Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Быть тренером – тяжелая работа. Быть женой незаурядного тренера – нечеловеческое испытание. Но еще тяжелее, если твоя жена – тоже тренер и всю жизнь стремится доказать, что она оказалась хорошей ученицей.

Супружескому союзу Тамары и Игоря Москвиных уже 45 лет. Хотя на самом деле вместе они гораздо дольше: с того самого момента, как в 1957-м 16-летняя фигуристка пришла в группу уже известного в Санкт-Петербурге тренера. 30 августа Игорю Борисовичу исполняется 80.

За неделю до этого события я приехала в Питер – навестить звездную пару. Наблюдая из-за стекла дворца спорта «Юбилейный», как Игорь Борисович неторопливо направляется ко входу, я вспоминала слова Москвиной:

- Игорь всегда был очень элегантным мужчиной. Я знала, что к нему неравнодушны женщины, что они им восхищаются, да и сама восхищалась. Доверяла ему и очень дорожила тем, что со мной рядом такой человек. Не так давно слушала передачу, где один известный режиссер сказал, что не считает семью ценностью. Я же считала всегда иначе. И Игорь так считал. Наша семья – та самая сфера, в которой мы побеждаем любой другой семейный тренерский дуэт.

МАКСИМАЛИСТ

Лет пятнадцать назад, когда мы с Игорем Борисовичем разговаривали на каких-то соревнованиях о фигурном катании, он сказал: «Я много лет серьезно занимался парусом. Там бывают ситуации, когда ты можешь спровоцировать соперника на нарушение правил, сделать так, что он будет дисквалифицирован. Но и соперник знает, что ты можешь его поймать, и сам, в свою очередь, старается поставить тебя в такое же положение. Это в какой-то мере игра. Нет грязи, постоянных склок, интриг. А в фигурном катании обстановка такая, что мужики, бывает, ломаются, не говоря уже о женщинах…»

Из того разговора мне запомнилось, как Москвин весьма неодобрительно высказывался о судействе, говорил о своем понимании парного катания, которое, увы, часто расходится с общепринятыми в его виде спорта правилами. Вот и сейчас, стоило мне достать из сумки диктофон, он с сомнением в голосе спросил:

- Думаете, нужно? Ведь ничего хорошего я о современном фигурном катании не скажу.

- Потому что не вижу творческого продвижения наверх. Слишком сильно все заключены в клетку новых правил. Все, что этими правилами не предписано, просто не оценивается.

В парном катании, например, есть ряд важных для меня вещей. Например, расстояние, на котором партнеры в процессе выступления находятся относительно друг друга. Чем оно ближе, тем сложнее и рискованее катание. Это и есть самое сложное. Но об этом сейчас говорится разве что мимоходом.

- Какую из известных пар вы бы назвали идеальной применительно к этому аспекту?

- Лариса Селезнева – Олег Макаров (двукратные чемпионы Европы и бронзовые призеры Олимпийских игр в Сараево – прим. Е.В.), Екатерина Гордеева – Сергей Гриньков. Первые катались у меня, вторые – у Станислава Жука. Мы с ним вдвоем в те годы занимались парным катанием и взгляды имели очень близкие. Сейчас же сложность высасывается из совершенно непонятных мне вещей. Взять, к примеру, подкрутку. Если партнерша во время полета прижимает руки к груди – это одна стоимость. А вот если у нее руки над головой – уже другая, несколько выше. Я спросил на одном из семинаров: а если у партнерши над головой будет одна рука? А второй спортсменка будет, скажем, в носу ковырять? Это ж тоже сложно – на тройном обороте пальцем в нос попасть.

- Отнюдь. Еще пример приведу. Когда я работал с Ксенией Озеровой и Александром Энбертом, то придумал такой композиционный ход: спортсмены исполняют параллельное вращение, затем на выезде расходятся в разные стороны и делают прыжок навстречу. У тех, кто смотрит со стороны судейской ложи или с трибуны, в этот момент душа замирает. Потому что складывается впечатление, что фигуристы летят друг на друга. Алексей Мишин, когда это у нас в тренировке увидел, очень впечатлился: «Вот это фишка!»

