Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В фигурном катании нет возможности зарабатывать из-за отсутствия спонсорства. В этом уверен фигурист Иван Ригини. По его мнению, проблему должен решить Международный союз конькобежцев. В интервью RT спортсмен также рассказал, как на заре карьеры подрабатывал барменом и игроком в покер, почему вместо России стал выступать за Италию и как он принял решение уйти из спорта.

По отцу он цыган, начинал кататься за Россию под фамилией Бариев, и наверное логично, что нет в фигурном катании карьеры более цветистой и лоскутной: Иван Ригини дважды был чемпионом России среди юниоров, четыре раза побеждал на чемпионатах Италии, катался в шоу у Евгения Плющенко, Ильи Авербуха и был Черномором в мюзикле Татьяны Навки «Руслан и Людмила». На протяжении трех лет выступает в Art on Ice, где мы и встретились в начале февраля.

— Вы потрясли всех на чемпионате мира в Бостоне в 2016-м, где и в короткой и в произвольной программах попали в десятку сильнейших. Почему после этого закончили со спортом?

— Не сразу закончил, еще год продолжал кататься за Италию, но в олимпийском сезоне понял, что отправлять меня на Олимпиаду итальянцы не собираются. На чемпионате Италии я стал вторым, и это была не слишком красивая история. Мне как-то очень явно дали понять, что хотят видеть чемпионом страны другого человека. Сначала я напрягся по этому поводу, но потом решил, что уже не такой молодой, и у меня нет времени на то, чтобы распускать нюни. Сразу попал в Art on Ice, и у меня поменялась жизнь. Очень быстро понял, что ничуть не жалею, что не поехал на Олимпиаду. В Art on Ice как-то сразу вписался в коллектив и выступаю в этом шоу уже третий сезон.

— Это был болезненный момент, когда вся привычная жизнь раз – и закончилась?

— Скорее, это был момент, заставивший меня начать думать. Может быть, уже и пора было что-то поменять в жизни. Может, уже было достаточно все время ждать от кого-то денег, просить, чтобы тебя профинансировали, чтобы заплатили тренеру, чтобы тренер не переживал и не спрашивал тебя, почему ему не платят... Такие вопросы вообще, как м не кажется, не должны волновать спортсмена. Но у меня вся жизнь была непростая. По юниорам я выступал очень хорошо, был лучшим в России. Потом травмировался. Тренировался тогда у Николая Морозова, у которого была очень большая группа - Дайсуке Такахаши, Хавьер Фернандес, Флоран Амодио, Сергей Воронов, Алена Леонова, Никита с Леной (Ильиных/Кацалапов - прим). Просто если ты в группе не первый номер, с тобой ведь по-другому работают. Вот я и ушел, уже понимая, что внутренне созрел для того, чтобы кататься за Италию - у меня же паспорт итальянский с рождения, хоть и родился я в Москве. Какое-то время катался у Олега Васильева в Санкт-Петербурге, потом уехал в Оберсдорф, к Михаэлю Хуту.

— Мало кто помнит, какие места вы занимали в соревнованиях, но все помнят, как катались. Откуда взялась столь потрясающая выразительность?

— Возможно, с рождения, от мамы и папы, возможно, что-то развили во мне тренеры. Я рад, что запомнился, и буду запоминаться людям, жизнь-то действительно непростая была. Одно время я реально учился выживать. Если бы не мама, врял ли смог бы через это всё пройти. В нашей семье было все хорошо, но до определенного момента, пока не случился дефолт, и не стало вообще ничего. Это случилось в первый год, когда я стал выступать за Италию. В Оберсдорфе я тренировался по 8 часов в день. Надо было как-то зарабатывать деньги, чтобы платить тренеру, платить за квартиру, а работать там официально я не имел права. Тяжело было и эмоционально. Мало того, что я вообще никогда не планировал оказаться в Германии, так Оберсдорф еще такой городишко, где вообще ничего нет. В шесть вечера на улицах ни души, язык я не знаю. Куда-то добраться — целая история. Весь первый год я криком кричал от тоски и одиночества. Подрабатывал в магазине одежды, потом устроился барменом. Работать в баре мне было проще, поскольку напитки на всех языках называются одинаково. По вечерам, три раза в неделю, работал, а в 7.30 утра уже стоял на льду, тренировался.

С другой стороны, как раз в Оберстдорфе я задумался о собственном будущем. Сейчас даже жалею, что не начал раньше думать об этом — слишком был увлечён непрерывной погоней за какой-то призрачной медалью. А тогда ко мне приехал друг, которого я давно не видел, и спросил: Вань, когда со спортом закончишь, что делать будешь? Я и брякнул первое, что пришло в голову: что хочу делать одежду. Дальше идея сложилась как бы сама по себе. Я придумал логотип, сразу запатентовал его.

