Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В любой другой ситуации ее спортсменка могла бы стать героиней сезона: победа на двух этапах «Гран-при» и отборе в национальную команду, серебро на чемпионате Европы, бронза – на чемпионате мира. Но вышло так, что все лавры достались другой фигуристке – Елизавете Туктамышевой, триумфально вернувшейся в спорт после длительной полосы неудач и выигравшей все главные старты. А Лена Радионова, солнечная девочка, влюбившая в себя мир, осталась в тени, хотя еще ни одна российская спортсменка не проводила свой первый взрослый сезон столь ярко.

С этой темы и начался наш разговор с ее тренером.

– Конечно, всегда хочется большего. – Инна Гончаренко ненадолго замолкает, словно возвращаясь мыслями назад. – Но если оценивать ситуацию реально, я довольна. Переходный возраст, плюс Лена достаточно сильно выросла в этом году, какие-то болезни и вирусы постоянно нас настигали… И все же хороший сезон получился, что уж тут бога гневить. А что будет дальше – я не люблю раньше времени забегать вперед.

– Год назад многие, а, возможно, и вы сами, считали, что этот сезон Радионова проведет лидером. Но она провела его как бы «под прикрытием» более опытной спортсменки. В этом были какие-то плюсы?

– О плюсах или минусах я не думала. Но у меня в начале сезона совершенно не было уверенности в том, что лидером станет моя спортсменка.

– Я много лет следила за тем, что происходило с Туктамышевой. Еще когда она была маленькой и тренировалась у своего первого тренера, она постоянно выступала в каких-то соревнованиях. Возможно, это была вынужденная необходимость – из-за того, что дома в Глазове у Лизы были проблемы со льдом. Но мы, помню, удивлялись: на некоторых турнирах Туктамышева выступала одновременно в нескольких разрядах. В двух, как минимум.

Когда в начале прошлого сезона я увидела, что Мишин стал активно возить Лизу по соревнованиям, то сразу поняла, что за этим стоит какой-то глобальный замысел: Алексей Николаевич никогда ничего не делает просто так. И внутренне я была готова к тому, что к главным стартам сезона Туктамышева подойдет во всеоружии.

К тому же Лиза уже вышла из наиболее сложного периода, связанного с взрослением. Мы же с Леной в это состояние только начали входить.

– Я видела, как много досады вызывает у вашей спортсменки понимание, что она – не первая. Это хоть в какой-то степени было для вас проблемой?

– Проблема – неправильное слово. Конечно, было неприятно. Но это нормально. Кому же приятно проигрывать, когда есть шанс бороться за победу? Просто спортсмен должен разбираться с такими вещами сам, без чужой помощи. Должен сам понимать, чего он хочет, и уметь самостоятельно создавать себе мотивацию. Это я и называю «стать взрослой».

Если же возвращаться к результатам прошлого сезона, не могу сказать, что мы отработали на сто процентов. Можно было сделать гораздо больше, и нужно было – больше. Прежде всего – в процессе подготовки к соревнованиям после победы на чемпионате России. Но начались какие-то простудные болезни, из которых оказалось очень тяжело выбраться, хотя мы очень старались, и нам сильно помогали врачи.

Не знаю, может быть, я – максималистка, и хочу того, чего хотеть рано. Все-таки в целом сезон вышел более чем удачным. Многие спортсмены выступают годами, ради того, чтобы добиться таких результатов. А тут – все сразу. Это серьезная психологическая нагрузка. С другой стороны, детям в таких ситуациях бывает проще: они не всегда все понимают.

– Но ведь и для вас такой уровень результатов был впервые. И, наверное, тоже случалось, что вы не сразу понимали, как с той или иной ситуацией справляться?

– Такое происходит достаточно часто. Я порой думаю: возможно ли вообще создать ситуацию, в которой с первого раза получалось бы все? В свое время я с большим удовольствием училась в институте физкультуры. Там преподают множество нужных и полезных предметов, но никто не учит тому, как стать тренером. Мне, наверное, повезло больше, чем другим: у меня был очень хороший куратор, а кроме того, я со второго курса подрабатывала на катке. То есть не начинала после получения диплома с нуля, как другие. И все равно понимала, что придется долго и тяжело пробиваться наверх.

У нас все крутится вокруг спортсмена. С одной стороны, это правильно, но тренеру ведь тоже постоянно нужна помощь.

– Работая в вашем виде спорта, я не раз становилась свидетельницей того, что любую помощь со стороны люди воспринимают как угрозу – не без оснований боятся, что ученик может перейти к более опытному специалисту.

– Мне кажется, что в отношениях «тренер-ученик» все происходит по тем же законам, что и в семейной жизни. Кто-то может 50 лет друг с другом прожить, а кто-то – нет. Пубертатный период в этом отношении сравним с кризисом среднего возраста, когда у людей на ровном месте вдруг начинают появляться друг к другу какие-то претензии. Когда они расстаются в поисках чего-то нового, пытаются заново самоутвердиться в новых отношениях, а потом запоздало понимают, что вся их жизнь и все лучшее, что в ней было, связано не с тем, что здесь, а с тем, что осталось там.

