Николай Морозов:
«ПОГОРИЛАЯ - ОБРАЗЕЦ ИДЕАЛЬНОЙ СПОРТСМЕНКИ» |
|
Фото © Александр Вильф
на снимке Николай Морозов |
Тренер, сделавший олимпийской чемпионкой Шидзуку Аракаву и двукратной чемпионкой мира – Мики Андо. Человек, знающий о фигурном катании все и главное – рецепт успеха, прожил последние два года без «большого» фигурного катания и был, как утверждает, абсолютно счастлив. Но все-таки вернулся, дебютировав на московском этапе «Гран-при» с канадцами Кейтлин Уивер/Эндрю Поже, а на французском – с Денисом Теном.
– Признаться, я сильно удивилась тому, что вы согласились тренировать канадских танцоров. Во всяком случае, мне казалось после Игр в Сочи, что вы наелись большим спортом по самое некуда.
– Так оно и было. Даже сейчас я не слишком настроен на то, чтобы кого-то тренировать.
– Но тем не менее тренируете?
– Просто зимой я женился, и моя супруга (Василиса Даванкова. – Прим. Е.В.) захотела попробовать себя в танцах. В том, чтобы продолжать заниматься парным катанием она не видела никакого смысла, но совсем уйти из спорта в 18 лет после того, как отдал ему большую часть жизни согласитесь, обидно. Поэтому идею Василисы я охотно поддержал. И канадцам, когда они ко мне обратились, не отказал лишь потому, что все равно каждый день был с женой на льду. Тренировал я и раньше – после того как уехал из Москвы в Нью-Джерси, но это была банальная работа с маленькими детьми за деньги. Собственных спортсменов у меня не было в принципе: помогал всем, кто попросит.
– Вы ставите перед собой какие-то конкретные задачи, работая с Уивер/Поже?
– Если вести речь об этом сезоне, мне хочется, чтобы о паре снова заговорили, как о серьезных лидерах. Когда я дал согласие работать с ними, то первым делом пересмотрел все прежние выступления. За последние два года удачной у Кейтлин и Эндрю была пожалуй лишь одна программа – Je suis malade. Если бы в этом сезоне программы не получились, эти танцоры стали бы уже не второй, а третьей канадской парой. Сейчас этого уже не произойдет – это очевидно. При том, что все три канадских дуэта очень сильны.
– Означает ли ваше нынешнее пребывание в Новогорске, что вы в очередной раз решили сменить место жительства?
– Нет, мне просто удобнее здесь сейчас работать. Живу я по-прежнему в Америке.
– Начиная тренировать жену, вы преследовали амбициозные цели?
– Конечно. Этого хочет Василиса, а она – главный для меня человек в жизни. Она очень много и с удовольствием работает, как и я сам, другими словами мы делаем все возможное для того, чтобы результат у дуэта Даванкова/Шибнев появился как можно быстрее. Сам я рассуждаю просто: чем большему Василиса научится сейчас, тем проще ей будет в дальнейшем. Если захочет тренировать, у нее будет масса знаний – гораздо больше, чем может быть у обычного спортсмена.
Дело не только в том, что я сам ее учу – в том числе тому, чему никто не учил раньше, но и в людях, с которыми она стала общаться. Это тот же Брайан Жубер, который время от времени приезжает ко мне ставить программы, Флоран Амодио, Кейтлин с Эндрю – у каждого можно чему-то научиться, расширить свой собственный кругозор, не только спортивный. Все это помогает развиваться.
– За исключением Василисы и ее партнера вы работаете исключительно с иностранцами. Это сознательный выбор?
– Вполне. У меня уже был период, когда в группе катались преимущественно российские фигуристы: Сергей Воронов, Иван Бариев, Максим Ковтун, Алена Леонова. Периодически к нам в Новогорск приезжал Дайсуке Такахаши, и я постоянно говорил своим спортсменам: посмотрите, как он тренируется. Казалось бы, у него достаточно и славы, и денег, чтобы не проводить на катке целые дни с утра и до позднего вечера, но Такахаши изо дня в день приходил на утреннюю разминку, потом начинал тренировку, делал два-три полных проката произвольной программы, днем обязательно ложился спать, а вечером снова целиком по несколько раз катал программу. В то время как «своих» я не всегда мог найти, чтобы напомнить им про необходимость идти на каток.
– Вы наверняка не раз задавали себе вопрос: почему большинство российских спортсменов тренеру приходится «ломать», чтобы добиться от них результата?
