Фото © Александр Вильф Александра Бойкова и Дмитрий Козловский

Эти два спортсмена в олимпийским сезоне  стали  самой драматической и, наверное, где-то даже несчастной парой. Проиграли всё, что только можно проиграть, причём не кому-то, а соперникам из группы своего же тренера в том числе.

В подобных случаях подавляющее большинство фигуристов начинает думать о том, чтобы сменить тренерский штаб, куда-то уехать — туда, где тебя, возможно, будут  больше любить, больше обещать,  сильнее о тебе заботиться.

И совершенно неожиданно — два абсолютно счастливых человека.  

— В начале осени фигуристов принято спрашивать о том, как они провели лето. Что вспоминается первым делом?

Александра Бойкова. Очень плодотворные сборы в Сочи получились. Они шли месяц, и это было достаточно тяжеловато, потому что это первые такие длинные сборы в нашей карьере, но мы многое за них успели.

— Можно немножко поподробнее?

А.Б. Успели полностью восстановиться. Даже начали делать новые элементы, которые мы даже в мае хуже делали, чем после отпуска в Сочи. Дмитрий, можно же сказать?

Дмитрий Козловский. Ну, да, в этом нет никакого секрета. Мы усиленно работали на четверной подкруткой, и продолжаем над ней работать.

А.Б. Плюс, уже будучи на сборах, мы начали накатывать короткую программу и поставили произвольную.

— Программы олимпийского сезона вам ставили два известных специалиста — Александр Жулин и Николай Морозов. Сейчас вы работаете с Николаем Морошкиным, который далеко не столь опытен и известен. Это эксперимент?

Д.К. Никто из известных постановщиков не пришёл ведь в профессию, будучи уже знаменитым, правда? В какой-то момент карьеры в них просто кто-то поверил, как, допустим, Татьяна Анатольевна Тарасова в свое время поверила Морозову и привлекла его для работы с Алексеем Ягудиным. С того момента, наверное, и начался взлет Николая как постановщика, и как тренера. Мы не один год наблюдали, как у нас на глазах растет Морошкин. Развивается, имеет свой взгляд, свой узнаваемый стиль. И готов этот стиль предлагать серьезным спортсменам.

— Но ведь должно было случиться что-то такое, что натолкнуло вас на мысль: почему бы не попробовать?

Д.К. Ни для кого не секрет, что специалист, которого приглашают исключительно для постановки программы, как правило не имеет возможности постоянно работать со своей же постановкой в ходе сезона. А перемен по мере вкатывания происходит немало. Работа с Морошкиным даёт нам в этом плане целый ряд преимуществ. В своё время он помог нам создать короткую программу My Way, с которой мы поставили мировой рекорд на чемпионате Европы-2020, активно участвовал в работе над следующей короткой — «Замок Хаула». Причём всё, что предлагал, было не просто какой-то поверхностной доработкой, а полноценно поставленными фрагментами с определенным стилем и настроением.

А.Б. Мы вместе еще ставили несколько показательных номеров, и они все нам очень подходили. Поэтому и решили, что, наверное, пора шагнуть чуть дальше, и поставить программы на сезон.

— Можно ли уже сейчас сказать о ваших новых программах, что это круче, чем было в олимпийском году?

Д.К. Хороший вопрос. Может быть, это странно прозвучит, но для любой программы нужен определенный срок. Срок выдержки, что ли. С одной стороны, мы уже опробовали программы на публике, но, чтобы сравнивать их с какими-то наиболее удачными постановками, нужно довести обе постановки до определённого уровня. А на это нам требуется определенный промежуток времени. Думаю, что ближе к контрольным прокатам, к началу Гран-при России о программах можно будет говорить и их оценивать, в контексте нашей карьеры.

— По ходу олимпийского сезона на первый план постоянно выходила тема конкуренции между вами и Анастасией Мишиной/Александром Галлямовым.  Вы по-прежнему тренируетесь на разном льду?

Д.К. У нас в клубе произошло расширение одиночной группы, ввиду этого, сократилось определенное количество льда. Поэтому сейчас тренируемся вместе.

— Психологически это не напрягает?

Д.К. Мы исходим из того, что, во-первых, должны уметь адаптироваться к существующим реальным условиям. А, во-вторых, подобные перестроения, как и какие-то сложности, так или иначе добавляют спортсмену определенной закалки, повышают градус твоего внутреннего психологического порога, если можно так сказать.  

