Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

14 ноября 2003 года Игорю Бобрину исполнилось 50 лет. В юбилей принято перечислять титулы и заслуги. Но со спортивной точки зрения Бобрин был не бог весть каким везучим - и далеко не самым именитым. Зато всегда воспринимался иначе, чем остальные. Стоял особняком - независимо от того, побеждал или нет.

Вся бобринская карьера, наиболее яркая веха которой - золото чемпионата Европы 1981 года, складывалась скорее вопреки логике. Даже в годы наиболее успешных выступлений болельщиков не покидало чувство некой постоянной нереализованности его мощнейшего творческого потенциала в основополагающую, хотя и несколько банальную часть фигурного катания - результат.

Его программы запоминались с первого исполнения, заставляли даже совсем далеких от спорта людей смеяться, плакать, задумываться о сути человеческого бытия, а на верхнюю ступень пьедестала тем временем поднимались другие. Умевшие лучше прыгать, точнее вырисовывать фигуры, не позволявшие собственным эмоциям оказаться сильнее прагматичного расчета.

ЗНАМЕНИТЫЙ НЕЧЕМПИОН

В конце 70-х выдающийся спортивный журналист Станислав Токарев, до глубины души влюбленный в фигурное катание и фигуристов той эпохи, написал в одном из своих материалов: «Бывают знаменитые чемпионы. Бывают незнаменитые. Знаменитые нечемпионы тоже бывают. Одни - имена в справочниках и только там. Другие - ни результата, ни даты не вспомнить, хоть убей, а лица, а движения, а радость, которую они нам дарили, - все при нас».

Вряд ли кому эта фраза более впору, чем Бобрину. Возможно, его карьера могла бы сложиться иначе, не окажись он в группе Игоря Борисовича Москвина именно в тот период, когда выдающийся тренер был всецело сосредоточен на подготовке других спортсменов: Тамары Братусь (впоследствии - Москвиной) и Алексея Мишина. С другой стороны, пятнадцать лет совместной невероятно творческой работы стали мощнейшим фундаментом для всей последующей жизни Бобрина. Он впитывал все как губка: элементы, необычную, придуманную Москвиным технику, просиживал часами за просмотрами уникальной коллекции кинопленок - и работал до остервенения.

- Тот период остался у меня в памяти, как одна сплошная тренировка, - вспоминал Игорь. - При этом ни на одном занятии не помню, чтобы испытывал скуку. Москвин - не просто великий педагог, а величайший. Могу точно сказать: то, чему я у него научился, что применяется мною сейчас ежедневно, - это умение готовиться к работе. Потому что нельзя прийти на работу в ожидании, что сейчас тебя озарит какая-нибудь замечательная мысль.

Работать не только ногами меня тоже научил Москвин. Не помню, чтобы Игорь Борисович злился из-за невыполненного элемента или из-за недостаточно отточенного движения. Его было невозможно даже сравнить с кем-то другим, настолько творческий дух царил на тренировках.

Наше расставание происходило довольно болезненно. А если искренне сказать - трагично. Однажды в нескольких фразах он намекнул мне на то, что у него появились сомнения относительно моих возможностей добиться чего-то большего. А я - двукратный чемпион Союза, уже выезжал на первенство Европы, а на своем первом чемпионате мира занял седьмое место. Во мне бушевало столько амбиций, мне так хотелось больших побед, я чувствовал в себе столько сил, что сомнения Москвина меня буквально подкосили...

Чемпионом Европы Бобрин стал, официально тренируясь у Юрия Овчинникова. Но примерно тогда же сказал:

- Я точно знаю, что простился со своей спортивной карьерой, когда во мне кончился весь ненаписанный на бумаге план, по которому меня тренировал Москвин. Как только запас, который в меня вложил Игорь Борисович, был исчерпан, я оказался выжат полностью.

РАССКАЗЫВАЕТ Тамара МОСКВИНА

- На самом деле даже не знаю, почему они расстались. В свое время мы все были очень дружны, много времени проводили вместе. Сейчас воспоминания носят скорее отрывочный характер. Помню, например, как родители Бобрина каждый год приглашали моего мужа за грибами и за рыбой - у них был деревенский дом в грибных местах. Однажды Москвин и отец Бобрина поехали туда вдвоем на нашей первой машине, «Москвиче» горчичного цвета, которую мы купили незадолго до этого: раньше не на что было покупать. И они перевернулись по дороге. Долго все тогда подтрунивали, что на самом деле они ездили пиво пить, а не за грибами.