– Не знаю. Возможно, просто такое воспитание. Ожидание, что результат сделает за тебя кто-то другой. Ведь тот же Максим Ковтун был готов катать программу с двумя четверными тулупами еще лет шесть назад. Мы ведь уже говорили с вами об этом: иностранцы тренируются не потому, что им за это платят, а потому, что хотят этого и понимают, ради чего занимаются спортом. Если человек заплатил за аренду льда, он никогда не уйдет с тренировки раньше. Если он платит тренеру сто долларов за урок, он за эти деньги вытащит из тренера абсолютно все, что тот способен дать. Вот и вся разница.
– Хочу спросить о ваших бывших подопечных. Когда Никита Кацалапов почти сразу после Олимпийских игр принял решение расстаться с Еленой Ильиных, в российском фигурном катании, пожалуй, не было человека, кто не пытался бы отговорить спортсмена от этого шага. Вы же не предпринимали таких попыток в принципе. Получается, не видели перспективы в дальнейшей работе? Почему так легко «отпустили» всю эту историю?
– Лена с Никитой все равно не катались бы вместе. Конфликт созревал слишком долго, и в него было вовлечено столько самых разных сторон, в том числе и я сам, что сейчас точно нет смысла все это ворошить. Было очень много советов со стороны, в том числе и от очень близких людей. Когда все это постоянно валится на спортсмена на протяжении многих лет, он теряет способность оценивать ситуацию самостоятельно. А почему я ушел... Просто очень устал. Бронзовая медаль, которую Лена и Никита завоевали на Олимпиаде в Сочи, далась мне слишком тяжело.
– За полтора года до тех Игр вы сказали мне в интервью, что будете крайне разочарованы, если Ильиных и Кацалапов не смогут бороться на чемпионате мира в канадском Лондоне за попадание в первую тройку. Они же заняли там девятое место.
– И это было великое счастье на самом деле. Если бы они стали третьими, не думаю, что вообще сумел бы мотивировать их на работу в олимпийском сезоне. Могу признаться абсолютно честно: когда в 2011-м Татьяна Тарасова привела Лену и Никиту ко мне и попросила взять их, первой моей мыслью было: «Да с такой парой я через три месяца выиграю чемпионат мира!» Но начал работать и понял, что не все так просто. Что совершенно не случайно с Ильиных и Кацалаповым не справился до меня Саша Жулин, а потом не справился я сам, хотя и выжал из себя максимум.
С очень талантливыми от природы спортсменами такое происходит не так уж и редко. В тех же танцах, например, был дуэт, который по своим данным мог выиграть что угодно, но не выиграл ничего ни у одного из тренеров, с которыми работал. И все это лишь потому, что у партнера были свои представления о том, как нужно тренироваться. Вместо того, чтобы делать прокаты, он мог часами разбирать на тренировке дорожку шагов, оттачивая и доводя до совершенства каждый из элементов. Но при этом был совершенно не способен доехать программу до конца – не умел терпеть и не умел работать.
– Но ведь удалось же Брайану Орсеру «собрать» и заставить работать Хавьера Фернандеса?
– Фернандес – невероятный талант, просто выдающийся. Все те прыжки, что делает сейчас, он прыгал еще семь лет назад, причем мог выполнить их в любое время суток – на спор. В Канаде, как мне кажется, он попал в очень правильные руки и правильную компанию. А потом почувствовал вкус побед – и ему понравилось.
– Кто вам особенно интересен в женском одиночном катании?
– Если говорить о российских одиночницах, то Анна Погорилая и Елена Радионова. И не только потому, что я с ними работаю.
– Тогда объясните, почему.
– У Радионовой есть вообще все, чтобы стать звездой мирового масштаба. Она красивая, владеет всеми элементами, хорошо катается, а главное – от нее идет во время катания потрясающая и очень добрая энергия. Почему в свое время все любили Виктора Краатца, хотя по катанию он сильно недотягивал даже до своей партнерши - Шэ-Линн Бурн? По той же самой причине: противостоять его обаянию на льду было совершенно невозможно.
Аня Погорилая для меня образец идеальной спортсменки, причем во всем: в отношении к себе, к фигурному катанию, к тренеру, в том, как она ведет себя на тренировках. Помню, она приехала ко мне в Новогорск, мы уже закончили работать, но лед еще оставался – под других спортсменов. Смотрю, Аня со льда не уходит. Когда я спросил, почему, ответила: «Мне еще попрыгать нужно». Она сделала тогда все прыжки, включая каскады 3+3, и это – летом, когда мало кому из спортсменов вообще приходит в голову заниматься прыжками.
Смотрите, что начинает происходить в женском катании: наши девочки толкнули иностранок на то, чтобы те начали делать точно такие же прыжки. Когда технический контент одинаков, выигрывать будет тот, кто лучше катается и у кого интереснее программа. Мы видим это уже сейчас – на примере канадских одиночниц, на примере Эшли Вагнер.
– Нынешняя система судейства позволяет спортсменам менять программы, фактически не меняя их содержание. Вы считаете это допустимым?