А.Б. К тому же мы и раньше периодически катались с Настей и Сашей на одном льду, так что нельзя сказать, что подобная ситуация для нас в новинку. Да и время сейчас такое, что не до сравнений. У нас есть очень много собственной работы, на которой нам с Димой приходится полностью концентрироваться.  

— После Олимпийских игр вы говорили о том, что считаете главной своей задачей продолжать двигать свой вид спорта вперёд. Но тогда ещё не было известно, что крупных международных стартов в этом сезоне скорее всего не случится. Руки не опускаются?

А.Б. Стимул кататься у нас есть, потому что мы очень хотим показывать новые сложные элементы.

Д.К. В добавление к словам Саши могу сказать, что именно этот сезон, который сейчас получается таким вроде бы слабым и скудным на международные турниры, может очень на руку сыграть тем спортсменам, которые хотят сделать шаг вперед, пойти на полноценный апгрейд в своем катании. Крайне сложно найти время на подобную трансформацию, когда работаешь в обычном режиме. Это ведь не просто добавить какую-то новую фишечку или выучить новую поддержку. За четверными элементами стоит повышенная травмоопасность, , какие-то дополнительные сложности. Всё это абсолютно ломает привычную подготовку к программам, твое состояние в этих программах, прикатку с другими элементами. Кардинально меняется всё. На то, чтобы всё это улеглось, на самом деле, нужно не просто время, а такой полноценный год, которым ты готов рискнуть и чем-то пожертвовать. Так что очень даже хорошо, что сейчас такой год у нас есть.

— То, что вы вы давно пробуете четверной подкрут, я в курсе. А как обстоит дело с четверным выбросом?

А.Б. Хорошо обстоит. Тренируем.

— Вопрос персонально к вам, Саша: какой из этих элементов страшнее?

А.Б. Подкрут. Я очень долго боялась делать его на льду. Хотя и Дима, и Артур Леонидович Минчук постоянно меня убеждали, что делать подкрут гораздо безопаснее, чем выброс. Но я боялась, потому что понимала: если что-то пойдет не так, то травмируюсь не только я, но еще и Дима, который во время подкрута находится подо мной. В выбросе всё совсем иначе: там вся ответственность после того, как меня выпустили, лежит только на мне.

— Не думаю, что в случае неудачной попытки ваш партнёр согласился бы с этим мнением.

А.Б. Ну вот поэтому Дима и Артур Леонидович очень переживали. Но я в одиночном катании очень часто тренировала многооборотные прыжки. На лонже,  без лонжи. То есть, для меня это было не страшно. И я для себя понимала, что важно продолжать этим заниматься: в конце сезона всегда начинала напрыгивать различные каскады прыжков, чтобы наработать крутку, способность быстрее и лучше адаптироваться в воздухе, если что-то идет не так. Поэтому чисто физически я была полностью готова к четверному выбросу. В первый раз мы попробовали сделать его без лонжи в последний день перед отпуском, 13-го мая. Я вообще очень люблю число 13. И вот, когда наступило 13-е мая, прочитала все гороскопы, узнала, что меня сегодня ждет, чтобы заранее всех успокоить.

— Прямо представляю себе эту картину: открываете гороскоп, а там написано: «Ждёт вас сегодня, Александра, четверной выброс».

А.Б. Там было что-то типа: пробуйте новое, сегодня это обязательно у вас получится. Вот я всех и уговорила. Понимала при этом, что, раз уж собралась, нужно идти на выброс сразу: чем дольше ты думаешь, чем дольше собираешься, тем страшнее тебе становится. Поэтому и Диме сказала: «Сейчас поедем четверной, и ничего не спрашивай. Поехали!»

— Результат удовлетворил?

А.Б. Выехать я не выехала, но попытки были очень и очень перспективные. Во всяком случае мы сразу решили для себя, что элемент нужно тренировать, вводить его в систему. Это важно: как только ты понимаешь, что не просто что-то пробуешь, а вводишь это в систему, вероятность стабильно успешного исполнения становится гораздо выше. Сейчас мы делаем выброс как на лонже, так и без, чтобы чувствовать открытие, приземление.  