— Логотип с игральной фишкой?

— Это тоже в какой-то степени часть моей жизни. В Германии я профессионально играл в покер, зарабатывал этим, оплачивал свою жизнь. Покер вообще был со мной с самого детства. Как-то мы поехали с родителями на отдых, они пошли кататься на лыжах, оставив меня в отеле, а там у входа стоял игральный автомат. Сначала я просто смотрел, как всё это бегает, учил какие-то комбинации. Потом попробовал играть и выиграл кучу денег. Профессионально начал играть где-то лет в 16, в онлайне. Это было весело. Ну а в Германии продолжил играть уже сидя за столом. Но по жизни я не игрок. Приходил туда не выигрывать, а зарабатывать.

— Карьера фигуриста, выступающего в шоу — достаточно опасная вещь. В том плане, что она сильно затягивает. Не успеваешь оглянуться, как тебе уже 40. Хотя бы иногда вы задумываетесь о том, что тот же Даниил Глейхенгауз, с которым вы когда-то вместе катались и до сих пор дружите, уже состоялся в абсолютно другой профессии.

— У каждого свой путь. Я никогда не стремился к тому, чтобы стоять за бортом - держал в уме позицию тренера, как самый крайний вариант. Я прежде всего артист, хоть и понимаю, что жизнь на льду не может продолжаться бесконечно.

— Могли бы попытаться расставить приоритеты? Фигурное катание, постановки, музыка, линия одежды, потенциальная семья… От чего бы вы смогли отказаться в последнюю очередь?

— Ни от чего отказываться не хочу. Зачем, если я успеваю делать всё? И не хочу заниматься бизнесом ради того, чтобы просто заработать денег. Для меня это не главное. Хочу, чтобы люди в моей одежде красиво выглядели. Мой бренд называется I Man – Я личность, я индивидуальность. Это люксовый сегмент.

— Не смущает, что в мире люксовых производителей одежды всё давным-давно поделено?

— С этой точки зрения в мире уже вообще везде и всё поделено. Кто первый встал – того и тапки. Но я делаю то, что мне нравится. У меня итальянский крой, я знаю, как шить, при том, что даже не умею рисовать. Всё рождается в голове — мой персональный сумасшедший мир, который очень мне нравится.

— Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему, имея в группе потенциально сильнейших фигуристов мира, Морозов, как тренер, не добился большого успеха с тем же Фернандесом?

— Возможно, дело было в том, что главную ставку Николай делал не на Хавьера, а на Дайса. Такахаши представлял серьезную страну, с серьезными деньгами, да и сам на тот момент считался не последним фигуристом мира. Видимо, Хави, как и я сам, оказался слишком эмоционален для того, чтобы просто существовать в группе. Я помню, как он выступал на своем самом первом чемпионате Европы, и уже тогда делал четверные тулупы, сальховы, пусть и нестабильно. В итоге, он нашел своего тренера в лице Брайана Орсера. Пришёл туда, где человек его правильно направил, развил в нужном ключе. И Фернандес быстро обрел свое очень узнаваемое катание и достиг результатов. Каждый из нас всегда ведь хочет получить несколько больше, чем просто какое-то время на льду.

— Помню, как приезжала к вам на тренировку в Новогорск, и отметила, что все вы катаетесь примерно на равных: и вы, и Фернандес, и Амодио. Когда один из них стал чемпионом Европы, а другой дважды выиграл чемпионаты мира, не было ощущения тотальной несправедливости спортивной судьбы: «Почему они, а не я?»

— Конечно, такие вопросы в голове возникали. Но... Видимо во всем должна присутствовать удача, верно? Кто бы ни был твоим тренером, в какой бы форме ты сам ни находился, для того, чтобы подняться на пьедестал, обязательно должно немножечко повезти.

— Как в картах?

— Как в картах, да. Потому что лёд скользкий. Даже олимпийские чемпионы падали, когда приезжали на соревнования в идеальном состоянии, и никому вообще не могло прийти в голову, что человек что-то сорвёт. Сколько таких ситуаций было. У меня, скорее, постоянно присутствовал единственный вопрос к самому себе: почему я не могу? Я соревновался с тем же самым Флораном, мы бились в юниорах за финал Гран-при, за медали чемпионата мира. Где только с ним не пересекались. Да и в России я ничем хуже других не был. Прыгал то же самое, тот же тройной аксель…

Возможно, что-то не совпало по времени. Время у нас, к сожалению, не резиновое. Все мы с возрастом взрослеем, кто-то мудреет, кто-то нет. Если бы я был на своём месте в жизни раньше... Хотя, где оно тогда было, моё место? Даже я тогда этого не знал.

