|
|
|
|
|
|||
Самая титулованная из российских фигуристок, отмечающая сегодня юбилей, рассказала специальному корреспонденту РИА Новости Елене Вайцеховской о ненависти, допинге и о том, зачем в 40 лет нужен двойной аксель Для спортсменов их возраст почти всегда условная величина. Скрывать нет смысла – все прописано в справочниках. Задумываться о прожитых годах тоже как правило некогда: спортивное прошлое предопределяет ритм жизни на многие годы вперед. Вот и на этот раз было так же. На мой вопрос о возрасте Ирина Слуцкая пожимает плечами: - Да какой юбилей? Так, галочку поставить… - Любая круглая дата, тем не менее, повод о чем-то вспомнить. Вы часто вспоминаете фигурное катание, я имею в виду тот кусок жизни, что был прожит в большом спорте? - Не могу сказать, что часто. Иногда к этому подталкивают поклонники, которые порой напоминают: а ведь ты первая сделала вот это и то, а за тобой пошли другие. Очень часто спрашивают про Олимпиаду. Ну, и, соответственно, мне тоже приходится ее вспоминать. - Какую из трех? - Конечно, ту, что была в Солт-Лейке. Мне кажется, что более скандальных соревнований в истории нашего вида спорта просто не случалось. Даже в 2018-м, когда наши спортсмены выступали под нейтральным флагом. Потому что судьи творили, что хотели. Взять те же золотые медали в парном катании – это безумие просто какое-то, постфактум пересмотреть результаты и отдать победу двум парам. - А, если бы две золотые медали на той Олимпиаде вручили в женском одиночном катании вам и Саре Хьюз, вы рассуждали бы так же? - Вопрос, конечно, каверзный. Но считаю, что Лена с Антоном (Бережная/Сихарулидзе) были на три головы выше, даже несмотря на то, что Антон допустил маленькую помарку. Я сейчас говорю с позиции человека, который более 30-ти лет отдал этому виду спорта. Бережная/Сихарулидзе были на той Олимпиаде просто сильнее всех остальных. И их нельзя было, вообще, ставить в сравнение с Сале/Пеллетье. - В чем именно вы, как профессионал, видели преимущество нашей пары над канадской? - Я совершенно не умаляю заслуг Сале и Пеллетье. Они ворвались в спорт стремительно, взлетели, прямо всех порвали. Но Олимпиада – это такие соревнования, где должно сложиться, действительно, всё. Да, бывают моменты, когда выходит спортсмен – и ему равных нет уже на старте, даже сравнивать не с кем. - Как Евгений Плющенко в 2006-м? - Ну, вы же не станете спорить с тем, что на той Олимпиаде у Жени не было соперников? Ему сразу дали десять баллов форы, показав тем самым, что рядом никто стоять не будет. Точно так же, как было на Играх в Сочи с Юдзуру Ханю, где он с падениями все равно стал первым. Такой же парой были в 2002-м Бережная/Сихарулидзе. Не просто двое фигуристов, но бренд. Сале/Пеллетье – для меня скорее добросовестные работяжки. Да, они катались классно, здорово. Но не так, чтобы завоевать ту золотую олимпийскую медаль. А Лена с Антоном настолько филигранно выполняли каждый элемент, настолько органично сама идея программы переплеталась связками, прыжками, выбросами, поддержками. Это было единое целое, которое не нарушила даже помарка, допущенная Антоном. Когда ты вдохнул – и только через четыре минуты выдохнул. К тому же мы очень часто забываем, что есть спортсмены, а есть люди, которые выигрывают, преодолев нечеловечески тяжелые обстоятельства. Как Лена после своей зловещей травмы. Никто ведь не верил, что она вообще встанет после той травмы на ноги. А она мало того, что вернулась на лед, так с каждым стартом становилась лучше и лучше. Изящная, грациозная, легкая, как птица, которая порхала над этим льдом, парила... - По этой логике, золотую медаль на Играх в Турине судьи должны были отдать вам. Вы ведь тоже вернулись