— Аналогичный вопрос к Дмитрию: первый раз запускать партнёршу на четверной элемент без страховки страшно?  

Д.К. Напряженно. Четверной выброс у меня вызывал гораздо большее состояние внутреннего напряга, нежели четверная подкрутка. Хотя оба этих элемента — это другое по всему. Другой темп, другой заход, другой взрыв, другая крутка. Особенно когда четверные делают уже взрослые, сформировавшиеся спортсмены, а не сильный парень и маленькая девочка. Абсолютно другая история. И требует она абсолютно нового и своеобразного подхода.

— Ловить человека, который прилетает тебе в руки после четырёх оборотов, сложнее, чем после трёх?

Д.К. Если подкрутка начинается хорошо, ловля происходит автоматом. Это уже такое наработанное годами движение. Было бы даже интересно посмотреть статистику, сколько подкруток за свою карьеру я сделал. То есть, хочу сказать, что это уже абсолютно наработанный навык, который не вызывает никаких проблем.

— Я правильно понимаю, что подкрутка и выброс, отнимают у вас сейчас львиную долю времени? Или элементы такой сложности много тренировать нельзя?

Д.К. Очень интересный вопрос. Их, действительно. нельзя затренировывать и затирать. Нужно делать на качественное тело, которое готово взрываться, готово стопроцентно переносить нагрузку.

А.Б. Поддержки, прыжки, фигуристы часто делают на усталости. У нас раньше тоже была такая практика: могли час полноценно оттренироваться, и потом ещё полчаса прыгать. Это дает тот самый навык, про который тренеры говорят: тебя разбудишь в три часа ночи — ты должен пойти и всё сделать. В любом состоянии.

Д.К. На усталости можно работать только при полноценно выученном элементе. А на элементах ультра-си тело должно быть свежим, чтобы основательно подойти к процессу. То есть, нужно хорошо размять тройную подкрутку, сделать четверную в зале. Потом постепенно, при качественном исполнении тройной на льду, идти на четыре оборота. И делать это очень внимательно. Такие элементы точно не стоит делать пять, десять раз за тренировку — трёх вполне достаточно.  

А.Б. Если чувствуешь, что есть какое-то сомнение, или что-то побаливает, ни в коем случае нельзя рисковать: в этом случае что-то обязательно пойдет не так.

— Проверяли?

Д.К. На сборах в Сочи была ситуация, когда в графике наших тренировок была запланирована работа над четверной подкруткой, но сам я чувствовал, что тело сегодня не готово, нет необходимой резкости. Соответственно предупреждал тренеров, и работу над подкруткой мы переносили. Когда этот элемент уже будет устаканиваться, станет для нас более привычным, думаю, ощущения будут сглаживаться. Но на стадии изучения, ультра-си надо делать, когда ты уверен: зайдешь, сделаешь и поймаешь.

У нас вообще нет методики работы на износ. В том плане, что фигурное катание — это не какой-то сумасшедший марафон, где нужно нечеловеческим усилием преодолевать себя. У нас вид спорта ожидаемый. В том плане, что спонтанных действий практически не происходит. Не боксерский поединок, где ты выходишь против своего оппонента и понятия не имеешь, куда будет нанесён следующий удар.  

— Теоретически рассуждая, можно выйти на лёд и забыть программу.

А.Б. У нас с Димой такое случалось только раз в жизни. Это был наш первый юниорский Гран-при, когда очень плохо получался выброс. Но на тех соревнованиях я его сделала шикарно. Мы оба были настолько в шоке от этого, что даже растерялись: а что дальше-то?

— Самое яркое впечатление лета, не связанное с тренировками?

А.Б. У меня это был, конечно, отдых. Долгожданная поездка с подругой в Стамбул на три дня. Получила уйму впечатлений.  

— Я, честно говоря, думала, что вы с Димой отдыхаете тоже вместе.

— О, нет. Мы, конечно же, лучшие друзья, но это же не значит, что еще и в отпуск вместе надо ехать. Нужно хотя бы иногда отдохнуть друг от друга.

Д.К. Мы и без того видим друг друга чаще, чем собственных родителей. Какая-то дистанция между партнёрами обязательно должна быть. Особенно в парной дисциплине.

— А какое наиболее яркое впечатление назовёте вы, Дима?