В нашей группе было принято вместе справлять дни рождения, Новый год. Если оказывались не дома, а на каких-то сборах, новогодний вечер планировали особо. Мы с Бобриным всегда составляли поздравления всем ребятам. С пожеланиями. Считалось, что Игорь - настоящий поэт, а я - стихоплет. Разыгрывали какие-то сценки, пили шампанское. У нас до сих пор сохранилось шутливое посвящение туалету, которое Игорь написал много лет назад на нашем самом первом дачном участке и вырезал на деревянной доске. На дачу мы тоже ездили всей группой, ребята постоянно помогали что-то корчевать, строить. И туалет у нас был, как у всех - на бетонном кольце.

Полностью это стихотворение я сейчас уже не вспомню, но смысл был в том, что, мол, прошло много лет, а участок все мужает и растет и дом вырос, прежним остался лишь туалет. И заканчивался стих словами: «На севере Канарских островов давно таких не строят санузлов».

Когда появилась новая дача, мы сняли эту дощечку, покрыли лаком, и она висит в туалете уже как реликвия - с автографом Бобрина.

Несмотря на потрясающее чувство юмора, Игорь был очень ранимым, его легко было обидеть, и тогда он сразу замыкался в себе. Очень долго переживал. Собственно, и муж такой же. Не исключаю, что именно это и стало причиной расставания. Оба - одинаковые по характеру, чувствительные, ранимые. Реагируют на невнимание одинаково. Возможно, ни один, ни другой не хотели в какой-то ситуации уступить. Вот и разошлись.

Но отношения остались очень хорошими. Мне, например, всегда было безумно приятно видеть, как Игорь исполняет элемент, который много лет назад придумала я. Сама не смогла реализовать его на практике, а он сумел. Этот элемент так и называется - бобринский. Такой необычный переворот в горизонтальной плоскости. Ну и, конечно, его знаменитая пародия на парное катание родилась в наблюдениях за нашей с Алексеем Мишиным парой.

Когда я впервые задумалась, что хорошо бы сделать для Лены Бережной и Антона Сихарулидзе какую-то необычную программу, мне пришел в голову образ Чаплина, который когда-то блистательно воплощал на льду Бобрин. Сама я человек не очень творческий. Когда-то ставила программы самостоятельно, но при этом отдавала себе отчет в том, что чаще руководствуюсь не творческими соображениями, а элементарной логикой. Тем, чтобы элементы не нарушали инерции движения, и так далее.

Работа с театральным балетмейстером тоже имеет свои сложности. Случается, что спортсмены не всегда могут понять не до конца оформленную идею, а сам постановщик не всегда понимает, что спортсменам прежде всего должно быть удобно кататься. А значит, хореографу неизбежно приходится чем-то жертвовать. Ведь как ни крути - катание главное.

Поэтому и не было сомнений, кого приглашать в качестве хореографа для Лены и Антона. Не только потому, что Игорь - человек потрясающих человеческих качеств. У него всегда было возвышенное чувство творческой работы. Мы ведь, будучи спортсменами, застали те хорошие годы, когда творческая сторона превалировала над всем остальным. Сейчас спорт изменился: не так много времени на постановку каждой конкретной программы, выросла сложность, а это требует более основательной технической работы, бесконечных повторений элементов. Возможно, сама жизнь - как у спортсменов, так и у тренеров - стала более суетной. Меньше остается времени, которое можно посвятить творческой мысли.

А тогда мы постоянно собирались вместе, обсуждали разные направления, спорили до хрипоты. И когда спустя много лет я начала работать с Бобриным, то поймала себя на мысли, что мне очень комфортно с ним работать. В том числе и потому, что он работает именно так, как когда-то - мой муж.

Выступление Бобрина в Санкт-Петербурге в начале октября этого года стало своего рода репетицией предстоящего юбилея в Москве - и в то же время совершенно неожиданным подарком для Игоря. Родной город, в котором Игорь вырос, впитав (что на самом деле происходит не так уж часто) все лучшее, что веками было принято вкладывать в понятие «петербуржец» - совершенно особое чувство культуры, искусства, интеллигентности, - он покинул почти четверть века назад, перебравшись в Москву. Создал свой, московский театр. Но достаточно было нескольких секунд, чтобы по внезапно наступившей в зале тишине понять: Бобрин для питерской публики - совершенно особенный фигурист.

