Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Если бы не случай, я, наверное, никогда не задумалась бы, что на самом деле стоит за сухой фразой: «Операция прошла успешно». В конце концов, со времени упомянутой операции минуло уже четыре месяца и достаточно было посмотреть на счастливо-безмятежное лицо Плющенко на льду, чтобы понять: боли нет.

Но получилось так, что за началом тренировки трехкратного чемпиона мира я наблюдала в обществе его мамы - Татьяны. Она-то вдруг и сказала:

- Когда мы приехали в немецкую клинику, и врачи узнали, сколько времени Женя выступал с травмой и что ему кололи на чемпионате мира, чтобы он смог кататься, они, как мне показалось, даже не поверили. Попросили показать упаковку от лекарства. И сказали, что в Германии уколы этого препарата делают только животным – чтобы успокоить. Я тогда подумала, что все осложнения – аллергия, тошнота, высокая температура, - которые появились после того, как укол был сделан, возможно возникли именно по этой причине. Женя рассказывал, что плохо помнит, как выступал. Ну а перед произвольной программой самочувствие ухудшилось совсем.

В Германии, правда, я немного успокоилась. Знала, что доктор Мушавек сделала больше тысячи подобных операций. Уже через два часа после того, как Женю привезли в палату из операционной, врачи заставили сына встать с кровати. Сказали, что нужно как можно больше двигаться, ходить, если он хочет снова начать прыгать.

- Знаете, - добавила Татьяна после паузы, - Я ведь никогда особенно не стремилась к тому, чтобы мой ребенок серьезно занимался спортом. Думала лишь о том, что фигурное катание может сделать Женю более здоровым. Кто же знал, что все это будет стоить таких жертв…

ЖЕНЮСЬ? ЖЕНЮСЬ!

В Питере я провела целый день. Предполагалось, что интервью с Плющенко состоится утром, после первой тренировки. Однако Евгений задержался на процедурах и разговор с ним пришлось перенести на вечернее время. «Не волнуйтесь, он приедет пораньше, – сказал Мишин. – Если понадобится, мы немного задержим начало занятий в зале. Но я - в вашем распоряжении.

- Почему весной и в начале лета вы были против того, чтобы вообще общаться с прессой?

- Дело в том, что окончание сезона у нас получилось, скажем так, нетрадиционным. Когда спортсмен вынужден сняться с чемпионата мира, при том, что способен его выиграть даже будучи не в форме, - это серьезный психологический стресс. Состояние здоровья Плющенко на тот момент было таким, что говорить о планах на следующий сезон мы тоже не могли. Сами не знали, какими будут последствия.

- У вас не было шока, когда узнали, что вашему спортсмену необходимы сразу две операции?

- Если и был, то со знаком «плюс». До приезда в Германию мы толком не знали, как лечиться, от чего лечиться. Диагнозы, которые ставили российские врачи, были самыми противоречивыми. Поэтому когда доктор Мушавек сказала, что это – классический пример расширения паховых колец, я страшно обрадовался, потому что знал, что эти операции, как правило, заканчиваются успешно в плане продолжения карьеры. Мушавек сама сказала, что не помнит ни одного неудачного случая из своей практики. В разговоре с нами она в какой-то степени даже бравировала тем, что в ее клинике медицинские технологии отработаны до такой степени. Текст был примерно такой: «Завтра делаем операцию с левой стороны, послезавтра – с правой, еще одну ночь проведете в клинике и отправляйтесь играть в футбол!».

- А как шло восстановление на самом деле?

- Почти сразу стало ясно, что Женя вылечился. Поначалу немного кровоточили швы, но через неделю и это прошло. Хотя я понимал, что самому Плющенко этот период дался непросто. Во-первых, ему впервые в жизни пришлось оказаться на операционном столе, во-вторых, сам факт, что перед началом лечения ты должен подписать бумагу (таковы правила немецких клиник), что в случае каких-либо осложнений ты сам несешь за это ответственность, - создает определенные проблемы психологического характера.

- Какая-либо медицинская страховка, покрывающая расходы, у Плющенко имелась?

- Нет. Стоимость операции мы с Женей оплатили пополам. Эти деньги нам обещала компенсировать российская федерация фигурного катания и, знаю, они уже выделены. Просто пока до нас не дошли.

- Во сколько обошлось лечение?