— Вот как раз пытался вспомнить. Пока не получается. Олимпийский год забрал у меня слишком много эмоциональных сил. Это абсолютно не связано с Играми, но год получился тяжёлым. Возможно, как раз поэтому я уже довольно давно не испытывал каких-то сильных эмоций. Всё более или менее ровно, размеренно и спокойно. Хотя не скажу, что моя жизнь ограничена только фигурным катанием. Есть определенные обязательства, планы на жизнь, которые мы стараемся воплощать. Плюс, интересно узнавать что-то новое, развиваться, двигаться вперед в плане своего развития, образования. Мне это нравится, поэтому нет ощущения, что не хватает времени.

— Конкретный пример текущих увлечений приведёте?

Д.К. Сейчас сформулирую. Мы живем во время, когда все так или иначе вникают в политику, в те или иные процессы. Так или иначе, многие вещи в современной политике основаны на экономике. Противостоянии экономических систем, экономических коалициях. И мне интересно разобраться в самом понятии экономики более основательно. Сейчас читаю потрясающую книгу, которую написал профессор Кембриджского университета, корейского происхождения, Ха Чжун Чанг — «Как устроена экономика». Там достаточно доступными словами объясняется, что экономика – это наука о здравом смысле, о здравом выборе человека. Мне интересно транслировать это на нашу текущую жизнь, понимать, какие открываются перспективы в образовании новых экономических зон, новых экономических моделей, школ, идеологий. Это влияет на нашу текущую жизнь намного больше, чем некоторые процессы, которые нам кажутся гораздо более первостепенными.  

— Слушая вас, вспомнила, как тридцать лет назад делала интервью с Александром Карелиным, где он сказал, что невозможно жить в России и не интересоваться политикой. Потому что в нашей стране очень короткая связь между прилавком и парламентом.

Д.К. Очень правильные слова. Есть серьезный экономист, Михаил Хазин. В его последней книге, которая называется «Лестница в небо», он как раз рассуждает на тему того, что политика – это почти всё, что нас окружает. Любой человек, который чего-либо добился в своей жизни, так или иначе имеет отношение к политике.  

— Означают ли эти слова, что свою послеспортивную жизнь вы видите в политических организациях? В той же Госдуме, например?

Д.К. Мне было бы действительно интересно делать что-то для своей страны, что было бы значимо и ощутимо. Под своей страной я подразумеваю Россию — не представляю себя в ином статусе. Я хочу здесь жить, я хочу здесь развиваться, я хочу иметь отношение к тому, чтобы страна становилась лучше. И, поверьте, в моих словах нет никакого пафоса.

— Есть ли какое-то чисто спортивное занятие, не связанное с фигурным катанием, в котором вам обоим очень хотелось бы себя попробовать?

А.Б. Картинг, гонки. На картинг я ходила в Сочи с Димой, и с другими ребятами из нашей группы. Мне очень нравится скорость сама по себе. С удовольствием попробовала бы прокатиться за рулем гоночного болида.

Д.К. Для меня это гольф. Мне нравится, когда в спорте есть определенная эстетика, определенный ритуальный процесс, наслаждение этим процессом. Ни для кого не секрет, что я периодически играю в теннис. Мне нравится в нём всё: укладывать тренировочную сумку, завязывать кроссовки, выходить на корт, доставать ракетку, разминаться, ощущать в руках этот шерстистый мячик. Удовольствие от процесса очень сильно помогает перестраиваться, переключать голову. Когда ты занимаешься чем-то профессионально, ты, в какой-то степени, уже не можешь работать исключительно в удовольствие. Потому что профессия так или иначе отбирает у тебя не только силы, но и эмоции. И всё это потихоньку превращается в рутину. Восполнять это я научился за счет какого-то развития в других областях.

— Представляете, сидит сейчас Тайгер Вудс на каком-то из калифорнийских катков и говорит приятелям: «Наконец-то я могу отложить эту чёртову клюшку для гольфа, надеть ботинки для фигурного катания, не спеша зашнуровать их, насладиться ощущением гладкой кожи, скользящих лезвий…»

Д.К. Чтобы так случилось, фигурному катанию нужно сильно-сильно развиваться, а не стоять на мертвой точке.

2022 год

• Наверх
• Вернуться к оглавлению раздела