– Все зависит от того, каким ты хочешь видеть своего спортсмена в дальнейшем. Например, когда я брал к себе в группу Такахаши, то сразу понимал, что это – долгоиграющий проект, который рано или поздно может стать для самого спортсмена главным бизнес-проектом его жизни. Но для этого я должен научить его кататься, двигаться, слышать музыку, подбирать костюмы, делать прически, а главное – любить все это. Сейчас Дайсуке не просто востребован в шоу, но получает за это колоссальные деньги. То же самое происходило с Мики Андо. Меня в свое время научила такому подходу Татьяна Анатольевна Тарасова, для которой всегда было важно, чтобы ее спортсмен не просто выиграл Олимпиаду, но состоялся в дальнейшей жизни. Взять того же Ягудина: он до сих пор прекрасно катается, много выступает в шоу, ведет телепрограммы, занимается множеством других вещей и все потому, что есть колоссальная база самых разнообразных навыков, на которой все это строится. Если такой базы нет, спортсмен исчезает так же быстро, как появился.
Мне, например, очень интересно посмотреть, как будет дальше развиваться катание Медведевой. И будет ли оно развиваться – захочет ли этого сама Женя и дадут ли ей такую возможность.
– Что вы имеете в виду?
– Всего лишь то, что у нас было достаточно много прекрасно прыгающих спортсменов, которых так и не научили правильно кататься. Наше поколение это умело, поскольку была обязательная для всех «школа». Сейчас «школы» нет, и правильно кататься, по сути, не учат. Почему всем стала вдруг нравиться Погорилая? Да только потому, что она стала совершенно иначе ехать. Ее катание стало легким, а главное – перестало отнимать силы.
– Давайте вернемся к тому, с чего начали – к танцам. Почему наши спортсмены вот уже который год всегда находят, кому проиграть?
– Мне кажется, что мы просто очень сильно отстали в понимании того, как развиваются танцы на льду. Мы ведь всегда «подбирали» партнеров друг под друга, придавали этому слишком много значения. А иностранцы работали с тем, что есть. Скажу вам честно: я два года вообще не смотрел соревнования. Посмотрел турнир Москве и могу сказать, что самыми интересными – по постановке, по катанию – мне показались итальянцы Гиньяр/Фабри. Маленькие, невзрачные, в Москве их выгнали бы изо всех групп, точно вам говорю. Но из «среднего» эшелона танцоров они едва ли не лучше всех. Мало того, что программы у них самые интересные, видно что люди этим живут и очень много работают.
Российским танцорам свойственно ставить во главу угла уровень сложности. Есть поддержка на четвертый уровень – значит, все нормально. Сделать такую поддержку на самом деле не слишком сложно. А вот добиться, чтобы поддержка выглядела красиво и интересно, чтобы это был не только четвертый уровень, но еще и «Вау!» – совсем другая работа. Так вот этим иностранцы от нас и отличаются: они изначально стремятся каждый из свои элементов превратить в «Вау!». Все это вполне можно натренировать, просто для этого нужно много чего пробовать. Иностранцы и пробуют. Для большинства российских дуэтов такой подход не является свойственным в принципе: есть четвертый уровень – зачем вообще что-то пробовать дальше? Я говорю про танцевальный топ, разумеется.
– Получается, все разговоры о том, что мы проигрываем лишь тем, кто невероятно талантлив – всего лишь отговорка?
– А кто невероятно талантлив? Тесса Вирчу/Скотт Моир? Соглашусь. Но совершенно не готов отнести к этой категории Мэрил Дэвис и Чарли Уайта.
– А Уивер/Поже?
– Талант в них однозначно есть, но на этот уровень люди, лишенные таланта и не поднимаются. Мне было интересно поработать с канадцами по другой причине: я никак не мог понять: почему столь интересный дуэт начал валиться вниз до такой степени, что стал проигрывать даже третьей паре внутри своей страны?
Ко мне Кейтлин и Эндрю пришли не потому, что у них что-то не сложилось с прежними тренерами. Еще когда я работал с Флораном Амодио и приезжал с ним на чемпионат Европы ко мне подошел Паскуале Камерленго и попросил помочь. Потом с такой же просьбой обратилась Анжелика Крылова. Вот я и предложил, чтобы канадцы потренировались этим летом у меня в Новогорске – мы вернулись в Москву в связи с тем, что Василисе нужно было сдавать экзамены в институте. Начал я с того, что решил добавить «масштабности» катания: оба партнера высокие, амплитудные, а скорости не было. Сейчас, как мне кажется, они выглядят уже по-другому.
– Тем не менее на этапе в Москве вы сказали, что не ожидали высоких оценок. Почему?