- Операция стоила семь с половиной тысяч евро. Плюс - расходы на дорогу, пребывание в клинике. Сумма на тот момент не имела значения. Мы были готовы заплатить и больше.

- А как вы реагировали на известие, что ваш ученик решил жениться?

- Он позвонил и спросил: «Алексей Николаевич, вы сидите, или стоите?» Как бы то ни было, мне он сообщил о своих намерениях первому.

- Знаете, в моей жизни было столько куда более сильных потрясений… Взять хотя бы историю, когда меня не пустили на Олимпийские игры в 1976-м. Я уже получил всю олимпийскую форму, купил сувениры и шел в колонне олимпийцев по Красной площади к мавзолею Ленина. Тут ко мне подошел один из спортивных руководителей того времени и, прикрыв рот рукой, вполголоса произнес: «Ты не едешь. Не едешь». Прекрасная характеристика социализма, я вам скажу. Подумал еще тогда, глядя на мавзолей: «Да, Владимир Ильич, ты умер, а дело твое живет».

Ну и после, когда начались бесчисленные хождения по кабинетам, вызовы в соответствующие органы, когда под нож пустили мою уже напечатанную книгу, запрещали приглашать меня на телевидение, радио… По сравнению с этим известие, что спортсмен решил жениться, это такая ерунда!

- И все таки, если бы вас не поставили перед фактом, а попросили совета, что бы вы сказали? Спрашиваю потому, что знаю, со слов той же Ирины Родниной, как сильно меняет жизнь спортсменов штамп в паспорте, даже когда этот штамп фактически не меняет сложившихся между людьми отношений.

- Много лет назад на моей собственной свадьбе кто-то из гостей рассказал притчу, как один человек в аналогичной ситуации пришел за советом к мудрецу. Тот ответил: «Если ты не женишься, будешь жалеть об этом. Если женишься, не исключено, что тоже будешь жалеть. Женись тогда!» Если пожениться решают партнеры, которые выступают вместе, это одна история. Когда жена – не партнер, не тренер и не ученица, я не вижу ничего страшного.

К тому же считаю, что в любом событии нужно уметь прежде всего находить положительные стороны. Женя – такой человек, которому необходимо, чтобы рядом постоянно был кто-то близкий. Эту роль на протяжении его жизни играли разные люди. Его мама, я, кто-то из других тренеров, друзья… Правильным был поступок, или нет, покажет жизнь. Причем, очень скоро.

БУДУЩАЯ ВОЙНА

- Есть расхожая истина, что когда полководцы готовятся к будущим войнам, то на самом деле они готовятся к прошедшим – с учетом того опыта, который был. К чему готовитесь вы? Что ждете от Игр в Турине?

- Когда мы готовились к прошлой Олимпиаде, то старались довести до идеала абсолютно все. И шаги, и вращения, и прыжки, и костюмы и программы в целом, чтобы они стали каким-то новым словом в фигурном катании… Сейчас я понял, что вычленять нужно лишь ключевые моменты - то, что действительно необходимо. Если хвататься за все сразу, превратишься в сороконожку.

- Я могу спросить, какие именно аспекты …

- Нет! Этого я не скажу никому до тех пор, пока не закончится Олимпиада.

- Тогда такой, более узкий вопрос: уже сейчас идут активные обсуждения, стоит ли в свете новых правил включать в программу прыжки в четыре оборота. Надбавка за сложность получается не слишком большой, а вот потерять, если ошибешься, можно много.

- Это как раз один из моментов, над которым постоянно думаю. В прошлом цикле я говорил очень много полезных вещей, которыми, как выяснилось, тут же начинали пользоваться другие тренеры. Мне даже как-то позвонил Ари Закарян - агент Жени – и сказал: «Алексей Николаевич, прекратите проводить семинары. В Америке 70 процентов тренеров работают по вашей методике».

Вы задали, на самом деле, очень хороший, серьезный вопрос. Поэтому я и не хочу на него отвечать.

- То, что вы отказались от участия в розыгрыше «Гран-при» - звено этой же стратегической цепи?

- Дело в том, что сейчас такие нагрузки Плющенко не нужны. С моей точки зрения сама система жеребьевки «сеяных» спортсменов оставляет желать лучшего. В прошлом сезоне, например, Жене выпало выступать в Канаде, затем в Японии, потом в Москве и в Китае. Такие перелеты в течение довольно короткого времени отнимают неоправданно много сил. Поэтому уже год назад мы решили, что выступать где-то еще кроме питерского этапа не имеет никакого смысла.

