|
|
|
|
|
|||
По количеству завоеванных в парном катании титулов Татьяна Тотьмянина и Максим Маринин превосходят любую из российских пар двух последних десятилетий. Двукратные чемпионы мира, пятикратные – Европы, обладатели олимпийского золота Турина-2006. Накануне третьего этапа Гран-при нынешнего сезона Максим рассказал специальному корреспонденту РИА Новости Елене Вайцеховской о том, почему его никогда не прельщали продюсерские лавры Ильи Авербуха, сравнил Евгению Медведеву со своей бывшей партнершей, а заодно объяснил, почему Тамара Москвина уже несколько десятилетий остается в парном катании фигурой уникального масштаба. - Десять лет назад вы сказали мне в интервью, что стараетесь ничего в своей жизни не планировать, потому что любые тщательно выстроенные планы имеют обыкновение разваливаться. Ваша нынешняя жизнь, в которой вы выглядите достаточно счастливым человеком, сложилась сама по себе, или вы все же прилагали усилия к тому, чтобы выстроить ее так, как считаете нужным? - Конечно, прилагал. Просто эти усилия не были какими-то заоблачными. Как всегда любил говорить наш с Таней (Тотьмяниной) тренер Олег Васильев, чудеса случаются только с теми, кто умеет работать. По этой схеме я и продолжаю жить. - Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитое время? - Ну да. Еще Тамара Николаевна Москвина говорила, что любой большой результат складывается из мелочей. И любая мелочь важна, даже когда ее не замечаешь. В данном случае, я говорю про строительство семьи. Сначала нам с женой повезло в том, что мы встретились и познакомились, довольно быстро появились дети, и в семейном плане всё разу встало на свои места. Какие-то усилия со своей стороны, прилагаю я, какие-то - жена, дети смотрят на наши отношения, все это развивается, механизм крутится. - Ваша основная деятельность как и прежде заключается в том, что вы катаетесь в шоу. Насколько этот процесс поддается долговременному планированию? - В компании Ильи Авербуха у нас есть график работы, выстроенный на год вперед. Есть два полномасштабных проекта - «Ромео и Джульетта» и «Щелкунчик». Оба они являются достаточно успешными и востребованными, хотя «Щелкунчик» - это в большей степени зимняя история. - Вы с партнершей выиграли Олимпиаду, катаясь под «Ромео и Джульетту». Шоу дает возможность для столь же ярких эмоций как те, что были пережиты в Турине? - Не так давно мы гастролировали с этим спектаклем в Вероне на старинной Arena di Verona. Это было очень круто. И очень экстремально. Все дни наших выступлений была теплая солнечная погода, а в заключительный день пошел дождь. Для открытого катка это катастрофа: от дождя лед очень быстро начинает превращаться в наждачную бумагу. Но повезло: ровно в 8 часов, когда спектакль должен был начаться, дождь закончился. Нам довольно быстро сделали лед, хотя народ на трибунах уже стал роптать, и мы откатали весь спектакль в одно отделение, без антракта. Во втором отделении снова пошел дождь, но мы все-таки сумели закончить спектакль. Думаю, никому из фигуристов еще не доводилось выступать в таких условиях. - То, что вы способны планировать свою жизнь только на то время, что заключен контракт, вас сколько-нибудь беспокоит? - Беспокоит. Поэтому в межсезонье, которое бывает летом, я довольно много работаю с детьми в школе Авербуха. - Проще говоря, занимаетесь подкатками? - Иногда это единственное, что приносит деньги. - Прекрасно вас понимаю. Просто у меня сложилось впечатление, что большинство фигуристов совершенно не думает о том, что после спорта все может оказаться настолько сложно. - Скорее, об этом не хочется думать. - Это как раз нормально. Об этом не хочется думать, не хочется говорить, и каждый спортсмен в глубине души полагает, что без труда найдет свою полянку под солнцем, расположившись на которой, можно позволять людям продолжать восхищаться своим мастерством. Но очень быстро понимаешь, что никакой полянки нет. А есть лужа, идет дождь, и никто не спешит открыть над тобой зонтик. - Это действительно так. Мне, считаю, в этом плане, повезло. Потому что с самого начала не было никаких иллюзий по поводу того, что меня ждет. Я понимал, что предстоит нормальный рабочий трудовой процесс, возможно, каторжный. Как, собственно, у всех тех, кто зарабатывает на жизнь фигурным катанием. А это целый день на льдине и в коньках. Просто у меня еще пока есть элементы счастья в виде шоу – они позволяют в какой-то степени возвращаться в