в спорт после тяжелейшей травмы, когда уже никто не верил в это возвращение. - В Турине я сама не сделала элемент, так что сама виновата. Хотя еще до этого было понятно, что, как бы я ни каталась, четвертую золотую медаль России просто не отдадут. Все это довольно легко просчитывалось. Короткая программа у меня была одна из сильнейших, но судьи очень технично придержали оценки. Мы уже катались по новой системе судейства, и если японка (Шизука Аракава) за каждый элемент получала «+2 - +3», у меня за каждый выполненный чистый элемент в протоколе стояли нули. Даже если бы я в произвольной программе не упала, мне все равно не хватило бы оценок для того, чтобы выиграть. Но, честно говоря, в Турине я сама расклеилась. Потому что понимала, что уже бесполезно бороться. Что эту медаль расторговали еще до начала соревнований. - Одним из самых сильных моих впечатлений с той Олимпиады стала ваша фраза, сказанная после награждения о бронзовой медали: «Очередной кусок олимпийского железа, не более». Как много времени вам потребовалось, чтобы осознать, что что это все-таки олимпийская медаль? Которой надо гордиться, которая не каждому дана. - Те слова все же были сиюминутным проявлением эмоций. Все-таки Олимпиада - это старт, к которому идешь всю жизнь. И, на момент выступления, поражение конечно же становится трагедией. В этом плане Солт-Лейк, по-русски говоря, «подрихтовал» меня по полной программе. Честно сказать, до сих пор не понимаю, как нашла тогда в себе силы, желание, вдохновение, чтобы пахать лошадью дальше. Потому что и до Игр много чего в жизни было. Чемпионаты мира, где я стояла на пьедестале разведя руки и не понимала, почему с двумя каскадами «3-3» оказывалась вторая или третья. Могла при несколько ином стечении обстоятельств выиграть пять мировых первенств, а выиграла только два, потому что кто-то «за бортом» решил, что российская фигуристка не должна выигрывать в Америке. Почему – понятно. В Америке был сосредоточен весь наш бизнес, все фигуристы мира там катались и выступали в турах по несколько месяцев в году, в олимпийские сезоны - с апреля по август. Мы там зарабатывали деньги, а Америке были нужны свои чемпионы, своя громкая история для того, чтобы народ ходил на эти выступления. - Это вы поняли по прошествии времени, или понимали и тогда, когда катались? - Понимала, но не принимала. В нашем виде спорта иногда происходили вещи, с которыми не так просто психологически смириться. До сих пор, например, помню, как шла на посадку в самолет, и у меня зазвонил телефон. Звонок был от девочки, которая тренировалась со мной в одной группе. И она мне сказала: «Я тебе желаю как можно сильнее обос..ться на Олимпиаде». - О чем вы думаете, когда видите, как непримиримые соперницы обнимаются на пьедестале, а потом говорят в интервью, как сильно желают друг другу успеха? - Мне мало, конечно, в это верится, честно вам скажу. Сохранить отношения, пройдя через всю эту спортивную мясорубку, могут только очень сильные люди. Я никогда не дружила ни с кем из девочек, когда была в сборной, но всегда запросто могла с ними общаться – для меня это не было проблемой. С Леной Соколовой мы по сей пересекаемся на сборах, поздравляем друг друга с днем рождения, Лена работала тренером в моей школе. Недавно мы начали общаться с Машей Бутырской. Месяца четыре тому назад просто встретились и реально разложили по полкам всю историю наших с ней взаимоотношений. История-то была долгая и непростая: то я у нее откушу кусок золотой медали, то она у меня. И люди, с которыми мы постоянно общались в своем «внутреннем» кругу, постоянно сталкивали нас лбами. Ей говорили про меня одно, мне про нее – другое, что мы друг другу чуть ли не