- Тем не менее, ваш спортсмен заявлен в коммерческих турнирах, которые с разницей в неделю в начале октября пройдут в Японии и США.

- Уже не заявлен. Я сам на днях отправил организаторам отказ, несмотря на то, что призы на этих турнирах весьма весомы.

- Получается, такие решения принимаете вы?

- Отношений типа «Я – начальник, ты – дурак» у нас нет и никогда не было. У Плющенко такое же право на собственные решения, как у меня, хотя не все тренеры любят в этом признаваться. Обычно я высказываю ему свои доводы. Если Женя с чем-то не согласен, мы начинаем обсуждать проблему в поисках оптимального решения. Но на этот раз были полностью единодушны.

- Но ведь новые программы нужно где-то обкатывать? Хотя бы для того, чтобы быть уверенным, что они соответствуют всем необходимым требованиям в свете новых правил.

- Если честно, не думаю, что кто-то разбирается в технической стороне катания лучше, чем я сам. Кроме этого, стартов у нас достаточно. Будут контрольные прокаты, затем мы, возможно, выступим в каком-то из этапов Кубка России, на этапе «Гран-при» в Питере, на чемпионате России, на европейском первенстве… Помимо технической стороны, в этом сезоне мы сделали все, чтобы привлечь как можно больше специалистов и собрать как можно больше мнений о программах в целом.

- Вы имеете в виду приглашение Николая Морозова?

- Не только. Помимо Морозова нам помогали Эдвальд Смирнов, Сергей Петухов, Давид Авдыш. Мы вместе обсуждали варианты хореографии, музыки.

- Кстати, о музыке. Она все еще держится в секрете?

- Эти секреты весьма условны. Знаю, в «Юбилейном» уже были лазутчики, которые сообщали конкурентам что и как мы делаем. Какая музыка, какие дорожки, насколько стабильны попытки четверных прыжков… Почему-то все уже решили, что в качестве короткой программы будет «Кармина Бурана», хотя это не так. У нас пока еще продолжается процесс обсуждения. Есть новая произвольная программа. Хотя выступать скорее всего Женя будет со старой.

- Плющенко лучше чувствует эту программу, она ему нравится. Это – серьезный довод. Тем более, что программа не заезженная, с ней он практически ни разу не выступал в полную силу.

- Работать вам сейчас легче или тяжелее чем четыре года назад?

- Интереснее.

ДВА ШРАМА ПО ВОСЕМЬ САНТИМЕТРОВ

Беседа с Мишиным окончательно убедила меня в том, что с тактической точки зрения подготовка к Олимпийским играм продумана тренером до мельчайших деталей. И абсолютно правильна: исключить любую вероятность сравнения главного претендента на золото Турина с кем бы то ни было до того, как будет набрана форма. Заинтриговать. Сделать так, чтобы появления Плющенко на соревновательном льду мир ждал, забыв обо всех прочих. Благо сейчас (может быть, впервые за многие годы) для этого есть и время и силы, и возможность работать с полной отдачей.

«Он изменился, - сказал мне Мишин об ученике. – Думаю, вы увидите это сами».

Тренер оказался прав. В глазах Плющенко появилось выражение, свойственное людям, четко определившим для себя главную задачу. Уверенность, спокойствие и осознание того, что любые приносимые во имя результата жертвы отныне становятся просто лишь средством для достижения цели.

- У вас настолько бодрый вид, что поневоле начнешь верить в чудодейственность немецких хирургов: сделали два прокола – и спортсмен, как новый, - не удержалась от шутки я.

- Это не проколы, а два приличных шрама, сантиметров по восемь каждый, - не принимая шутливого тона ответил Плющенко. - Хоть доктора и говорили, что через три-четыре дня после операции можно будет уже бегать, вышло не так. Разрезы сильно болели, долго зарастали. Когда я начал бегать, то первое время меня хватало на семь-восемь минут. Когда через месяц вышел на лед, тоже было больно. Опасался даже, что, несмотря на уверения врачей, так и не смогу полностью восстановиться – боль все равно останется. Но потом все прошло.

- Представляю, каким сильным был стресс. Ведь и вы, и тренер до последнего, насколько я помню, надеялись, что никакой операции не потребуется?