Хотя... Питер, наверное, был вовсе ни при чем. Даже на фоне наиболее титулованных, знаменитых и куда более молодых спортсменов почти 50-летний Бобрин выглядел как человек, наделенный свыше неким тайным знанием. Музыки, льда, человеческого счастья и страдания. Его Чаплин трогательно сажал одинокий цветок в переливающейся холодом чаше льда, а вокруг, на утонувших в черноте зала трибунах, не сдерживая эмоций, плакали люди.

Потом начались поздравления. От фигуристов. От прежнего - и до сих пор самого любимого - наставника. И было совершенно очевидно, что теперь слезы с трудом сдерживает уже сам Бобрин. Лишь одно из выступлений прозвучало, как мне показалось, неким диссонансом, когда пышную поздравительную речь с обстоятельным и весьма напыщенным перечислением вклада Бобрина в фигурное катание произносил многолетний (еще спортивных бобринских времен) президент российской федерации этого вида спорта.

Почему-то отчаянно захотелось понять, о чем думал в этот момент сам Игорь. Возможно, о том, как на своем единственном победном чемпионате Европы-81 в Инсбруке он выскочил на улицу, откатав свою программу, и пел во весь голос под ночным альпийским небом, изо всех сил стараясь заглушить пением доносившийся со стороны дворца голос судьи-информатора, который диктовал чужие оценки. И боялся вернуться назад - услышать, что первым окажется кто-то другой.

А может быть, он вспоминал, как всего через год, после бронзы, полученной на чемпионате Европы-82, его выгоняли из сборной, насильственно освобождая дорогу более молодым. Как вместе с Наташей Бестемьяновой (к тому времени - уже почти женой) он три часа просидел в приемной тогдашнего спортивного министра, а попав в кабинет, услышал, что в его услугах страна больше не нуждается. Как вечером того же дня, отупевший от внутренней боли, сидел в Наташиной московской квартире в богом забытом Чертанове и не знал, что делать дальше.

Двадцать с лишним лет назад в день официального прощания Бобрина со спортом Токарев написал: «Не потому ли я так сочувствую всем маскам Бобрина, что это не маски, а лицо? Что их страдания - твои, и улыбка - твоя улыбка над чем-то в себе? Именно поэтому Бобрин и мог своими коньками высекать из наших сердец смех и слезы. Неугомонный, самоотверженный дух искания, которым он одарил этот удивительный вид спорта, останется, и найдется кому его наследовать».

Сейчас уже сложно поверить в то, что когда-то знаменитая и авторитетная Елена Чайковская в пух и прах раскритиковала одну из любимейших программ Бобрина - «Паганини», утверждая, что совершенно недопустимо заходить на тройные прыжки, размахивая при этом руками. Двадцать с лишним лет спустя Алексей Ягудин выигрывает Олимпиаду в Солт-Лейк-Сити, бросая в судей воображаемые снежки - как делал это Бобрин в своей программе «Рыцари Круглого стола». Бережная и Сихарулидзе побеждают с его - Бобрина - Чаплином, становится необычайно любимым публикой показательный номер олимпийского чемпиона Альбервилля Виктора Петренко «Парное катание», а сами прыжки без видимой подготовки к ним становятся тем самым шиком, который с первого взгляда отличает наиболее выдающихся мастеров.

И даже когда самый артистичный из фигуристов недавнего прошлого, многократный чемпион мира Курт Браунинг на том или ином профессиональном шоу ввергает публику в экстаз небрежным движением конька, мне каждый раз почему-то вспоминается «Спящий ковбой» Бобрина. И тут же появляется щемящее чувство ностальгии: как недавно это было. И как давно...

РАССКАЗЫВАЕТ Наталья БЕСТЕМЬЯНОВА

- Не сомневаюсь, что Игорь, если бы остался в сборной, мог бы вновь стать чемпионом Европы, да и чемпионом мира. Но сейчас нередко думаю, что все в жизни случается к лучшему. Не будь той истории, вряд ли он сумел бы настолько реализовать себя и свои идеи в театре. А так все, что не успел сделать в спорте, выплеснулось в постановках.

Для него стало большим ударом расставание с Москвиным. То, что Москвин не верил, что Игорь на что-то еще способен. Не уверена, что тренер действительно говорил это, но Игорь почувствовал. Возможно, тот сказал так, чтобы просто подстегнуть, но надо знать характер Бобрина: ему нельзя было говорить такие вещи.

Заново пережить то, что мы вдвоем пережили в 83-м, не пожелаю никому. Мы никогда не говорили с Игорем об этом, поскольку я видела, что для мужа сам по себе уход из спорта был громадной кровоточащей раной. Особенно когда ему в лицо сказали, что сборной он больше не нужен. Ни в каком качестве. Несмотря на то, что у него - единственного из российских фигуристов - было персональное приглашение на следующий чемпионат Европы.