– Потому что у нас достаточно субъективный вид спорта. Уивер/Поже никто в этом сезоне еще не видел, большинство арбитров, думаю, были готовы скорее к тому, что они продолжат «падать». Но не могу сказать, что сильно расстроен: когда спортсмен хорошо катается, рано или поздно это заметят и оценят по достоинству.
Если честно, я слабо представлял, каким может быть результат: невозможно судить о силе своего спортсмена, когда он на льду один. Все это оценивается в сравнении, когда приезжаешь на турниры. По этой же причине мне очень интересно увидеть на одном льду с сильнейшими Дениса Тена. Что касается канадцев, посмотрим, как будет дальше. В чем мы точно уверены, так это в том, что у нас хорошие и программы, и катание. Это главное. Поправить какой-нибудь ки-пойнт в танцах гораздо проще.
– Как давно в вашей группе появился Тен?
– Он приехал ко мне в начале июня поставить номер для корейского шоу. А когда вернулся из этого шоу, пришел снова. Сказал, что хочет попробовать потренироваться более серьезно. Я попросил Дениса и его маму не афишировать наше сотрудничество, хотел посмотреть, как пойдет процесс: все-таки на столь высоком уровне я не работал два года. Ну а в конце лета Денис сам поставил в известность Фрэнка Кэролла, что хочет продолжить тренировки у меня. Кэролл совершенно спокойно его отпустил.
– Американцы вообще, как мне кажется, смотрят на переходы спортсменов проще, чем это принято в России.
– Дело не в американцах. Для меня сейчас, например, не имеет большого значения: пришел спортсмен в группу, ушел из нее. Хотя помню, до какой степени болезненно я переживал расставание с Дайсуке Такахаши. Тогда, собственно, я и начал думать: почему так переживаю? Потому что люблю спортсмена и воспринимаю его уход, как разрыв с собственным ребенком? Да нет, все дело лишь в чувстве собственности. Когда в спортсмена вкладываешь силы и душу на протяжении многих лет, невольно возникает ощущение, что он твой, что он тебе должен. Но это совершенно не так, хотя через это чувство, думаю, проходят все молодые тренеры.
Когда только начинаешь работать, хочется помочь своему спортсмену во всем, везде подстраховать, решить какие-то проблемы. Скажем, если бы тот же Тен катался у меня, когда я только начинал работать семь лет назад, я бы в жизни никому не доверил даже просто забрать его костюм для выступлений – помчался бы сам, невзирая на занятость, на лыжах бы пошел, если бы машина сломалась. Сейчас мне такое даже не придет в голову. Кто-то ушел? Значит завтра придет кто-то другой.
Когда я это понял, то не просто внутренне успокоился: ко мне вдруг стали возвращаться те, кто когда-то от меня уходил. Тот же Дайсуке Такахаши, Флоран... Сейчас мы дружим, оба спортсмена постоянно звонят, советуются, приезжают, когда есть такая возможность. Та же история – с Лешей Ягудиным. Был момент, когда мы оба испытывали сильную напряженность в отношениях. Сейчас ее нет в помине.
– Еще несколько лет назад мне казалось, что Тен немножко мелковат для мужского одиночного катания. Сейчас же все идет к тому, что будущее – именно за такими фигуристами.
– Дайсуке ведь тоже был невысоким. По своему росту он ниже Тена.
– Не сказала бы, что он выглядел маленьким на льду.
– Это совсем другое дело. Мы работали с ним и над этим тоже.
– Расшифруйте.
– То, как мы воспринимаем фигуриста, зависит от огромного количества «мелочей». Где-то костюм не так сел, где-то «фишечек» не хватает, руку вовремя не поднял, скорость не набрал, музыка не так порезана – ну и так далее. Тен – уникальный спортсмен. Очень глубоко мыслит, хорошо понимает фигурное катание, продумывает каждую мелочь, ни на что не отвлекается в тренировках. Если Фернандес по своей натуре так и остался в некотором смысле раздолбаем, то Тен уже сейчас порой выглядит, как фигурист без слабых мест, который прекрасно понимает, зачем делает то или иное движение. А ведь как раз этого в мужском одиночном катании сейчас нет. Даже у Юдзуру Ханю.
– Но вы же не будете спорить с тем, что когда Ханю катается без ошибок, он недосягаем? За счет чего можно догонять?
– Только за счет качества элементов. Не разделяю, кстати, всеобщих восторгов по поводу японца: если Ханю начинает срывать прыжки, на него становится невозможно смотреть. А на Эвана Лайсачека хотелось смотреть даже когда он катался с ошибками. Это как в автогонках: выиграть у «Мерседеса» можно и на «Тойоте», вставив туда более мощный двигатель. Вот только «Мерседесом» от этого «Тойота» не станет.
2016 год
|