Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Интервью не было опубликовано по необъяснимым причинам — сначала тренер назвал материал очень хорошим, но потом резко передумал. И лишь парой недель позже один из знающих специалиста людей сказал:

— Понимаешь, все последние годы Мишин был в собственной скорлупе, избегая сколь-нибудь серьёзного общения с прессой. А ты его оттуда вытащила. Возможно, он испугался именно этого.

Но поскольку интервью, на которое тренер дал согласие, состоялось, разговор остался в аудиозаписи и был тренером заверен, публикую

— Когда на мир обрушилась пандемия, вы сказали в одном из интервью, что во всяком негативе всегда можно найти позитив. Что позитивного вы извлекли для себя?

— Давайте вспомним, как выглядел до пандемии обычный сезон. Фигуристы обычно начинали соревноваться осенью, начиная с сентября, и заканчивали в самом конце марта. В апреле делали программы, в мае отдыхали две недели и в июне снова начинали тренироваться, неслись вперед, словно лошади на скачках. Сравнение не случайно: лично мне всё это напоминало именно лошадиные бега: не повернуть головы ни вправо, ни влево, потому что там шоры, которые очень жестко ограничивают кругозор, и эта гонка шла непрерывно. Пандемия дала какой-то отдых, возможность одуматься, залечить какие-то болячки, посмотреть по сторонам, понять, куда ты бежишь и что вообще делать дальше. Это мировое несчастье затронуло всех, но как раз в тот период появились интересные вещи: онлайн-тренировки, онлайн-учеба в университетах, онлайн-постановки программ, удалённые занятия ОФП. И эта новая реальность в каком-то смысле даже двинула фигурное катание вперед.

— Сейчас ситуация несколько иная: никто не возьмется предположить, как быстро российские спортсмены смогут вернуться на международный уровень. Видите ли вы в этом хоть какую-то возможность извлечь позитивный опыт?

— Думаю, что и сейчас пойдет какое-то переосмысление различных сторон видения нашего вида спорта. И формы тренировок немножко поменяются, и схемы подготовки, и календарь. Практически исчезнут заграничные сборы, в процессе которых можно было сравнивать себя с другими спортсменами, имеющими иное видение процесса. Так что будет сложно. У нас ведь очень насыщенный календарь: контрольные старты на турнирах серии «Б», два этапа Гран-при, финал Гран-при, чемпионат Европы, четырех континентов, чемпионат мира, командный чемпионат мира. И, наконец, Олимпийские игры. Такому количеству стартов, стилю жизни и всей привычной философии спорта не так просто найти альтернативу. Хотя на мой взгляд, самое горькое, что я вижу сейчас в отстранении российских спортсменов, и российских фигуристов, в частности, это невозможность выступать тем людям, у которых на груди уже практически висели медали чемпионов мира. И, конечно, это очень обидно. Потому что для кого-то эти достижения были смыслом жизни.

— Но ведь нечто похожее было в 2020-м, когда из-за пандемии отменили монреальский чемпионат мира. Когда блистала та же Алёна Косторная.

— Вы правы. Это просто ещё один пример.

— В какой-то степени наша вынужденная изоляция, наверное, сравнима с самым началом 50-х, когда атлеты СССР очень ответственно готовились к тому, чтобы впервые выйти на олимпийский международный уровень, где сразу стали завоёвывать олимпийские медали. Но, мне кажется, есть определённая опасность. Можно сделать больше альтернативных стартов, но не развращает ли это спортсменов? Не начнут ли они понимать, что могут получить те же самые деньги, выиграв не чемпионат мира или Олимпиаду, а, скажем, условный Кубок Первого канала?

— Знаменитого офтальмолога Святослава Федорова однажды спросили, в чём он видит главное достижение человечества. Что это, на его взгляд — колесо, огонь, электричество? Он ответил: «Деньги».

— Хотите сказать, что деньги не пахнут?

— Нет. Хочу сказать, что деньги — это очень мощный двигатель в экономической сфере общества. Но точно так же готов утверждать, что нет таких денег, которые бы могли заинтересовать настоящего спортсмена сильнее, чем победы. Ну, представьте себе ситуацию: человек выигрывает чемпионат мира, а вместо награждения Леонид Якубович выноси емут два ящика и говорит, что в одном ящике лежит золотая медаль, а в другом миллион или даже 10 миллионов рублей. Если бы это предложили Анне Щербаковой, уверен, что она наверняка взяла бы медаль. И даже совсем необеспеченный на момент своих первых побед Женя Плющенко, взял бы медаль.

— А вы уверены, что все спортсмены мыслят, как Щербакова или Плющенко?

— Думаю, что да.

— Как вы определяете, «ваш» спортсмен, или «не ваш»? Какие качества в нём для вас наиболее важны? Талант?

— Я вообще не ставлю так вопрос. В моей тренерской жизни почти не было случаев, чтобы мне откуда-то привезли какого-то невероятно талантливого ребёнка. Иначе говоря, таланты с неба в руки не падали. Мои спортсмены, в том числе и наиболее выдающиеся, вышли именно из школы, в которой я работал.