прежнюю жизнь. - При этом, насколько могу судить, вы совершенно не рветесь стать профессиональным тренером? - Я всячески оттягиваю тот момент, когда нужно будет принимать решение. С одной стороны, ни в чем другом я пока себя не вижу, с другой - не могу сказать, что хочу этим заниматься. Тренерская работа - это реально каторжный труд. Который помимо всего прочего сразу ставит под удар семью. - Фигурное катание всегда было видом спорта, где человек, закончив карьеру, очень долгое время продолжает зарабатывать ногами. Та же Татьяна Тарасова не раз говорила, что для нее главное не только вывести ученика на результат, но и постараться максимально уберечь его от травм, чтобы человек не потерял профессию. Сейчас же я все чаще слышу, что спорт изменился. Что в него надо вовремя прийти, ухватить свое, и совершенно не важно, чем ты за это заплатил. Вы согласны с такой точкой зрения? - И да, и нет. Не согласен, потому что понимаю, что олимпийская медаль – не венец творения. После этого ни реки вспять не текут, ни красные дорожки пред тобой не расстилаются. А если расстилаются, то так же быстро и сворачиваются. Впереди целая жизнь, на которую, естественно, нужно здоровье. Но кто об этом думает? В принципе, за детей выбор почти всегда делают родители. И как раз родители бывают готовы на многое. - А как смотрите на нынешнее фигурное катание вы сами? Способны восхищаться маленькими девочками, прыгающими четверные прыжки? - Давайте, я приведу слова, которые когда-то услышал от Антона Сихарулидзе. Он сказал так: когда ты видишь человека на пьедестале, то всегда можешь отследить, каким путем он шел. Соответственно понимаешь, что должен сделать сам, чтобы оказаться там же. Просто тем, кто внизу, всегда легче: они ориентируются на лидеров, идут за ними, и главное – им всегда есть, куда идти. А вот когда ты выходишь на пик, перед тобой открытый океан, космос. Куда идти? Какое направление выбрать? Если в этом состоянии, находясь на вершине возможностей, человеку удается сделать хотя бы крошечный шаг вперед, это уже прорыв, уже победа. Так что для меня та же Саша Трусова с ее четверными прыжками - это девочка, которая раздвигает рамки человеческих возможностей. Она первая шагнула в это космическое пространство, проложила дорогу, показала, что это возможно. Чем это все закончится, чем ей за это придется заплатить, мы не знаем. Все остальные теперь пойдут за ней. Насколько смогут на этом пути продвинуться – другой вопрос. Но восхищения Трусова заслуживает большого. - У вас имеются предпочтения в той части женского одиночного катания, которую принято именовать взрослой? - Я очень спокойно отношусь к тому, что там происходит. Как любил говорить наш хореограф, Александр Васильевич Матвеев, каждая книга найдет своего читателя. Поэтому кому-то нравится Женя Медведева, кому-то Алина Загитова… - А кому-то – француженка Беренис Мейте? - И такие наверняка есть. Почему нет? Беренис - очень яркая девушка, запоминающаяся. У нас ведь в фигурном катании как получается - на юниорском уровне тебя учат все делать правильно, то есть, абсолютно одинаково. А когда ты выходишь на взрослые соревования, нужно чем-то выделяться. И тренеры начинают придумывать какие-то фишечки, то есть учат делать элементы уже не как правильно, а как интереснее. Помню, Гвендаль Пейзера садился в выпад, как бы заворачивая стопу. Эстетически меня это всегда немножко коробило, но, с другой стороны, я понимал, что это фишка. Выключи на катке свет – Гвендаля по его кривой стопе и завернутой ноге узнаешь всегда. То есть, это уже стиль. Поэтому всегда трудно судить, что в фигурном катании хорошо, а что – нет. Кто-то лучше вращается, кто-то лучше прыгает. Каждый развивает какие-то свои доминирующие качества. Фишкой той же Жени Медведевой стали прыжки с поднятыми руками. Это, я бы сказал, общая заслуга, и ее, и тренера, которая заключается в том, что они эту фишку сначала продвинули, а потом судейски ее «закрепили». - Вы очень образно сказали про книгу и читателя. Есть сюжет, за развитием которого с интересом наблюдаете вы сами? - Мне интересен второй том той книги, что сейчас пишет Медведева. Интересно, чем это все закончится, интересна Женя, как личность. Было множество мнений по поводу прокатов Жени и Алины (Загитовой) на Олимпиаде. При том, что мне безумно нравится Алина, прокат Жени был для меня совершенно особенным. Самое сложное на таком уровне соревнований – иметь последний стартовый номер, и