- Действительно интересный прием.

- Ну так это же не может никаким образом отразиться на оценке. Ни на сложности, ни на чем. И зачем тогда тренеру думать?

- Но вы же думаете?

- Думаю. И много лет работал именно так. Взять вращения: их смысл заключается в скорости и хорошей центровке. Сейчас придумали, что фигурист должен в процессе вращения менять точку опоры. Зачем? Разве это – суть элемента? Почему тогда не предложить балеринам исполнять фуэте на пятках? Не нужны эти нелепости, понимаете?

Не говорю уже о том, что в моем понимании правила – это закон. Который должен быть непреложным хотя бы на протяжении четырехлетнего олимпийского цикла. Его нельзя уточнять каждый сезон. Мы же постоянно вынуждены что-то усложнять или переоценивать. Когда Тамара привезла мне новую редакцию правил и я их прочитал, у меня возникло слишком много вопросов.

- Именно поэтому вы перестали тренировать?

- Но по-прежнему помогаете супруге работать с парами?

- Официально – нет. Я на пенсии. Раньше большей частью критиковал. Тамара и сама понимает, что какие-то вещи я знаю лучше, чем она. И научить могу лучше.

СЕМЕЙНОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ

- Когда ваша супруга каталась у вас с Алексеем Мишиным, было легко или тяжело с ней работать?

- В лице Мишина я всегда имел союзника. В Тамаре очень сильно развито желание лидерствовать. Поэтому когда она чрезмерно увлекалась какими-то идеями, приходилось объяснять, что она видит происходящее с позиции своей партии, но не воспринимает программу, как цельное зрелище. Раньше ведь к каждому элементу относились очень придирчиво – чтобы он со всех сторон выглядел «лицом». Со льда это видно далеко не всегда. Поэтому когда Тамара особенно распалялась по какому-либо поводу, Мишин легонько хлопал ее по плечу и говорил: «Тамарочка, даже если Игорь Борисович будет говорить полную чушь, но мы будем слаженно ее выполнять, то это будет в сто раз лучше, чем размахивать руками, как это делаешь ты, повышать голос и пытаться что-то доказать. Пойдем работать».

- Предполагали тогда, что пройдет время и супруга станет вашим конкурентом на тренерском поприще?

- Я никогда не считал, что мы конкуренты. Тамара всегда занималась парами, я же работал большей частью с одиночниками.

- Но ведь был широко известный конфликт между Олегом Макаровым и учеником вашей супруги Олегом Васильевым, из-за чего вы даже серьезно поссорились, насколько мне известно.

- Не то, чтобы поссорились... Когда мы с Тамарой стали дома обсуждать эту тему, она вполне резонно заметила, что вынуждена поддерживать своего спортсмена. Тем более что Васильев упирал на то, что если Макарова не дисквалифицируют, он подаст в суд. А там не будут разбираться кто прав, кто виноват с точки зрения фигурного катания.

- А кто был виноват?

- Васильев. Согласно неписанным правилам нашего вида спорта, приоритет на льду имеет тот, кто катается под музыку. Под музыку катались мои спортсмены, и Макаров сбил Лену Валову. Васильев обругал Олега и ударил по лицу. А тот дал сдачи. Да так, что сломал Васильеву челюсть в двух местах.

- У вас не осталось чувства, что тот инцидент поломал вашей паре значительную часть карьеры?

- Нет. Ребята просто пропустили весь 1983-й год.

- Согласитесь, если бы этого не случилось, вся дальнейшая жизнь могла бы пойти по другому.

- Возможно. А может и нет. Но жизнь есть жизнь. Значит, надо было не размахивать кулаками, а держать себя в руках, чтобы не допустить подобного варианта развития событий, только и всего.

- Вы когда-нибудь ревновали Тамару к ее тренерским успехам?

- Она была гораздо лучше чем я подкована: знала язык, много общалась с иностранными коллегами, принимала участие во всевозможных семинарах.

- Получается, Тамара - более честолюбива?