— Но отчислили же вы из группы талантливую Лизу Нугуманову?

— Вы называете это словом талант, а для меня она просто была симпатичным ребенком. Талант вообще очень разнообразное понятие. Когда Соня Самодурова стала чемпионкой Европы, я сказал, что хороший ум, который всегда отличал эту спортсменку, — это тоже грань таланта.

— С вашей точки зрения Соня реализовала в спорте свой максимум?

— Максимум или не максимум — поди в этом разберись. Знаете, не так давно у меня был разговор о Самодуровой с нынешним президентом нашей питерской федерации фигурного катания Антоном Сихарулидзе. Когда Антона только избрали на этот пост, я вспомнил появление в ISU Оттавио Чикванты, который в 1995-м возглавил Международный союз конькобежцев. Тогда я даже сказал в каком-то интервью, что вместе с Чинквантой в фигурное катание пришел свежий воздух. Это действительно было так. При нём появилась юниорская и взрослая серии Гран-при, финалы Гран-при, увеличилось количество так называемых «бэшек», на которые охотно приезжали спортсмены экстра-класса, сформировалась новая система судейства, и всё это сильно преобразило и обогатило наш спорт. Мне есть, с чем сравнивать: в те годы, когда катался я сам, у нас в начале осени был Кубок Альп или что-то в этом духе, потом московский турнир «Нувель де Моску», чемпионат Европы и чемпионат мира. Раз в четыре года — Олимпиада. И это всё.
Сейчас я считаю, что появление во главе питерского фигурного катания Сихарулидзе – это такое же открытое окно во многих смыслах. Я встречался с Антоном после его избрания президентом, и по его настроению чувствую, что у него есть большое желание разогнать туман в нашем питерском фигурном катании. Думаю, это ему под силу.

— А при чём здесь Самодурова?

— Соня как-то сказала мне, что ей предложили поехать в Казахстан тренировать фигуристов. Я сообщил об этом Антону, причём отметил, что в Петербурге, за всю его историю, было две чемпионки Европы по фигурному катанию. Это Лиза Туктамышева и Соня. И что, наверное, будет неправильно, если одна из этих чемпионок покинет город. Антон отреагировал мгновенно. Позвонил Соне, и вопрос о её работе в Питере на более чем достойных условиях был решён.

— То есть, Самодурова уже тренирует?

— А стоит ли вообще продолжать спортивную карьеру, когда уже нет больших перспектив?

— В своё время знаменитый теннисный тренер Боб Бретт, который тренировал Бориса Беккера, Горана Иванишевича и моих сыновей, благодаря чему я с ним и познакомился, сказал, что в теннисе далеко не каждый мечтает выиграть Большой шлем. Кто-то стремится стать чемпионом клуба, чемпионом какой-то отдельно взятой секции, чемпионом штата, и так далее. А вот в фигурном катании почему-то, если ты не чемпион мира или не чемпион Европы, то ты, получается, никто. А это неправильно. Поэтому теннисный менталитет мне представляется более конструктивным и позитивным.

— Вам хоть немножко был интересен чемпионат мира, который проходил в Монпелье без российскихспортсменов?

— Не хочу вступать в полемику с теми, у кого другое мнение, они наверняка на меня набросятся, как бы я сейчас вам ни ответил. Но скажу, как профессионал: чемпионат мира в любом его формате не может быть неинтересен специалисту.

— Не так давно я разговаривала с Евгением Плющенко о перспективах развития одиночного катания, и он заметил, что нынешние правила в какой-то степени увели ваш вид спорта от классических основ. Например, все научились делать прыжки с поднятыми руками, но мало кто способен прыгать в классической группировке, с руками, прижатыми к телу. В связи с этим вопрос: а нужно ли вообще менять традиционные приёмы исполнения элементов?

— В любом прыжке определяющим является вращательный компонент. Для того чтобы увеличить скорость вращения, надо уменьшить момент инерции, то есть, сгруппироваться как можно плотнее. Я начинал реализовывать это на практике еще во времена Алексея Урманова и Олега Татаурова, когда никто вообще не прыгал с поднятой рукой. У моих коллег это вызывало улыбки. Но я делал это не для того, чтобы придумать и показать что-то революционное, а из банальной необходимости уменьшить момент инерции тела. Сейчас подобная практика доведена некоторыми тренерами до совершенства.

— То есть, прыгать с поднятыми руками более правильно?

— Скорее, более прогрессивно. Это позволяет свести к минимуму момент инерции. Это я написал в своём реферате ещё в 1973-м году, когда готовился к защите диссертации. Просто сейчас об этом мало кто вспоминает, как не вспоминают, к примеру, о том, что вращение в «бильмане» первой сделала в середине 60-х Тамара Москвина. Или что паровую машину изобрёл не Иван Ползунов, а Джеймс Уатт.

— Разложите мне с позиции технического исполнения четверной аксель Юдзуру Ханю. Этот прыжок был реален, на ваш взгляд?