откататься настолько достойно, чтобы прокат получился на грани совершенства. Поэтому и хотелось, чтобы путь, который проделала Медведева, завершился золотой медалью. - Это было бы, наверное, слишком кинематографично. Как победа Александра Легкова в лыжных гонках в Сочи – в последней гонке последних для спортсмена Олимпийских игр. - Ну так всегда ведь хочется, чтобы всё было логично и справедливо, но так в спорте не бывает. Особенно на Олимпийских играх. Есть такое понятие, как инерция успеха. Когда человек набирает обороты и идет, идет, идет, идет. У Медведевой эта инерция была погашена. Сначала – травмой, потом пропуском чемпионата страны. Этим воспользовалась Алина, что делает ей честь, как спортсменке. Но только сейчас становится интересно как она сможет выступать и бороться в новом для себя статусе. - Условно говоря, на что будет способна, оказавшись в шкуре человека, который не должен проиграть? - Да. По первым соревнованиям Алина выглядит предпочтительнее, чем Женя. Мне больше нравятся ее программы, они более выигрышны. Но это не говорит ровным счетом ни о чем. Зная, что Женя Скорпион по знаку зодиака, и имея партнершу - Скорпиона, я точно знаю, что она так просто не сдастся. Даже умирая на льду, будет выгрызать результат до последнего. - Насколько серьезно занимается фигурным катанием ваш сын? - Одиночника из него точно не получится, потому что он будет высокий. Значит, либо пары, либо танцы. Пары – как-то вроде поинтереснее. - И кому из тренеров вы бы его отдали? - Интересный вопрос. Не знаю. Самому-то, конечно, тяжело собственных детей тренировать. Возможно, отдал бы Олегу Васильеву. У нас ведь не так много людей с опытом, которые занимались бы юниорами. Эпоха мэтров потихонечку уходит, наступает время совсем молодых ребят. - Другими словами, за парным катанием вы следите достаточно внимательно? - Когда вы говорите о тренерских руках, имеете в виду Тамару Москвину или Артура Минчука? - Москвину, конечно. - Как же это согласуется с вашими словами о том, что сейчас пришло время молодых тренеров? Или Москвина остается исключением из общих правил? - Тамара Николаевна – совершенно неоценимый человек в том плане, что всегда опытным глазом может заметить проблему, которая еще вроде бы никак не проявляет себя. И оградить от нее спортсмена, не дать ему пойти не в том направлении. Как в известном фильме: «Ты туда не ходи, ты сюда ходи. А то снег башка попадет – совсем мертвый будешь». Москвина сейчас больше опекает и консультирует спортсменов и постоянно находится в связке с тренерами, которые работают на льду каждый день. Это нормальная схема, правильная. - Можно ли сравнить парное катание, которое сейчас демонстрируют лидеры, с тем, как катались вы? - Сейчас все стало гораздо сложнее, процесс стал еще более трудоемким, таким, как всегда был в танцах. - Боюсь, что не совсем поняла аналогию. - В танцах, чем больше времени ты проводишь на льду, тем лучше результат. Если в парном катании раньше все тренировали в основном прыжки, выбросы и поддержки, сейчас к этому добавилось много чего еще: все эти уровни сложности, дорожки, вращения… - Вы когда-нибудь пробовали скатать дорожку шагов на четвертый уровень сложности? - Не пробовал. Если я сам могу повторить какие-то шаги, это совершенно не значит, что их могут повторить двое. - Нечто похожее я слышала от Екатерины Бобровой, когда ее партнеру Дмитрию Соловьеву оперировали колено. По словам Кати именно тогда она поняла, что такое, когда кататься бывает по-настоящему сложно. Когда делаешь шаги и каждую секунду думаешь о том, что не на кого опереться. - Именно об этом я и говорю. Хотя сейчас, возможно, я много чего повторить бы смог. Потому что по-настоящему кататься в паре я научился только после трех лет «Ледникового периода». - Вот с этого места хотелось бы поподробнее. - Тут все просто. Когда у тебя в руках человек, который едва стоит на коньках и ничего не умеет, то сам ты должен уметь кататься за двоих. В спорте всё было предельно понятно: встали и поехали. Здесь же появилась сверхзадача. И я очень быстро понял, что в том варианте, в котором был научен, ничего в парном катании не умел. - Насколько быстро вам удалось адаптироваться в актерской среде, куда вы угодили прямо с олимпийского льда? - После того, как мы с Таней завершили карьеру, я еще года два приходил в себя. Как человек, вернувшийся из армии на гражданку. В спорте, как я уже сказал, все просто. Есть задача, которую