коньки при каждой удобной возможности о батарею тупим. Сейчас, в нашем возрасте, это, конечно, уже выглядит более чем смешно. А на тот момент это была совершенно непримиримая борьба, на грани ненависти просто. К счастью, тогда не было инстаграмов. - Что не помешало возникнуть известной ситуации между Тоней Хардинг и Нэнси Кэрриган перед Играми в Лиллехаммере в 1994-м, когда одна соперница организовала покушение на другую. - Так и в моей жизни хватало ситуаций, о которых я никогда никому не рассказывала. Мне подмешивали допинг - хотели таким образом убрать из сборной. В 1999-м я не отобралась на главные старты и фактически пропустила сезон, а после выигранного чемпионата России мне позвонил наш доктор Виктор Иванович Аниканов: «Ира, вспомни пожалуйста, ты точно ничего не принимала?» - Что-то обнаружили в пробе? - Да. Виктор Иванович прекрасно знал, что я очень «правильная»: прежде, чем съесть какую-то таблетку, сто раз позвоню, переспрошу. Иголок боюсь, до жути – от одного вида в обморок падаю. Поэтому проба показалась доктору очень странной – там обнаружили препарат, который вводится внутривенно. Я немедленно пересдала все анализы – они оказались чистыми. А помните историю, когда в конце того же самого 1999 года у Маши Бутырской сожгли машину? Меня тогда к следователю вызывали. Я сидела в кабинете с каким-то большим дядей, который мало того, что объяснял, что все это сделала я, так еще и рассказывал, что завтра я в тюрьму сяду за свое деяние. Я была в таком стрессе, в таком шоке, что не передать. Вспоминала по минутам весь свой день, что я делала, как делала, с кем была, объясняла, почему это не могу быть я… Вообще спорт научил меня тому, что как бы и что в нем ни происходило, всегда нужно оставаться человеком. И уметь проигрывать. Это очень, скажем так, полезное умение – правильно принимать какие-то удары судьбы. Поэтому я совершенно не склонна списывать свое поражение на Играх в Турине на какие-то подводные течения: сама села на попу - и нечего здесь обсуждать. - Если бы вам удалось выиграть в Солт-Лейк-Сити золотую медаль, ушли бы из спорта? - Однозначно. Может быть, выступила бы на мировом первенстве и на этом закончила бы карьеру. Но все это, видимо, где-то сверху за нас решают. Мне суждено было выиграть еще два чемпионата мира, три чемпионата Европы, еще раз попробовать свои силы на Олимпиаде, выиграть там еще одну медаль. - Сейчас в фигурном катании постоянно обсуждается тема скоротечности спортивной жизни. Вы считаете нормальным, что со льда так быстро ушла Аделина Сотникова, Юлия Липницкая, а сейчас ту же самую судьбу предрекают Евгении Медведевой и Алине Загитовой? - Наверное, самое правильное сказать, что каждому свое. У каждого свой путь, своя судьба, свои решения. Перед каждой спортсменкой рано или поздно встает выбор: зачем идти дальше, когда на пятки вовсю наступают малышки, у которых за спиной, кроме юниорских первенств, ничего нет. Они же не боятся ничего. И я такая же была. Думаете, меня в 16 лет волновало, что я выиграла чемпионат Европы у великой и непобедимой Сюрии Бонали? Да ничего подобного! Я просто вышла и сделала то, что умела делать. В 15-16 лет это нормально. Ты выходишь – ты абсолютно свободен. Это потом начинает накатываться снежный ком, когда ты всем должен. И нужно время, чтобы понять: терять-то уже нечего, надо просто идти дальше. Но после Олимпиады действительно, очень сложно вновь найти в себе силы. - Получается, что наиболее высокие шансы, если не повторить вашу карьеру по продолжительности, то хотя бы приблизиться к этому, имеет Женя Медведева, проигравшая Олимпиаду в Корее? - Я считаю, что ей обязательно нужно оставаться. Но вопрос тут в другом. В следующем сезоне