- Когда приехал в клинику, то процентов на 80 я был готов к тому, что резать придется. Главное, что диагноз, благодаря врачам «Зенита», к тому времени уже был ясен. Первым, кстати, увеличение паховых колец заподозрил врач нашей сборной Виктор Аниканов. Но мы тогда к его словам не прислушались. Говорили-то со всех сторон разное. Воспаление связок, надрыв, микронадрыв… Пообщавшись с футболистами, успокоился. Травма-то – футбольная. Безусловно, становится легче, когда слышишь, что все, кому пришлось перенести подобную операцию, без проблем восстанавливаются, продолжают бегать, прыгать…

- Вы по-прежнему находитесь под наблюдением врачей?

- Полностью избежать травм не получалось еще ни у одного спортсмена. Поэтому с этого года я решил, что надо сделать все возможное, чтобы не доводить ситуацию до критической. Со мной каждый день работает врач, массажист. Мне просто надоело самому следить за своим здоровьем. Если уж мы говорим о золотых медалях, нужна помощь тех, кто так же как и я в этих медалях заинтересован.

- Я весь день провела на катке и убедилась, что все без исключения тренеры озабочены тем, чтобы программы учеников максимально соответствовали новым требованиям. Насколько этот вопрос волнует вас?

- Мне кажется, было бы правильнее, если бы новые правила не сваливались как снег на голову перед Олимпиадой, а вошли в силу через четыре-пять лет. Я, например никогда не учил смену ребер во вращениях. Никогда не задумывался о том, что нужно будет вращаться в другую сторону. Никогда не катал школу. Не делал множества других вещей, которых сейчас требуют новые правила. Те же дорожки занимают не 15 секунд, как в прошлом году, а 25. Чтобы все выполнить, нужно совсем другое здоровье, другое распределение сил. К тому же к той системе, которую мы считали новой год назад, в этом сезоне добавились более сложные требования. С одной стороны, все это интересно. Но ведь думать приходится о том, что через шесть месяцев – Игры, и надо не просто все сделать, но на очень высоком уровне.

- До каких пор вы намерены держать в секрете свои новые программы?

- Как обычно - до первого турнира. На тренировках, естественно, никакого секрета из своей работы мы не делаем. Но и не говорим об этом без необходимости. Поэтому в Москве на хоккейном Кубке «Спартака», куда меня пригласили выступить с показательными, я не катал новую программу. На самом деле выбор у нас в этом году большой, хороший. Есть новая произвольная программа, есть старая. Тренируем обе.

- Почему вы решили отказаться от выступлений в Америке и Японии?

- Я такой человек, что если где-то выступаю, то мне обязательно нужно выиграть. Сейчас я не в форме и вряд ли успею за оставшийся месяц хорошо подготовиться к таким сложным соревнованиям. Да и доктора говорят, что форсировать подготовку нежелательно. До сих пор нагрузка не жестокая.

Есть и второй момент. Если начинать вкалывать так, чтобы в сентябре быть готовым к выступлениям, становится очень сложно додержать форму до конца сезона. Плюс любые соревнования – это большой расход эмоций, который в этом сезоне я не могу себе позволить. Есть показательные выступления, где можно спокойно накатать ту же самую программу, прыжки.

- Знаю, одну из новых программ вы уже показывали публике – во время недавнего тренировочного сбора в испанской Хаке.

- В Испании мы работали в основном над общефизической подготовкой, вращениями, шагами. Прыгали мало. Показательные выступления там, действительно, были - я катал композицию «Кармина Бурана». Исключительно для того, чтобы посмотреть новые дорожки, вращения, переходы, выходы. Сам сбор прошел великолепно – три недели хорошей погоды, горы, замечательный лед, спокойная атмосфера…

- В обучающих семинарах, которые в Хаке проводил Мишин, вы принимали участие?

- Нет. Думаю, что это было бы неправильно в олимпийский год.

- То есть сами пришли к заключению, что этот сезон вам предстоит совершенно особый?

