в одиночку ничего не сделать.

— Согласна, но есть разница — собрать команду вокруг себя, имея возможность самостоятельно подбирать нужных специалистов, или же стать частью чужого тренерского коллектива. Вы представляетесь мне достаточно амбициозным человеком. Поэтому, наверное, и вернулись из Москвы в Пермь, когда проект «Тарасова/Морозов» был завершён?

— Тренерская работа мне действительно интересна прежде всего с точки зрения результата. Помню, когда мои спортсмены впервые попали в заключительную группу, был несколько задет словами Москвиной: мол, непривычно видеть меня у борта в сильнейшей разминке. Это стало большим стимулом не просто чего-то добиться, но доказать, что успех не случаен. Перед Играми в Пекине я понимал, что у Тамары Николаевны есть две сильные пары, а у нас — Тарасова и Морозов, которые были на тот момент, лучшими катальщиками в мире. Соответственно стояла задача, чтобы Вова с Женей избавились от слабых мест. И я был очень горд, что нашей команде удалось этого добиться. Вообще, честно говоря, был потрясён тем, что при довольно большом количестве всевозможных специалистов никто из нас не чувствовал себя лишним — каждый занимался своим делом. Думаю, на Играх это был лучший тренерский коллектив.

— Знаю, что перед Спартакиадой сильнейших к вам в Пермь приезжали Александра Бойкова и Дмитрий Козловский.

— Изначально, когда Саша с Димой пришли к Этери Георгиевне в конце прошлого сезона, у нас была договорённость: летние сборы мы проводим совместно, а когда уже начинается сезон, ребята раз в месяц приезжают к нам в Пермь. Или мы — к ним, если есть такая возможность.

С Тарасовой и Морозовым существовала точно такая же договорённость. Просто в связи с тем, что это был олимпийский сезон, я сам находил возможность почаще выбираться в Москву. Сейчас это стало гораздо сложнее, поскольку у самих куча пар, которые не хотелось бы оставлять без присмотра. Поэтому Бойкова и Козловский периодически приезжают к нам сами — с тем, чтобы иметь возможность что-то подправить, покататься с другими взрослыми парами. Для наших спортсменов это всегда большое событие и заодно хороший стимул к собственному развитию.

— А если бы у вас появилось желание после Олимпийских игр остаться в Москве, могли это сделать?

— От одного из ваших коллег я не так давно услышала, что исполнять те же четверные выбросы в парном катании проще, чем четверные прыжки, поскольку партнёр обеспечивает девочке дополнительную высоту вылета. Почему на деле получается иначе?

— Если одиночник контролирует каждое свое движение, то пара — это два человека. Соответственно риск ошибки возрастает вдвое. Плюс — ограничения, которые накладывают на фигуристов действующие правила. И получается, что на текущий момент исполнять четверные подкруты и выбросы вообще бессмысленно. Мы попробовали и лишний раз в этом убедились.

— Хотите сказать, что Юлия Артемьева и Алексей Брюханов, которые в этом сезоне показали четверную подкрутку на чемпионате России и в прыжковом турнире, отказались от этой идеи?

— Да. Точнее будет сказать, что отказался наш тренерский штаб. Мы потеряли в своё время очень много времени, отрабатывая этот элемент. Входить сразу после четверного подкрута в тройные прыжки — несравнимо более сложный процесс, нежели идти на прыжок после тройного подкрута. Да и физически спортсменам приходится вкладываться совершенно иначе.

— Но ведь всё это ваши спортсмены преодолели?

— К сожалению, на прыжковом турнире в Москве наши усилия в этом направлении не оценили от слова «совсем». Тот же самый четверной подкрут у нас неплохо выполнила юниорская пара Влада Селиванова/Виктор Потапов, но ребята получили за этот элемент всего шесть баллов.

Вот мы и решили: пока Международный союз конькобежцев не пересмотрит своё отношение к сложности, мы с четверными подождём.

— В чём тогда вы видите резерв для усложнения?

— Сейчас это однозначно прыжковые элементы. Но тут тоже не всё так просто. Фигурное катание — это ведь чистая математика. Если собираешься вставить в программу тройной риттбергер или лутц, должен понимать: эти прыжки нужно исполнять минимум на +2, чтобы получить за них столько же баллов, сколько, допустим, получают Анастасия Мишина и Александр Галлямов, выполняя тройной сальхов на +4. Понятно, что далеко не все фигуристы способны сделать сальхов на +4, но тем не менее.