на взрослый уровень выходят Алена Косторная, Анна Щербакова, Саша Трусова. И я не очень понимаю, как с ними бороться, если они сумеют сохранить ту сложность, что делают сейчас. За прежние заслуги ни Медведевой, ни Алине Загитовой ничего добавлять уже не будут. И ошибки прощать не будут. Это сейчас пока еще судьи их поддерживают. У многих людей это вызывает, конечно, неоднозначную реакцию, но таков закон фигурного катания. Пока ты находишься в свежем звании чемпиона мира или олимпийского чемпиона, тебя всегда будут поддерживать. И это правильно. Это своего рода шанс выдающимся спортсменам пережить тот сложный период, который неизбежно возникает после больших побед. Но на второй год это может не сработать. А там, кроме Трусовой, Косторной и Щербаковой, уже стоит очередь минимум из пяти человек. Мне в этом плане, наверное, немножечко повезло. Потому что даже пропустив сезон в 1999-м, я вернулась на тот же самый уровень технической сложности, где оставались все основные соперницы. То, что наблюдаем в этом сезоне мы, это уже не один уровень. И куда дальше пойдет фигурное катание, я не очень понимаю. Не хотела бы оказаться в этой ситуации сейчас, честно. Хотя отчасти в ней побывала. На днях в инстаграме зашла на страницу Тары Липински, где она выставила видеозапись своего выступления на чемпионате мира в 1997 году. Такой электровеник, который без остановок, с улыбкой от уха до уха, шарашит вот эти все каскады и прыжки. Все мы рядом с ней казались просто инвалидами фигурного катания. При том, что тоже прыгали и каскады «3-3», и всё остальное. Поэтому, с одной стороны, можно и нужно, перетерпеть момент, когда всё разладилось и валится из рук, но нужно и понимать: для того, чтобы оставаться конкурентоспособной, нужно идти вперед. Если остановиться, остаться на прежнем уровне, ничего не будет меняться. - Вы были первой спортсменкой в мире, кто выполнил в соревнованиях каскад «тройной лутц - тройной риттбергер» - тот самый каскад, благодаря которому Алина Загитова победила в Пхенчхане - И «сальхов – риттбергер» тоже первой сделала я. Причем вовсе не потому, что стремилась к какой-то запредельной сложности. Раньше другая система судейства была, которая не требовала от фигуриста максимально усложнять каждый элемент. Важно было собрать пять тройных. Каскад «3-3» давал определенные преимущества, но тоже не всегда. Поэтому мы с тренером и не форсировали события. Я начинала учить тройной аксель, но не закончила, потому что получила очень сложную травму - упала на лед копчиком, и из-за этого у меня до сих пор остался страх перед акселем в 2,5 оборота. В 1998-м году я прыгала на Олимпиаде каскад из двух тройных тулупов, но этот прыжок мне всегда очень тяжело давался. Я разгонялась через весь каток, летела эти два тройных прыжка от синей линии до бортика, потому что второй тулуп была способна выполнить только за счет скорости. А вот прыгать каскады с риттбергером было значительно легче. Поэтому у меня в программе появился сначала «сальхов - риттбергер», а потом уже и «лутц – риттбергер». У меня была дорожка шагов, которую от начала и до конца я делала на одной ноге. Точно так же я была единственной, кто делал два «бильмана», все эти кольца, качалки, за которые сейчас дают балл надбавки, а тогда, вроде как должно было приносить плюсы, но почему-то никогда их мне не давал. Но я все равно продолжала все это делать. Мне нравилось. - Но ведь наверняка были какие-то вещи, которые вы ненавидели отрабатывать? - Здесь стоит сказать спасибо моей маме. После каждых соревнований мы с ней садились, включали видеомагнитофон и детальнейшим образом разбирали программы Мишель Кван. И мама мне говорила примерно так: смотри, лутцем