Мы вместе уже более 20 лет. Нас не миновали кризисы - случалось разное. Это, наверное, объяснимо - мы же не машины, а обыкновенные, совсем не идеальные люди. Так же, как все, ссоримся, так же миримся, тем более что работаем вместе.

Один из наиболее сложных периодов случился, когда я только пришла в театр и была, честно говоря, довольно высокого мнения о себе. А оказалось, что место в театре нужно еще завоевывать. Несмотря на то, что я олимпийская чемпионка, а Игорь мой муж, никто не собирался мне ничего отдавать просто так. Поэтому была очень счастлива, когда почувствовала, что нашла себя рядом с мужем в театре. Это произошло далеко не сразу.

Партнерской работы как таковой у нас с ним нет. У Игоря свои любимые партнеры, у меня - свои. Более того, Игорь - очень тяжелый для меня партнер. Я бы сказала, не мой. В работе на льду он очень эгоистичен. Я привыкла, что партнер всегда именно меня поддерживает и мне помогает. А он - что ему. Вот и получалось, что, оказавшись вместе в паре, каждый из нас начинал тянуть одеяло на себя, не желая ни в чем уступить.

В итоге стала подстраиваться я. Но внутреннее разочарование было большим. Хотя нам повезло друг с другом. Что бы ни происходило в театре, какие бы разногласия там ни случались, когда мы открываем дверь дома, все уходит. Особенно сейчас, когда я стала сама ставить программы, то есть еще больше приблизилась к Игорю в творческом плане.

Спорим по-прежнему много. И ссоримся - в кровь. Но при этом оба понимаем, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение отношений. Больше всего радует, что у нашего театра сейчас очень много работы. Завал. И получается, что работаем, как велосипедисты в гонке. Игорь выдохся - я выхожу вперед, я устала - он подхватил.

Когда мы с Андреем Букиным только пришли в театр, Игорь катался очень мало. В «Распутине» его вообще не было - этот спектакль он делал для нас и сознательно как бы самоустранился. А на недавних гастролях в Корее я с удивлением обнаружила, что муж выходит на лед гораздо чаще, чем я или Андрей. И для меня, и для него наш театр - это самое любимое занятие в жизни. И я безумно рада, что нам до сих пор это так нравится.

А еще Игорь постоянно продолжает удивлять. Когда что-то делает, придумывает, ставит. Люблю, когда он меня смешит. Бывает, настроение не то, к шуткам ну совсем не расположена, а ему все равно удается рассмешить.

Он обожает всех наших животных. Трех собак, которые живут на нашем участке в Подмосковье, нашел он - совсем щенками, умиравшими от голода. Еще одна собака живет в доме. Сколько бы я ни говорила, что мы не можем собрать к себе под крышу всех собак в округе, он не способен пройти мимо страдающего существа.

Игорь может часами сидеть над самым примитивным кроссвордом, а потом выйти на лед и выдать совершенно потрясающую постановочную идею. И только тогда я вдруг понимаю, что думал он, сидя над кроссвордом, именно над этим.

Он гениально делает шашлык, коптит кур. Фантастически квасит капусту или готовит на огне рыбу. И очень снисходительно относится ко мне, хотя я, случается, просто невыносима...

Сейчас уже многое позади. Первые шаги театра, месяцы простоев, сорванные гастроли, безденежье, уходящие - в поисках лучшей жизни - артисты.

Нынешний театр Бобрина - явление уникальное. С труппами, одновременно гастролирующими в самых разных странах, огромным репертуаром. И столь же огромной, действующей историей: бобринские «Чаплин» и «Фауст», «Распутин», созданный для Андрея Букина, бестемьяновская «Алиса в Стране чудес», под телевизионную трансляцию которой уходил в отставку президент России Борис Ельцин, «Танго нашей жизни»...

Рассказывать о спектаклях - занятие неблагодарное. Это нужно видеть своими глазами. В том числе и самого Бобрина, который в день юбилея обязательно выйдет на лед Лужников в любимой роли - Чаплина. И, может быть уже в тысячный раз, будет проживать перед публикой свою собственную жизнь.

А еще ужасно хочется, чтобы сбылась его самая заветная мечта. Чтобы в Москве у театра появился собственный дом. В который будут приходить новые люди и куда всегда хочется вернуться.