— Знаете, как говорят спортсмены: если бы мне, тогдашнему, мозги, которые есть сегодня…

— Тогда всё было бы супер. Но не получилось.

— Насколько расходным мероприятием становится для спортсмена фигурное катание, когда он не получает от федерации финансовой поддержки и не имеет спонсоров?

— Это очень крупные суммы. Огромные деньги — это вам любой из фигуристов скажет. Одни только коньки стоят тысячу долларов. Плюс, сделать костюмы. Даже по минимуму это выливается в крупную сумму. Плюс, конечно же, у тебя должно быть две тренировки в день. Желательно по полтора часа. Ну, или три по часу. За это нужно платить тренеру, оплачивать лед. Плюс, ОФП, специальная подготовка, хореография, восстановление. И всё это за свои деньги. Зарплаты фигуристам платят только в России и в Америке. Можно попытаться найти спонсора, но когда у тебя нет имени — никому из спонсоров ты не интересен. Одно время я постоянно думал о том, что, если бы пахал так, как это делал на протяжении двадцати трёх лет, то даже будучи не слишком талантливым, добился бы успеха в любом деле, в любом виде спорта. В футбол точно научился бы играть за это время — не хуже, чем большинство игроков национальных сборных. Но в фигурном катании, если рассуждать глобально, фактически нет возможности нормально зарабатывать, нет спонсорства. Не может же спортсмен выйти на чемпионат мира с нашитым на костюм логотипом Nike? И получается, что, несмотря на всю популярность фигурного катания, в нем нет главного - коммерции. Считаю, что это одна из главных проблем нашего вида спорта, которую Международный союз конькобежцев никак не может решить. У него есть японский спонсор, за счет которого живет все фигурное катание, соответственно, японские спортсмены получают деньги. В Европе вообще с этим глушь.

Имелись бы спонсоры, соревнования были бы уже совсем другими. Появилась бы реальная реклама, и вряд ли чемпион мира продолжал получать за победу 50 тысяч долларов. Это лишь на первый взгляд большие деньги. Когда ты потом отдал десять или пятнадцать процентов стране, проводящей соревнования, 30—40 процентов своему тренерскому составу и ещё какой-то процент федерации и заплатил налоги, то, считай, вообще ничего не получил. А ведь эти 50 тысяч ты можешь выиграть только опередив Юдзуру Ханю. Или Нейтана Чена. Попробуй обыграй их...

— Как раз хотела спросить: с точки зрения фигуриста Юдзуру Ханю – это человек или межгалактический пришелец?

— Пришелец, однозначно. Я его так и называю: пластилиновый пришелец.

— Что в этом фигуристе меньше всего поддается объяснению?

— Для меня удивительно, как быстро он восстанавливается после каких бы то ни было травм, включая самые тяжелые. Насколько он мягкий — по суставам, по всему. У него очень хорошая, я бы сказал, человеческая конструкция. Внутри он действительно какой-то пластилиновый - ноги в разные стороны на льду выгибаются. Если бы у меня, не дай Бог, произошла какая-то травма из тех, что случались у Ханю, я бы, наверное, никогда уже на ноги не встал. Плюс, у Юдзуру очень сильный дух. Такой реально самурайский. Все это в совокупности делает его очень крутым и особенным. Плюс — катание, способность чувствовать прыжки, чувствовать лед, умение выполнить сложный прыжок чуть ли не с места. Тот же Шома Уно тоже очень крутой фигурист. Но он не может сделать то, что делает Ханю. Вообще мало кто это может сделать. Хотя катается Ханю, да и Уно тоже, вот с такими «утюгами» — вообще не тянут ножку, как всегда в детстве учили нас. А тот же Чен вытягивает ножку при каждом движении. Для меня в этом есть разница.

— Вам хватает адреналина от выступлений в шоу? Обратно в спорт не тянет?

— Тянет. Я компенсирую это постоянной работой. Это постановки, какие-то новые проекты, новые дела. Я все время занят, и это хорошо. Но не исключаю, кстати, что ещё покатаюсь. Я ведь нигде не говорил, что прекращаю карьеру. Более того, как только решил, что заканчиваю отношения с Италией, сразу две страны предложили мне выступать за них. Сейчас ведь я могу кататься за любую страну, за которую захочу.

— Хотите сказать, что не исключен вариант увидеть вас на Олимпиаде в Китае?

— Вполне возможно. У меня есть целый год, чтобы всё расставить по местам.