ты выиграла, но проиграла «ласточкой». А здесь, пока летишь в одном прыжке, Мишель успевает два сделать… Каждый божий день я отрабатывала ту «ласточку» - заставляла маму меня тянуть. При этом орала, как резаная, на весь подъезд, потому что было больно. Когда поняла, что проигрываю в артистизме, начала дополнительно работать с совершенно выдающимся хореографом - Еленой Матвеевой. Мой тренер Жанна Федоровна Громова постоянно повторяла: хочешь выигрывать – должна быть на две головы выше остальных. Поэтому я пахала, как лошадь. С тренером по ОФП Виктором Васильевичем Козловым мы каждое лето на две-три недели ездили на сборы в высокогорье. 1800 метров над уровнем моря, вымерший горнолыжный курорт, где под нас открывают два номера в гостинице и один ресторан, где приходящий повар нас кормит завтраком, обедом и ужином. Где есть один продуктовый магазин, который открывается раз в пять дней, и почта приблизительно работает так же. Нет ни людей, ни собак. И две недели пахоты. Утром по пять часов, вечером по три часа. Я не помню, как засыпала – просто падала на кровать и вырубалась. И каждое утро просыпалась с одной-единственной мыслью: надоело. А Виктор Васильевич постоянно повторял: «Думай только о том, ради чего все это делаешь». - Речь, судя по высоте, идет о Куршевеле? - Какой Куршевель, перестаньте. У нас даже близко не было таких денег, чтобы жить в Куршевелях. И спонсоров не было. За юниорский чемпионат мира, который я выиграла в 1995-м, директор «Сокольников» подарил нам с Жанной Федоровной 500 долларов. Пятьсот! Все костюмы, все постановки программ, все свои сборы – билеты, питание, проживание, работу тренеров - я оплачивала сама, теми деньгами, что удавалось зарабатывать. Был единственный раз, когда перед Играми в Турине мне дали денег на подготовку, но их я даже не успела потратить. После тех Игр я попросила, чтобы из этих денег мне оплатили костюмы и постановку программ, и услышала, что никаких денег уже нет – распределены по другим спортсменам. Но что делать, если времена были такими? - Сейчас просто немногие это помнят. - В каком возрасте к вам пришло понимание, что фигурное катание нужно вам, а не вашим родителям? - Уже и не вспомню. Наверное, годам к 20-ти, не раньше. - А до этого, получается, вас ломали? - Ну, как сказать. Кататься меня никто не заставлял. Мама всегда повторяла: не хочешь – не работай. Вешай коньки на гвоздь и вообще не ходи на каток. А вот если хочешь – работай. Но так, чтобы со льда выходить мокрой. И мне всегда влетало за то, что я халтурю. Утром я ехала на тренировку одна, а в ходе вечерних занятий мама каждый божий день стояла на балконе катка и смотрела, как я работаю. Сейчас кто-нибудь прочитает это интервью и скажет: о, у нее мамаша-то была совершенно сумасшедшая! Но у меня нормальные адекватные родители. И я им всегда буду благодарна за то, что они, действительно, научили меня много и качественно работать. И отвечать за свои поступки. Тут ведь все просто: любой результат достигается каким-то преодолением собственных слабостей. Наверное, нет ни одного спортсмена, который пахал бы лошадью с утра до ночи, и говорил бы при этом: мне так нравится жить только спортом. Мне так нравится никуда не ходить. Мне так нравится домашнее обучение. Мне так нравится не жрать, когда ни о чем, кроме еды, я не могу думать. Любой ребенок – он прежде всего ребенок. И понимание того, что и зачем он делает в своей жизни, приходит далеко не сразу. - Есть ведь и другая сторона этой медали. Родители, которые бьют детей в раздевалках, заставляя их работать. Которые живут за счет своего ребенка, бросают работу в ожидании того момента, когда сын или дочь заработают баснословные деньги. - Сейчас, к