— Какой из парных элементов является с вашей точки зрения наиболее проблемным, чтобы получать за него максимальные баллы?

— Наверное, подкрут. Правилами предписаны пять черт, позволяющие получить за этот элемент четвёртый уровень сложности. Из наших взрослых дуэтов это пока удаётся только Елизавете Осокиной/Артёму Грицаенко. Собственно, даже на чемпионате России всего четыре пары сумели получить за подкрут 4-й уровень. С поддержками, тодесами и вращениями добиться этого проще.

— В своё время выдающийся гимнастический тренер Борис Пилкин придумал для Светланы Хоркиной фирменные связки, позволяющие обратить очевидные минусы в виде высокого роста и длинных ног, в столь же очевидные плюсы. Какие сложности создаёт тренеру работа на льду с такой нестандартной фигуристкой, как Осокина?

— Когда Лиза с Артёмом только начали у нас тренироваться, мы сразу же столкнулись с проблемой поддержек. Дело было не в том, что Артёму было сложно поднять партнёршу. Мы никак не могли найти для Лизы положения в воздухе, при котором любое неточное её движение не грозило бы потерей равновесия и падением. Смеялись даже: мол, будет выдающимся достижением, если ребята сумеют получать четвёртые уровни хотя бы за две поддержки из трёх. Артём дико злился, когда слышал подобные разговоры, но нам это реально казалось невероятно сложной задачей.

— И как удалось с ней справиться?

— К счастью, мы с Егором Закроевым пока ещё в той физической форме, которая позволяет работать в парных элементах за партнёра. Поэтому поддержки сначала выполняли сами, потом разбирали их на мельчайшие составляющие, объясняя фигуристам, как именно они должны к этому элементу подходить, как и куда ставить руки. Конечно же большой плюс, когда тренеры постоянно находятся на льду, на коньках. Это сильно облегчает работу. Спортсмен постоянно чувствует, что ты рядом, и любую ошибку можно предотвратить. Оба наших хореографа тоже постоянно находятся на льду, как и Таня Тудвасева, которая влилась в нашу тренерскую команду не так давно и уже работает наравне с нами. Тренировать со льда намного легче и функциональнее, нежели из-за борта. Хотя для тренера это сложнее. Потому что семь часов активной работы на льду выдержать непросто. К концу дня в буквальном смысле не чувствуешь ног.

— Раздавая номинации за текущий сезон, ISU вручил приз за особые достижения канадке Деанне Стеллато-Дудек, которая в 40-летнем возрасте выиграла два этапа Гран-при, чемпионат четырех континентов и завоевала бронзу в финале Гран-при. Означает ли это, что на наших глазах рождается тенденция оставаться на льду до тех пор, пока спортсмена ноги носят?

— Ну, мы же с вами видим, какой уровень был на континентальном первенстве или на том же чемпионате четырех континентов, где в категории спортивных пар никто не вышел из двухсот баллов? Те же канадцы — это пара, которая на чемпионате России не попала бы даже в восьмёрку. При том, что Деанна в своём возрасте катается лучше своего молодого партнёра и выглядит гораздо более амбициозной. Надо было видеть, как она на него смотрела, когда он на турнире в Шанхае какой-то из элементов запорол.

— А надо ли вообще пытаться устанавливать в фигурном катании рекорды долголетия? Я видела, как в 1995-м катались на открытии чемпионата Европы Белоусова/Протопопов, но далека от мысли, считать то выступление каким-то значимым вкладом в мировое парное катание.

— Тодес они, действительно, делали очень хорошо, но надо понимать, что фигурное катание постоянно эволюционирует. Сделать этот элемент на четвёртый уровень сложности в той технике, в которой тодес делали 40 лет назад, просто нереально.

— Самая страшная ситуация, которая только может сложиться на льду?

— Это падения, которые могут быть в парном катании очень неудачными. Миша Назарычев, который раньше катался с Артемьевой, однажды упал очень страшно — пришлось госпитализировать. Катя Чикмарёва падала с подкрута, с большой высоты.

— Ещё от Станислава Жука я слышала, что партнёр всегда обязан спасать партнёршу. Даже если рискует пострадать при этом сам.

— Абсолютно верно. Тому же самому нас всегда учил Валерий Николаевич. И меня, и Егора. Поэтому мы всегда говорим своим парням: вы должны сделать всё, чтобы девочка не упала. Но даже если вдруг это произошло, она должна упасть на вас, а не на лёд.