– Не соглашусь. На мой взгляд, спортсмены уходят прежде всего потому, что прежний наставник не в состоянии предложить им что-то новое, заинтересовать работой. И как следствие, становится неинтересен сам. Другими словами, тренер просто обязан идти на шаг впереди ученика. Чтобы на каждый вопрос подопечного у него уже имелся готовый ответ.

– Иногда ученики просто уходят на другие условия. Более привлекательные, скажем так. Но то, о чем вы сказали, тоже имеет место. Поэтому и приходится бесконечно думать, копаться в себе, советоваться с людьми более старшего возраста. К счастью, такой круг людей у меня есть. В идеале, конечно же, хотелось бы иметь возможность заниматься только тренерской работой – тренировками, нагрузками, творчеством. Чтобы все остальное делали специально обученные люди. Но так не получается. К тому же идет некое постоянное нагнетание ситуации со стороны родителей спортсменов, а им, как правило, свойственна достаточно однобокая оценка той или иной ситуации.

– Кстати, мне приходилось слышать, что у вашей группы в ЦСКА крайне мало льда, и что вы всерьез намереваетесь перебраться со своими подопечными на другой каток, чтобы иметь возможность нормально работать. Это действительно так?

– Тут дело в другом. Когда впервые выходишь с учеником на более или менее высокий уровень, начинаешь очень остро понимать, что работать так, как ты работал раньше, уже невозможно. Теряется продуктивность, а с ней – возможность развиваться дальше. Но перестроить рабочий график в рамках достаточно большой школы бывает не так просто. И главное – это не быстрый процесс. У нас, к сожалению, нет такой системы, в которой ты сегодня бы достиг результата, а завтра получил и отдельный лед, и удобное время, и все, что пожелаешь. В ЦСКА занимается очень много детей. Нельзя дать дополнительный лед кому-то одному, не забрав его у других. То есть ситуация объективно сложная, причем не только для меня. И все, разумеется, хотят для своих спортсменов лучших условий. Поэтому если вдруг будет построен какой-то другой каток, где мне предложат работать, я, разумеется, как минимум рассмотрю это предложение.

С этими проблемами ведь сталкиваюсь не только я, а все тренеры, ученики которых начинают выходить на определенный уровень. Теоретически все это должно предусматривать руководство школ. На практике это происходит не всегда. Не хочу вникать в причины, но сама я столкнулась именно с этим. Взять ту же Радионову: Весь этот сезон лед у нас с ней начинался в 8.15 утра. То есть для того, чтобы провести полноценную тренировку, нужно выйти на разминку в семь. А проснуться – в пять. Иначе организм просто-напросто не будет готов к работе.

– Татьяна Тарасова как-то сказала, что работая с сильным одиночником тренер вынужден приносить в жертву этой работе всю свою жизнь. А что такое работа с сильной одиночницей?

– Такая работа отнимает очень много времени. Я много лет пыталась выстроить в рамках своей группы систему, где наиболее сильных спортсменов постоянно подпирали бы те, кто моложе. Но для того, чтобы такая система успешно функционировала, тренер должен быть директором, администратором, хозяйственником – и так далее. Это нереально. Поэтому начинают уходить другие ученики. Чтобы этого не произошло, нужно «обрастать» дополнительными специалистами – тренерами по ОФП, скольжению, хореографами. А всем им нужно платить. Вплоть до нынешнего сезона, например, за работу с рядом специалистов родители Радионовой платили сами. После того, как сезон был закончен, мы обсудили все наши проблемы с руководителями федерации фигурного катания и Минспорта. Попросту говоря, попросили их о помощи. И не передать, как благодарны за готовность пойти нам навстречу.

– А если бы у вас с самого начала был спонсор, готовый удовлетворять любые запросы, каких специалистов вы пригласили бы себе в помощь в первую очередь?

– Прежде всего хореографа. У Лены своеобразное строение тела, суставов, она вообще не всегда может заниматься в группе – даже по физиологическим показаниям. Но ставки в ЦСКА небольшие, человек с хорошим опытом работы на эти деньги вряд ли пойдет. Нам же нужен специалист определенного уровня. Чтобы Лена ему доверяла, чувствовала его авторитет. В этом случае работа получается намного более эффективной.

То же самое касается тренера по специальной и общефизической подготовке. Я бы с удовольствием привлекла психолога. Возможно, это получится сделать сейчас.

Еще одна проблема – подбор и подготовка музыки. Процесс трудоемкий и достаточно затратный по деньгам. От сотрудничества с некоторыми специалистами мне даже пришлось отказаться, поскольку расценки на их услуги стали совсем уж нереальными.