сожалению, такое происходит достаточно часто. Почему – понятно: Олимпиаду выиграл – получаешь квартиру, машину, пожизненную пенсию. Плохо, что ли? Многие приезжают в Москву из регионов и реально готовы выжать из ребенка всё, только чтобы он снимался в каких-то рекламах, зарабатывал деньги. С одной стороны, а что в этом плохого, если ребенок действительно талантлив? Если родители в состоянии увидеть эту предрасположенность и помочь ребенку ее развить, это одно. Но, когда начинают реально убивать собственных детей ради результата – ну, наверное, Бог судья таким родителям. Нельзя устраивать свою жизнь за счет детей. Я вот смотрю на свою дочь. Понимаю, что девка-то талантливая. Мелкая, худая. В 4 года сказала: «Хочу быть как мама». Ей безумно нравится кататься. Раз нравится – пускай катается. - А если у дочери все вдруг начнет складываться в спортивном плане очень хорошо, вы будете готовы отказаться от того, что составляет вашу жизнь сейчас и стать фигурнокатательной мамой? - Что значит, стать фигурнокатательной мамой. Отказаться от своей работы? Нет, не откажусь. Отказаться от своих проектов? Нет, не откажусь. Я не задумываясь брошу всё, если ребенку, не дай бог, станет плохо и понадобится моя помощь, но идти на такие крайности ради того, чтобы уже достаточно взрослая девочка поехала на соревнования? - То есть, сидеть на балконе и орать: «Работай, ленивая скотина!» - это не ваше? - Для этого существуют тренеры. Смеюсь, конечно, но если я отдаю ребенка определенному специалисту, значит, этому специалисту доверяю. Хотя мне сложнее намного, чем кому другому: я же с полувзгляда вижу, чему и как ребенка учат. - Бедные тренеры. - Некоторые действительно не сдюжили. Моим детям еще знаете в чем повезло? Что у них есть бабушка, которая может и объяснить все, что угодно, и в ежовые рукавицы взять. - Из чего сейчас складывается ваша жизнь? - Много из чего. Я до сих продолжаю выступать. Не очень часто. На протяжении уже десяти лет езжу в Японию в шоу Шизуки Аракавы. Меня очень хорошо там принимают и каждый год ждут. - Сама Аракава тоже катается? - Да, причем прекрасно. Родила двоих деток. Худенькая, стройная, прямо молодец. В Новый год я работаю, как все бывшие фигуристы. Если раньше украшала своим именем проекты других людей, то с этого года сама потихонечку продюсирую собственное шоу – делаю его во Владимирской области, в городе Доброграде, прямо на замерзшем озере. Вместе с Добровольным физкультурным союзом, провожу различные фестивали по скандинавской ходьбе для людей старшего поколения. Интересно, что и молодежь потихонечку начинает к этому проекту присоединяться. Провожу детские соревнования. В марте во Владимире мы в четвертый раз планируем провести турнир, на который уже принято 400 заявок. Там же во Владимирской области летом организовываю сборы для фигуристов. Плюс, сейчас готовится еще и телевизионный проект с моим участием, пока не буду говорить, какой. Плюс – депутатская работа в областной Думе. Насыщенная жизнь, одним словом. - Не могу выкинуть из головы вашу фразу о том, что у вас до сих пор остался страх перед двойным акселем. - Ну, сейчас уже этот прыжок к счастью ушел в историю. Но в прошлом году я еще тройные прыгала без проблем. - Я о другом. Зачем вам в 40 лет нужен двойной аксель? Чтобы доказать самой себе, что ты еще не в развалинах? - Очень хороший вопрос на самом деле. Мне очень нравится состояние подтянутости. Люблю быть такой пружинкой. До сих пор хорошо прыгаю риттбергер, флип. И понимаю, что, если, действительно, начну хоть немножко тренироваться, то через три месяца и пять тройных прыгну запросто. Зачем?.. Не знаю. Но иной раз так хочется… 2019 год |
Фигурное катание - Спортсмены