- Конечно. Она использует абсолютно все рычаги, чтобы добиться желаемого результата. Столько, сколько мелькает по телевизору и на страницах глянцевых журналов, не мелькает ни один спортсмен.

- А вы когда-нибудь интересовались, зачем это нужно?

- Если Тамаре нравится и она считает, что это полезно – почему нет? Более того, я тоже считаю, что это полезно. Тамара – молодец. Если чего-то не знает, то или очень умело это маскирует, или приглашает себе в помощь профессиональных людей. Поэтому никому даже в голову не приходит, что она может чего-то не знать.

- Я давно заметила, что Тамара Николаевна очень прислушивается к мнениям со стороны.

- Правда, не к моим. Когда мы жили в Америке и иногда ходили за покупками, то постоянно спорили: мне нравилось одно, ей другое. Один раз я ее просто надул. Повел в обувной магазин, где мне понравилась пара, сделанная словно специально под Тамарину ногу. Взял ботинок в руку и стал ругаться, на чем свет стоит. Мол, и кожа не та, и колодка, и фасон. В итоге именно эту пару она и купила.

Может быть, она внутренне и соглашается с моим мнением, когда речь идет о фигурном катании, но никогда не показывает этого. Мне любит повторять: «Ты смотришь очень узко». В свое время я говорил, например, что хорошо бы в параллельном прыжке поставить фигуристов поближе друг к другу. Но Тамара руководствуется тем, что за большое расстояние между партнерами судьи оценку не снижают. Значит, не стоит тратить на это время.

- В чем на ваш взгляд самые сильные стороны супруги, как тренера?

- Организация. Тамара – прирожденный менеджер. И всегда была такой.

ЖИЗНЬ ПОД ПАРУСОМ

- Вы помните, как Тамара появилась в вашей группе?

- Она пришла от Ивана Ивановича Богоявленского. Каталась у него на маленьком каточке, где приходилось самостоятельно заливать лед. А у нас был нормальный большой каток, большая группа, в которой уже катались Юра Овчинников, Игорь Бобрин. Позже пришел Мишин. Тамара тоже начинала, как одиночница – четыре раза становилась чемпионкой страны и даже выступала в 1965-м на чемпионате Европы в Москве. Но проблема заключалась в том, что ведущим женским тренером в те годы была Татьяна Гранаткина-Толмачева, которая работала в Москве на стадионе Юных пионеров и вела группу девочек одного возраста. А во главе федерации фигурного катания стоял ее муж Александр Толмачев. При том, что Тамара была не из московской школы, да еще и старше толмачевских девочек на три или четыре года, у нее не было никаких шансов удержаться в сборной. Вот она совершенно правильно и рассудила, что никакого смысла продолжать карьеру одиночницы просто нет. В 1968-м они с Мишиным стали вторыми на чемпионате Европы, а через год завоевали серебро на чемпионате мира.

- Каким образом вам удавалось сочетать собственные занятия парусным спортом и работу с фигуристами?

- Одно другому не мешало. Летнего льда по тем временам у фигуристов не было, спортсмены в межсезонье занимались греблей, а я – парусом. Пропустил только 1949-й и 50-й год, потому что как раз тогда в Марьиной роще открыли искуственный каток, и я летом по договоренности приезжал туда кататься со своими ребятами. В 1951-м снова вернулся в парус. У меня в ванной стоит серебряный кубок, в котором зубные щетки лежат, на нем выгравировано: «Победителю балтийской парусной регаты 1951 года». А я даже не помню, что это были за соревнования.

Если же говорить о пике карьеры, то это был 1962-й. Я тогда попал на Золотой кубок – фактически это чемпионат мира яхт-одиночек в классе «финн». В нем принимало участие 150 яхт. Все они не помещались на стартовой линии, приходилось располагаться в три ряда, и если ты оказывался во втором или третьем, выбраться вперед было уже невозможно.

Изначально в тех соревнованиях должен был выступать Валентин Манкин (олимпийский чемпион 1968, 1972 и 1980 гг – прим. Е.В.). Но что-то у него не сложилось, хотя лодку успели доставить. На его лодке я и стартовал, поскольку моя не успевала прийти из Германии, где я незадолго до этого стал победителем Балтийской регаты. Пришлось просить парус и мачту у знакомых, кое-что под себя переделать. Главная проблема заключалась в том, что яхта Манкина была рассчитана на более тяжелый вес спортсмена. В парусном спорте это очень важно.