Работать с музыкой мне сейчас помогает подруга, которая в свое время купила специальную компьютерную программу, чтобы иметь возможность создавать композиции для своего ребенка. Но поскольку живет она за границей, общаемся мы исключительно по почте. Соответственно я плачу за интернет, за доступ на платные музыкальные сайты, сама слушаю и отбираю много музыки, не сплю ночами, занимаюсь компоновкой различных программ. Спортсменов-то у меня много.

В целом все это, конечно же, кустарщина и самодеятельность. Но деваться некуда. Позволить себе платить за одну только музыку несколько сотен евро я не могу, для меня это дорого. Тем более, не факт, что эта музыка стопроцентно подойдет.

– В фигурном катании каждый спортсмен так или иначе старается найти «своего» постановщика. Для вашей подопечной таким постановщиком всегда была Елена Масленникова, а сейчас, похоже, становится Илья Авербух. Почему вы сделали выбор в его пользу, задумывая новые программы?

– В свое время мне порекомендовала Илью как раз Масленникова. И мы как-то сразу нашли общий язык – родилась уникальная, считаю, произвольная программа с образом птицы, отбившейся от стаи. С этой программой Лена в первый раз стала чемпионкой мира среди юниоров. У Авербуха очень своеобразный взгляд – не такой, как у всех. А я люблю, чтобы было не как у всех.

– А есть другие постановщики, с кем хотелось бы поработать?

– Да. Но я реалист, и прекрасно понимаю, что есть вещи, которые мы просто не можем себе позволить. Например – поехать ставить программы в Америку. Знаю, например, что Лена очень хотела бы поработать и со Стефаном Ламбьелем, и с Мариной Зуевой, и с Лори Никол, и с Николаем Морозовым.

Любой новый постановщик всегда дает спортсмену что-то новое. Мне бы и самой было интересно просто постоять рядом и посмотреть, как люди работают.

– Два года назад вы сказали, что если в женском одиночном катании и начнется очередной виток технического усложнения, то произойдет это не раньше, чем за пару лет до Игр в Пхенчхане. Он начался уже сейчас. С тремя тройными акселями планирует вернуться на лед Мао Асада, к такому же уровню сложности намерена подобраться Туктамышева. В связи с этим вы с Радионовой планируете учить новые прыжки?

– В данном случае я буду ориентироваться не на соперниц, а на свою спортсменку. Прежде всего нам нужно подрасти и сформироваться. Как физически, так и психологически. А для этого нужно красиво и уверенно кататься, осваивать новые образы, а не стремиться к сложности любой ценой, рискуя получить травму. Торопиться усложнить программу Радионовой только по той причине, что кто-то уже усложнил свою, я точно не буду.

– Как, кстати, вы относитесь к возвращению Асады?

– Я рада, что она вернулась. Выступать с такой спортсменкой на одних соревнованиях – это честь. К тому же Мао всегда показывает очень красивое и интеллигентное катание, наблюдать за которым одно удовольствие. Это брэнд и высокий класс. И ориентир для меня.

Я вообще не сторонница рассуждений, что те, кто возвращается, могут потенциально перекрыть кому-то дорогу. Каждый из нас всегда занимает свое место. И в жизни, и в спорте.

– Сколько человек сейчас занимается у вас в группе?

– Шестеро. Двое ушли.

– Это расстраивает – когда уходят? Или, наоборот, появляется возможность отдавать больше сил основному спортсмену?

– Когда в спортсмена годами вкладываешь душу и силы, а он вдруг от тебя уходит, это расстраивает любого тренера, так что не верьте, если кто-то станет убеждать вас в обратном. С другой стороны, наверное, остаются те, кто должен остаться. Работаю я с учениками всегда очень много – на пределе сил, да и здоровья тоже. И работой, кстати, довольна: все мои спортсмены в этом сезоне выполнили то, что мы планировали. Просто проблемы тренера никого никогда не волнуют. Сначала родители слезно умоляют научить ребенка хотя бы прыгать, а потом начинаются претензии: почему нет одного, другого, третьего. Почему тренер уезжает на соревнования с кем-то другим, и так далее.

Я же здраво понимаю, что следующий сезон у нас с Леной точно не будет более простым, нежели был предыдущий, и отдать остальным ученикам больше сил и времени я попросту не сумею. Поэтому, когда сезон был закончен, я честно сказала об этом своим спортсменам. И добавила, что все, кто захочет, могут от меня уйти – туда, где лучше, жирнее и шоколаднее.

– А чего больше хотелось бы вам самой – стоять во главе идеально отлаженной системы, как делает это у себя в школе Нина Мозер, или же заниматься только тренерской работой?

– Для руководящей работы я слишком эмоциональна, а в силу этого не всегда объективна. Во главе должен стоять более опытный и трезвомыслящий человек, которые был бы заинтересован в нашем результате не меньше нас самих. Делать результат, смею думать, я умею. Просто мне всегда неудобно и даже стыдно за себя просить. Особенно когда я знаю, что права. Дурацкая черта, правда?