Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Единственный раз за те годы, что мы знакомы, я видела ее по-настоящему счастливой и по-домашнему расслабленной в 1990-м, в последний московский вечер, накануне отъезда в Америку. О фигурном катании мы тогда практически не говорили. Только о том, что впервые за всю свою жизнь Роднина почувствовала, какое блаженство забыть обо всем и быть просто женщиной: любимой, желанной, единственной.

И только недавно я поняла, что свой чемпионский крест ей суждено нести всю оставшуюся жизнь. А на кресте, как показывает практика, места для помощников не остается в этой жизни никогда.

Роднину-чемпионку любили все. За это же ей отчаянно завидовали. Ненавидели? Может быть. Слишком уж равноценными понятиями всегда были в сознании обывателей зависть и ненависть.

«Человек способен простить ближнему все, кроме успеха», - не раз говорили мне великие тренеры прежних лет. Родниной не прощали даже того, что за всю ее неизменно выигрышную спортивную карьеру никто и никогда не видел ее слез. Только однажды - на ее третьей Олимпиаде - в Лейк-Плэсиде.

Правда, и те ее слезы - на последнем в жизни спортивном пьедестале (всего через год после рождения сына) - тут же были преподнесены миру, как продуманное лицедейство: слишком уж удачным завершением карьеры советского спортивного символа они выглядели на фоне поднимающегося красного флага. По моему глубокому убеждению, все те размышления журналистов были по меньшей мере некорректны: чтобы иметь моральное право делать состояние души спортсмена достоянием общественности, надо для начала побывать в его шкуре самому. Но - «человек способен простить все, кроме…».

Успеха Родниной не мог ей простить и первый партнер Алексей Уланов. Его неприязнь моментально распространилась и на меня - невольного посредника в интервью в 94-м, когда прервав поток его размышлений на тему вечно мешавшейся под ногами партнерши, я не выдержала: «А вы ведь прекрасно понимаете, что главным действующим лицом в вашей паре была Роднина. И осталась им и потом - в паре с Зайцевым…». Уланов задохнулся от возмущения: «Да кто такая Роднина? Да где она сейчас, ваша Роднина?».

Я еще не знала, что после выхода интервью мне позвонит тренер пары Станислав Жук и скажет: «А я ведь видел, как Алексей уронил ее с поддержки на их последнем совместном чемпионате мира - вниз головой, просто убрав руки. Видел, и так и не смог сказать Ире об этом. Какими бы глазами она стала бы смотреть на близких ей людей?».

Наверное, тогда ни Жук, ни Уланов не задумывались, что Роднина значительно раньше них поняла и приняла правила спортивной игры. И выстрадала в ней свое пожизненное кредо: быть сильной. Назло всем. А в последние годы во время наших нечастых встреч я неизменно замечала во взгляде Ирины ироничный прищур стороннего и крайне острого на язык наблюдателя.

В очередной раз мы встретились в Копенгагене - на предолимпийском чемпионате Европы, куда Ирина привезла чешских фигуристов Радку Коваржикову и Рене Новотны. Правда, уточнила:

- Их официальный тренер - чех. Мое дело - на лед выводить.

- Но ведь Коваржикова и Новотны последние два года тренируются у вас в Лейк-Эрроухед?

- Да. В Чехии они вроде собирались пожениться, но вдруг засопротивлялись родители. Дома - плохо, на катке тоже нервотрепка: Рене собрался заканчивать с фигурным катанием - ему под 30, но как неудача - на партнершу с обвинениями набрасывается. Я уж Радке сказала: совсем плохо будет - оставайся у меня в Штатах. Не захочешь кататься - моих детей нянчить будешь, благо с ними сейчас не соскучишься.

- На кого вы их, кстати, оставили?

- Саша - в горах на тренировочном сборе с хоккеистами, Леночка - в Лос-Анджелесе у отца, моего второго мужа. Когда я дома, дети со мной.

- Тяжело же безумно…

- Да нет, нормально. Тяжело, не поверите, другое: я совершенно перестала их понимать - в прямом смысле. Мы договорились дома говорить только по-русски. Но я заметила, что когда дети что-то от меня скрывают, то начинают быстро-быстро говорить по-английски. Дожила!

- А что на работе?

- Все по-прежнему. Каждая минута, иногда начиная с шести утра, расписана. Кто-то приезжает покататься, кто-то - программу поставить.

- И вы по-прежнему ставите программы за два-три дня?

- Это же Америка! Знаете, я долго не могла понять смысла Дня благодарения, когда во всех без исключения американских домах готовят традиционно огромную индейку, которую совершенно невозможно вот так сразу съесть. А потом обратила внимание на то, что за две недели до праздника все газеты и журналы начинают помещать рецепты блюд, которые можно приготовить из того, что наутро от индейки останется: что покрошить в салаты, как нарезать сэндвичи. По этому же принципу существует фигурное катание: есть стандартные наборы элементов для пятилетних детей, для тех, кто выступает на молодежном уровне, на уровне сборной. Составил одну программу, а из остатков можно еще пять-шесть налепить. Летом же, когда у нас в центре фигуристы кишмя кишат, и того больше.

- Неужели не бывает противно заниматься откровенной халтурой?

- Мне многое бывает противно. За все время, что нахожусь в США, я так и не смогла привыкнуть к традиционной американской фамильярности, когда десятилетний шпингалет может врезать по плечу и сказать: «Хэлло, Ирина!».