— Ханю впервые обратился ко мне за консультацией в ходе одного из командных чемпионатов мира. Он тогда где-то достал мою книжку «Биомеханика движений фигуриста» и стал по ней изучать процесс. Периодически списывался со мной, задавал через переводчика какие-то вопросы, и было видно, насколько сильно эта тема интересует Юдзуру. Хотя сам я как-то сказал, что при моей жизни четверной аксель чисто не сделает никто, но есть спортсмен, способный приблизиться к этому прыжку вплотную — это Ханю.

— Почему так считали?

— Потому что Юдзуру уникален своим телосложением. Он очень тонкий. И благодаря этому имеет очень маленький момент инерции тела.

— Чего, в таком случае, не хватило Ханю, чтобы успешно приземлить этот прыжок на Олимпиаде?

— А чего не хватает легкоатлетам, чтобы прыгать в высоту не на 2.40, а на три метра? Чего не хватает штангистам, чтобы поднимать 600 килограмм? Четверной аксель — это кардинально новая сложность. Мне кажется, должно произойти какое-то событие, чтобы это стало возможным. Какое? Помните «Дискобола» Родена? Он держит диск ребром вниз. Стали метать иначе, результаты сразу выросли. Конькобежцы отпустили пятку, и перешли на иные скорости. Или взять революцию в прыжках в высоту. Одно дело — прыгать «ножницами», совсем другое — фосбери флоп. Хотя с точки зрения физики это нонсенс: центр тяжести человека при таком способе прыжка проходит ниже планки. Это факт. А тело летит над планкой. Чего не хватает Ханю, я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.

— Если бы вы были его тренером, поддержали бы идею четверного акселя?

— Знаете, перед Играми я написал ему, даже в телефоне переписка сохранилась: ни в коем случае не прыгай аксель. Ты только обрадуешь этим своих соперников. И проиграешь Олимпиаду.

— Получается, он вам не поверил?

— Скорее, он очень сильно верил в свое предназначение. Помните, вы спрашивали меня в своё время, зачем Женя Плющенко, у которого есть абсолютно все титулы, возвращается в спорт? Таких людей, как он, как Ханю, нельзя мерять общепринятыми мерками. Я мог сколько угодно предостерегать Юдзуру, что он проиграет Олимпиаду, а он, возможно, относился к Играм приблизительно так, как какой-нибудь юный спортсмен относится к этапу Гран-при. Игры не являлись для него самоцелью. Поэтому историческая роль Ханю и величие его замысла заключается в том, что он пожертвовал олимпийской медалью ради того, чтобы открыть окно в новое измерение.

— Если говорить о ваших учениках и конкретно о Лизе Туктамышевой, вам понятно, где лежит предел её прыжковых возможностей?

— Лиза, как вы могли видеть в Саранске, более чем стабильно делает тройной аксель, в том числе и в каскаде, успешно пробовала четверной тулуп, могла бы, возможно, сделать четверной сальхов. Но дело в том, что исторически, когда мы только начинали работать, прыжки подобной сложности не были востребованы. В этом плане ISU, скажем так, не создавал стимулы для прогресса фигурного катания.

— Иначе говоря, если бы четверной аксель стоил не 12,50, а 20 баллов, его стали бы пытаться прыгать гораздо активнее?

— Вполне возможно.

— Получается, что такие спортсмены, как Ханю, Плющенко, Каролина Костнер или та же Туктамышева с их удивительным долгожительством на льду, своей карьерой несут какую-то миссию?

— Безусловно.

— А нужно ли, на ваш взгляд, культивировать в спортсмене ощущение этой миссии?

— Когда спортсмен вступает на стезю выдающихся достижений, он становится, давайте назовем это немножко возвышенно, своего рода гением. И вот тогда подобное ощущение вполне может у него появиться. Независимо от того, что по этому поводу думает кто-то ещё.

— Когда у вас начинал кататься Алексей Урманов, вы сказали, что тренер должен думать не о том, чтобы воплотить на льду музыку, а о том, чтобы завоевать медаль и победить всех соперников. Как мотивировать спортсмена, когда шанс победить становится достаточно призрачным?

— В своё время один из моих коллег, которого сейчас уже нет в живых, говорил, что ему наплевать на результат и на занятое место, а важно, чтобы спортсмен сделал тот или иной прыжок в конце программы. До сих пор думаю, что он лукавил. Да, тренер может пойти на какие-то компромиссы, но задачу победить, если не сейчас, то спустя какое-то время, он всё равно держит в голове. Полагаю, что так или иначе к этому стремятся все тренеры.

— А как можно было победить Нейтана Чена, если тот не допускает ошибок? Или нынешних Габриэлу Пападакис/Гийома Сизерона — в танцах?

— Вы сейчас несколько подменяете понятия. В моём понимании «победить» — это прежде всего сделать тот максимум, на который способен спортсмен. Поэтому моя задача — подготовить человека таким образом, чтобы в момент своего выступления он оказался способен показать свой лучший результат. А дальше может случиться всякое.