- Сказал бы - основной. На прошлых Играх я толком не понимал, куда приехал, зачем приехал. Сейчас прекрасно представляю, что за атмосфера меня ждет. Тем более в Турине уже выступал, знаю, какой там каток, где лучше разминаться, откуда выходить на лед. Вся наша подготовка строится таким образом, чтобы выйти на пик формы именно к Олимпийским играм. Поэтому, естественно, мы отказываемся от всего, что может этому помешать. Даже пришел к решению, что за оставшееся до Игр время не выпью ни капельки спиртного. Ни вина, ни пива, ни шамапанского – ничего.

- К выбору музыки, надо полагать, вы тоже в этом сезоне отнеслись особенно тщательно?

- Мы работали со многими специалистами – с Авдышем, Смирновым, Морозовым, Петуховым – все они предлагали свои варианты. Помимо этого свои предложения были у Мишина, у меня. Таким образом и произошел окончательный выбор. Последнее слово всегда остается за мной. Мне ведь кататься. И очень важно чувствую я музыку или нет.

- Каким образом вам удается одновременно работать с таким количеством хореографов? Ведь большинство из них - весьма ревнивые люди. Болезненно переносящие любое вмешательство в свою работу.

- Обычно я работаю с тремя разными специалистами и уже привык к этому. Инициатива пригласить Морозова была моя. Давно думал об этом, просто не решался. Хотелось поработать с человеком, который сам катался в прошлом.

- Разница настолько принципиальна?

- На самом деле – да. Хотя понял это не так давно, когда к нам на сбор приезжал Повилас Ванагас и мы с ним попробовали поставить какие-то новые шаги. Когда человек стоял на коньках, это сразу чувствуется. Он никогда не предложит то, что невозможно выполнить, подскажет, как и что нужно сделать, чтобы движение стало «своим». Потом я какое-то время работал над шагами с Лешей Василевским и окончательно загорелся идеей привлечь к постановке программ максимально широкий спектр людей, которые могут предложить новые идеи, движения. Рад, что это получилось.

- И это говорит человек, который уже столько лет славится самыми выразительными дорожками?

- Но можно ведь сделать еще лучше, правильно? Мне, например, неприятно видеть, что многие копируют целые куски моих программ и не стремятся придумывать ничего нового. Сам я люблю придумывать. Когда выхожу на раскатку – минуточек пять фантазирую, импровизирую – иногда из этого получаются интересные находки.

- Почему вы не захотели кататься 25 сентября в шоу Ильи Авербуха, в котором собираются принять участие почти все фигуристы российской сборной? Потому что не готовы, или потому что не очень любите выступать в Москве?

- Кто вам сказал, что не люблю? Никогда не отказывался участвовать в чемпионатах России, когда они проводились в Москве, хотя неоднократно бывало так, что мог вообще не приезжать на отбор, как это делали другие. Приезжал на прокаты в Одинцово. Просто пока не дал Авербуху окончательного ответа. Не исключено, что в Лужниках буду кататься тоже.

- А в контрольных прокатах через месяц примете участие?

- Обязательно. С новыми программами. На самом деле очень хорошо, что кататься предстоит в Новогорске, где не будет зрителей. Олимпийский сезон – не просто сезон. Ни к чему превращать прокаты в показательные выступления. Я вообще сторонник того, что выступать перед публикой надо когда ты готов к этому. Тем более, с соревновательными программами. В сентябре никто, как правило, не может сделать нормально все элементы. Мало того, что самому не очень приятно кататься в таком состоянии, так еще полторы тысячи посторонних людей на это смотрят.

- Отказ от коммерческих турниров – это всегда значительные финансовые потери. На какие деньги вы готовитесь сейчас? Есть спонсоры?

- Со спонсорами постоянно ведутся переговоры. Хотя я считаю, что в подобной ситуации в подготовке должны принимать участие и питерская федерация фигурного катания, и российская, а не только те люди, которых находит мой агент, тренер или я сам.

- Предложения сняться для рекламы вам поступают?

- Ничего такого, что могло бы заинтересовать. В рекламном ролике снимался лишь однажды – не столько из-за денег, сколько из любопытства. Было действительно интересно. Сам процесс продолжался с утра и до ночи – гримировали, переодевали, делали прически. Раздражало лишь то, что постоянно возникали какие-то задержки. То декорации не готовы, то осветители не на месте. Сейчас есть два-три предложения сняться в кино, но я не могу ничего планировать, пока не завершится сезон.

- Вы планируете привезти на Игры в Турин своих близких?

- Конечно. Но думаю, что они приедут уже после того, как я закончу выступления.