После трех гонок я шел на третьем-четвертом месте, а потом получил два «нуля». Один раз из-за того, что сломал мачту, а вторая гонка просто не удалась - финишировал 30-м. В общем зачете остался 15-м, но по парусным меркам первые пятнадцать мест - призовые. Так что смело могу считать себя призером чемпионата мира. После этого занимался парусом еще долго. Не было необходимости его оставлять.

- Занимались, получается, не ради результата?

- Меня гораздо больше интересовали другие вещи. Я первым сделал свою мачту не круглой, а сплющенной. Круглая сильно гнется во все стороны. А сплющенная создает определенную жесткость для паруса. Вот я и придумал именно таким образом ее модифицировать. И только через 10 лет знаменитый яхтсмен Йорг Брудер, став бизнесменом, заполонил мир своими мачтами, изготовленными по этому же принципу.

Новый покрой паруса я тоже придумал первым. Все тогда смеялись: мол, Игорь Борисович под бюстгальтером ездит. Паруса ведь были треугольными, а я сделал на своем вытачки - по биссектрисам. Сейчас все большие яхты – те, что участвуют в Кубке Америки, например, - имеют паруса, сшитые именно таким образом.

- Своей яхты у вас нет?

- Я же никогда не был собственником. В те годы, когда выступал, было принято искать рулевых и обеспечивать их судами. Вот и привык, что если мои умения нужны государству, то государство создает мне все условия для выступлений. Поэтому в моем сознании до сих пор существует диссонанс между теми временами и этими. Раньше, помню, едешь в выходные по Приморскому шоссе мимо Лахты – белым бело все от парусов. Сейчас пусто. Те, у кого яхта есть, используют ее разве что для того, чтобы поставить в трюм ящик пива и покатать девочек.

АМЕРИКАНСКОЕ ОДИНОЧЕСТВО

- Десять лет назад, когда Тамара Николаевна уехала с Еленой Бережной и Антоном Сихарулидзе в США, вы последовали за ней и стали тренировать Юку Кавагути и Александра Маркунцова. В Юко тогда проявлялись задатки незаурядной фигуристки?

- Она всегда была очень серьезной девочкой. Очень внимательной. Никогда не рассуждала, прав тренер, или нет. С Маркунцовым они уже через два года стали вторыми на юниорском первенстве мира. Выступали за Японию на взрослом чемпионате. К нам с Тамарой Юко пришла с определенными техническими дефектами. Например, один из прыжков – сальхов – она долгое время делала с серьезной ошибкой - только за счет характера. Когда у спортсмена в голове сидит мысль, что элемент должен быть выполнен любой ценой, работать с ним над техникой очень сложно.

На переучивание ушло довольно много времени. Тем более, с Юко и не занимались особо: тратить время на тех партнеров, которые были после Маркунцова, не было смысла. Хотя четверной выброс она довольно успешно делала в тренировках, когда стала кататься с американцем Дэвином Патриком.

- Сейчас вы помогаете Кавагути и Смирнову?

- Юко по старой памяти меня о чем-то спрашивает. С последнего сбора вот смс-ку прислала: «Осталась неделя. Будем постараться, чтобы вас порадовать.»

- Знаю, вы очень помогали Кавагути адаптироваться в России.

- Ее все обхаживали. Тамара нашла квартиру, которую Юко впоследствии купила, помогла с учебой. Я тоже понимал, что кто-то постоянно должен быть рядом. Что, например, напрягало меня в Америке? Непонятность быта. Какие-то счета, кредиты, кредитные карточки... Язык был весьма ограничен – я ведь не учил его никогда. Приходилось учить по ходу работы. Тамара писала мне на бумажке основные слова – вперед, назад, вправо, влево, какие-то технические термины, предлоги - и я учил их наизусть. Плюс – какое-то общение. Первое время после приезда в США мы жили в семье. Тамара много ездила на соревнования с Бережной и Сихарулидзе и так получилось, что в своей мансарде я чаще оставался один. С хозяйским котом – рыжим, противным, с зелеными глазами. До нашего приезда мансарда была в его распоряжении и, естественно, он всячески пытался мне показать, кто там хозяин. Демонстративно презирал, прыгал, царапался, хотя потом мы с ним подружились.