- Насколько помню, быть в России, или, если хотите, СССР, в весьма юном возрасте Ириной Константиновной вам тоже не очень нравилось.

- Дело не в отчестве. А в том, что нынешнее поколение американцев в большинстве своем не приучено даже здороваться. Я была просто в шоке, когда летом к нам в Лейк-Эрроухед приехал легендарный тренер Карло Фасси, я зашла в раздевалку и увидела, что он стоя зашнуровывает коньки, а его толкают со всех сторон, в том числе и те, кто занимался у меня. Вот тогда я выдала этим соплякам на полную катушку. Правда, Фасси тоже был потрясен, начал меня успокаивать. «Ирина, - говорит, - я тридцать лет работал в США и все тридцать лет был итальяшкой. Чего ты от них хочешь?».

- А, собственно говоря, чего?

- Знаете, какая самая большая проблема у тех, кто приезжает в США из России?

- Могу только догадываться.

- Получить green card - разрешение на работу. Люди рассказывают о своих мытарствах легенды, собирают справки, рекомендации, обивают пороги. Так вот с меня в федеральном управлении штата не потребовали ни единой бумажки: только зачитали послужной список. И прислали green card прямо домой. Если люди платят сумасшедшие деньги, чтобы у меня заниматься, они будут относиться ко мне так, как хочу этого я. Как к Ирине Родниной. Хотя я прекрасно понимаю, что сколько бы ни прожила здесь, все равно останусь для американцев русской.

- Думаю, психологически вам это намного проще перенести, чем то, что приходилось выслушивать в Москве, выходя второй раз замуж.

- Дело не в национальности. У меня муж - еврей, большинство друзей - евреи и обвинять меня в антисемитизме по меньшей мере смешно. Но когда я приезжаю в Лос-Анджелес, становлюсь какой-то ярой антисемиткой: начинаю ненавидеть эмигрантов только за то, что они говорят на одном со мной языке. Потому что большинство тех, кто любыми путями старается сюда перебраться, меньше всего задумываются, как выглядят со стороны. В представлении большинства американцев преступность, хамство, непорядочность - в первую очередь связаны с русскими. То есть, теми, кто приехал из России, независимо от их национальности.

Самое удивительное, что американцы очень доверчивы. Скажи, что тебе плохо, - придумают, как помочь, если нужно - найдут любые деньги. Но если человек воспользовался этим , но тут же купил дом и положил круглую сумму в банк, и все это - в городке с менее чем пятитысячным населением, это моментально становится известно. И хорошее отношение диаметрально меняется. Как правило, навсегда.

- Есть примеры?

- Их ни к чему называть. А что касается меня лично, то в этой стране мне еще жить, здесь воспитываются мои дети, и мне не безразлично, что обо мне думают другие.

- А как насчет того, чтобы вернуться? Даже пусть не в Россию, а просто в большой спорт. Но в несколько ином, более серьезном, нежели платный тренер, качестве?

- Помните, чему нас учили? «Надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно…». Вот я так и живу. Американцы в большинстве своем готовы работать только до того предела, когда надо начинать тянуть из себя жилы. Но даже если найдутся спортсмены, с которыми можно чего-то добиться… Наверное, не захочу. Слишком часто приходится чем-то жертвовать и слишком дорого нужно за это платить. Гораздо больше удовольствия мне доставляет возможность наблюдать большой спорт немножко со стороны.

- Как же он со стороны для вас выглядит?

- Им начали управлять принципиально иные законы. Коммерческие. Я не говорю, хорошо это или плохо, а прросто констатирую факт. Со всеми менеджерами, которые сейчас делают погоду в профессиональном и, нередко, в любительском спорте - Майклом Розенбергом, Томом Коллинзом , я познакомилась, когда еще выступала сама. Только тогда они бегали за спортсменами. Помню, после нашей очередной победы с Зайцевым в нашу честь был организован завтрак под который хозяева Holiday on Ice сняли целый этаж в роскошной гостинице. И не знали, куда нас посадить и чем накормить. А позже именно Розенберг сказал мне, что американцы Тай Бабилония и Рэнди Гарднер, отказавшись от соперничества с нами на Играх в Лейк-Плэсиде из-за травмы партнера (такова была официальная причина), сделали себе гораздо больше рекламы и денег, чем получили бы, если бы стали серебряными призерами Игр или, может, даже выиграв. Но то был частный разговор. А сейчас все американские газеты в открытую подсчитывают, сколько денег получила Нэнси Керриган в результате организованного на нее покушения, и все приходят к выводу, что участвовать после этого в Олимпийских играх в Лиллехаммере ей совсем необязательно.

- А вы могли бы проиграть за деньги?

- Я никогда не была второй. И совершенно не представляю себе, что бы со мной было, случись проиграть хоть однажды. Наверное, что-нибудь страшное. А главное, все вокруг были настолько убеждены в моей непобедимости, что предлагать мне деньги как-то никому не приходило в голову.

… Человек может простить ближнему все. Особенно если этот ближний слаб и несчастен. А Родниной продолжают завидовать. Злобно, по-черному. Теперь - за то, что она удачлива и по-западному благополучна. И, может быть, за то, что для идолопоклонной Америки в теннисе есть Ник Боллетиери, а в фигурном катании - Ирина Роднина. Русская, которая уже пятый год играет по американским правилам. Но, как и прежде, в свою игру. Восхищение она заслужила.