перед тобой ставит тренер, он же обрисовывает пути ее достижения. Всё, надел шоры на глаза и пошел - копаешь от забора и до обеда. А здесь, куда бы ты ни пришел, ты сбитый летчик, с тобой никто не возится, ты, собственно, никому уже не интересен. Причем ты сам ничего понять не можешь: вроде как вот только что всё вращалось, можно сказать, вокруг тебя, а теперь вокруг совсем другие люди, которые тоже с медалями. И один лучше другого. Поэтому, потребовалось время, чтобы найти в этой новой жизни себя. - Я просто хорошо помню, как, благодаря проекту на первом канале, фигуристы окунулись в какую-то совершенно новую для себя жизнь, и кому-то эта жизнь понравилась настолько, что стали рушиться семьи. Как говорится, и прицел сбился, и крышу снесло. - Ну, это, в основном, женская половина. - Это понятно. В свое время, признаться, меня зацепили ваши слова о том, что для партнера женщина – прежде всего предмет, с которым он работает. А для женщины партнер – олицетворение всего самого лучшего и надежного. - Ну, да. Ощущение полета, крепкие мужские руки. Для меня с самого начала проект прежде всего был работой. У нас с Наташей уже родился Артем, мне надо было думать о нем, а не о том, где и с кем тусоваться. Я в этом плане, уже занятой был человек. - Как вы сейчас себя воспринимаете? Настоящим серьезным артистом или фигуристом, у которого «елки»? - То, что мы делаем на льду, на спорт не слишком похоже, но это не означает, что работа стала менее ответственной. В свое время мы с вами как-то говорили о том, что почти каждый высококлассный спортсмен способен стать чемпионом мира, но удержать эту планку гораздо сложнее. То, что Илья Авербух делает уже на протяжении десяти с лишним лет, и делает талантливо и успешно, говорит о том, что это очень серьезная работа. - В чем на ваш взгляд заключается главный талант Авербуха-постановщика? - Наверное, в том, что он мгновенно видит, в какой роли и каком образе может наиболее успешно подать того или иного спортсмена. Понимает, что чему-то нас учить и тем более - переучивать уже поздно, а значит, бесполезно тратить на это время. Главная фишка Ильи состоит в том, что мы играем на льду сами себя. Если я - Ромео, так я, в общем-то, и в жизни такой же. Поэтому все спектакли и имеют успех - ничего придумывать не надо. Другими словами, Илья, зная всю нашу, так сказать, подноготную, облекает все наши характеры в такие творческие формы, которые близки и понятны зрителю. В этом нет фальши. - Это большая разница, играть в спектакле эпизодическую роль, как те, что были у вас в «Кармен», или главную? - Огромная. В «Кармен» я был больше на подтанцовке. Главная роль – это очень серьезно и круто. Хотя устаешь от этого иногда сильно, если честно. - Много работы на льду? - В «Ромео и Джульетте» я коньки снимаю только в антракте, и то не всегда. В Вероне вообще их не снимал. Один раз попытался и опоздал на второй акт. На венчание Ромео с Джульеттой. Мне нужно было перешнуровать конёк, который перед финальным номером в первом акте начал развязываться. Стал перевязывать, в спешке завязал на шнурках узел. Пока разматывал… В общем, опоздал. - Из всех ролей, которые приходилось исполнять, какая была ближе всего? Ромео? - Мне Волком быть очень нравилось – в спектакле «Волк и семеро козлят». Леша Ягудин там же был Попугайчиком. Эх, кого мы только ни играли… Это сейчас молодые спортсмены сразу приходят на главные роли. В нашей профессии, как мне кажется, главное - не зацикливаться на собственном эго. Нужно просто понять: спорт закончился. А значит, вставай и начинай работать. Хорошая ведь работа. - Лавры Авербуха и Плющенко, имеющих собственные шоу, вас не прельщают? - Нет. Когда я вижу, как сильно тот же Авербух в это дело вкладывается, то понимаю, что любой результат требует стопроцентной отдачи. А значит, рано или поздно придется на всем остальном поставить крест. Возможно, Илье даже в определенной степени повезло в том, что он не стал золотым призером Олимпиады – эта оставшаяся после спорта неудовлетворенность всегда очень сильно его двигала, подстегивала, мотивировала делать больше, больше и больше. Это мы получили свою порцию тщеславия – и сели, условно говоря, лапки сложили. Энергия ведь всегда дается человеку по той цели, которую он перед собой поставил. А я себе уже не ставлю чрезмерно высоких целей. Для того, чтобы быть счастливым, мне вполне хватает того, что есть. 2018 год
|
Фигурное катание - Спортсмены 