Вот это отсутствие привычного комфорта и постоянное напряжение совершенно неожиданно обернулись большой проблемой со зрением. В один из дней я отправился на тренировку и вдруг заметил, что машины ведут себя как-то странно: одна едет мне навстречу, другая – под углом к ней. Я закрыл один глаз рукой – вроде все нормально. Убираю руку – опять свистопляска какая-то. Потом все нормализовалось, но от вождения автомобиля пришлось отказаться навсегда: я перестал чувствовать машину.

- Выходить на лед в коньках вы перестали по этой причине?

- Значительно раньше. Когда Тамара носила нашу старшую дочку,у нее сильно отекали ноги, и она пользовалась моими коньками. Но их украли. Зачем – непонятно. Старые ведь были. Потом пошла мода на короткие ботинки, к которым моя нога не привыкла. На этом катательная эпопея закончилась. Может, к лучшему. Когда сам не катаешься, взгляд более точный. Не говоря уже о том, что тренер на коньках создает дополнительные неудобства тем, кто на льду. Его ведь надо объезжать постоянно.

- Мне как раз казалось, что тренер на льду в некотором роде играет роль циркового дрессировщика с хлыстом.

- Этого не нужно. У тренера должны найтись слова, чтобы объяснить спортсменам, что ты от них хочешь. Это гораздо полезнее. В свое время я много думал о том, почему, например, великие чемпионы не становятся сильными тренерами – по крайней мере в нашем виде спорта так часто получается.

- И нашли ответ?

- Конечно. Потому что великие чувствуют себя великими. Отталкиваются не от какого-то анализа или законов физики и биомеханики, а от своих собственных ощущений. Стараются передать их ученикам и искренне уверены, что это - тот самый прием, который принесет успех. А нужно просто делать все правильно.

ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ

Когда интервью было закончено и мы с Москвиной отправились из «Юбилейного» в Академию фигурного катания, чтобы продолжить разговор в машине, Тамара вдруг сказала:

- Игорь – гораздо более лучший тренер, чем я, и я признаю это не для красного словца, а потому что так оно и есть. Он первым привнес в парное катание хореографию - еще в те времена, когда я каталась, как одиночница, приглашал на каток хореографа Кировского театра Дмитрия Кузнецова. Для Юры Овчинникова приглашал известного балетного танцовщика Барышникова: Миша приходил к нам в Юбилейный и помогал ставить программы. А главное – сделал то не удалось больше никому: сначала подготовил очень большую плеяду тренеров, работая в институте, а потом тренерами стали работать все его бывшие спортсмены. Не потому, что больше деваться было некуда, а потому, что Игорьпотрясающе умел заразить тренерской работой, привить к ней любовь.

Благодаря ему я поняла, что заставлять окружающих делать все так, как хочешь ты, в жизни совершенно не главное. Не нужно заставлять мужа застегивать последнюю пуговицу на рубашке и повязывать галстук, или надевать пиджак, вместо свитера, зная, что из-за этого у него портится настроение. В любом деле, будь то семья, или работа, можно рассориться за один миг. И не факт, что потом отношения удастся восстановить.

- Вам важно мнение мужа о том, что вы делаете?

- А его, когда он с вами работал, интересовало мнение окружающих?

- Думаю, нет. Игорь всегда был очень в себе уверен. И долгое время был для меня ориентиром. Однажды, правда, когда я начала тренировать самостоятельно, как-то заметил по поводу одной из моих задумок: «Не делай этого». Я не послушала, рассудив, что сама уже все знаю. А спустя десять лет пришла к нему и сказала: «Игорь, помнишь, как ты предупреждал меня, что этого делать не нужно? Какая же я дура, что потратила 10 лет на то, чтобы убедиться: ты был прав».