Фото © Ольга Бенар Алексей Мишин

На прокаты в Сочи Алексей Мишин привез сразу трех своих спортсменов. И на просьбу об интервью отреагировал стремительно – в своем стиле: «У меня есть час. Спрашивайте».

– Контрольные прокаты это мероприятие, которое в определенном смысле подводит итог всей той работе, что сделана летом. Насколько этот итог вас удовлетворил?

– На мой взгляд эти прокаты и тот недельный сбор, что им предшествовал, стали для всех нас одним из самых продуктивных и самых полезных мероприятий за последние годы. Во-первых, очень большую работу сделали технические специалисты. Во-вторых, сама обстановка на сборе была очень доброжелательной. Такие сборы-семинары просто необходимы. Я даже высказал пожелание, чтобы они проводились не только в начале каждого сезона, но и в самом конце, когда большинство фигуристов вчерне закончили постановки своих новых программ. У нас часто как бывает: спортсмен ставит программу, а она «не идет». На прокатах выясняется, что специалисты рекомендуют постановку поменять, а сил на это у человека уже просто нет – до такой степени он с предыдущей намучался. Да и поздно уже заново ставить программу. Именно поэтому мне и кажется правильным как можно раньше прояснить все постановочные вопросы: кто хореограф, какая тема, как расставлены элементы, какие из этих элементов требуют первоочередной доработки.

– Другими словами, чтобы человек осенью не приходил к заключению, что вся летняя работа пошла не в ту сторону?

– Конечно же! Это помимо всего прочего подстегнет спортсменов и тренеров делать программы до отпуска, а не после него. Все, что мы увидели на прокатах в Сочи, это разумеется не окончательный результат. Но по крайней мере уже сейчас можно рассуждать о том, кто остался стоять на месте по сравнению с прошлым сезоном, а кто сделал шаг вперед.

– А нужно ли вообще стремиться к тому, чтобы показывать на прокатах высокую готовность?

– Хороший вопрос. Ряд спортсменов уже сейчас демонстрирует неплохую физическую форму, но по своему опыту могу сказать: если человек находится в полной готовности в сентябре, в марте ему придется очень сложно.

– А как же ваша теория о том, что фигурному катанию давно пора перейти на тот режим, в котором живут теннисисты, у которых турниры следуют один за другим на протяжении целого года?

– Я говорил немного о другом. О том, что люди выступают постоянно, и если претендуют на что-то серьезное, не должны опускаться ниже определенного уровня. Но речь не шла о том, чтобы весь сезон игрок держался в топе.

– Ну так по-любому нужно поднимать планку, раз уж мы имеем такое количество серьезных стартов начиная с конца октября и до конца марта.

– Согласен. Для этого нужно иначе строить всю тренировочную работу. Сам я, наблюдая за спортсменами, анализирую прежде всего две вещи. Это общее состояние и уровень накатанности программ и состояние техники прыжков. Бывает техника, которая просто провоцирует спортсмена сделать «бабочку» вместо сложного прыжка, когда он катается в уставшем состоянии или находится под влиянием сильного стресса. Законы механики говорят о том, что центробежная сила, которая прикладывается к рукам спортсмена при группировке, зависит от квадрата расстояния массы руки до оси вращения. И это надо учитывать, если перед тренером и спортсменом стоит задача добиться совершенной техники. Когда фигурист прыгает правильно, это значительно повышает его шансы на то, что и в экстремальной для себя ситуации он выполнит прыжок с минимальным количеством ошибок.

– Если все так просто и логично, объясните, что происходит у Лизы Туктамышевой с тройным акселем. Почему уже долгое время ей не удается этот прыжок восстановить?

– Прежде всего хотел бы сказать, что независимо от текущих результатов к Лизе я отношусь очень уважительно и благодарен ей за то, что она сделала меня тренером чемпионки мира в женском одиночном катании. Точно так же как Леша Урманов сделал меня тренером первого в российской истории олимпийского чемпиона, если не считать Панина-Коломенкина, конечно. Просто женский организм – такая коварная штука, что никогда не знаешь, чего ожидать. Все, что происходит с Туктамышевой в плане координационных процессов, интересно для меня как явление, которое следует изучать – хотя бы для того, чтобы учесть этот опыт в работе с другими поколениями спортсменок.

– Может быть Лизу просто сильно подкосил ее победный сезон, потребовавший очень больших сил – как нервных, так и психических? Ведь речь шла не только о банальной усталости, но и об освоении сложного и пока еще редкого для женского катания нового прыжка. А потом просто пошла реакция. Вполне предсказуемая, кстати.

– Одна из версий, которая имеется у меня на этот счет, тесно связана с физиологией. Все остальные лежат в области психологии. Хотя это обычно взаимосвязано достаточно тесным образом. Но это совершенно точно не медные трубы, не звездная болезнь или что-то похожее. То, о чем сказали вы, кажется мне более чем реальным. Если мы проанализируем то, что происходило после Олимпиады со спортсменами, которые блеснули в Сочи, у них тоже наблюдался аналогичный процесс.

– Вы планируете в этом сезоне повторить с Туктамышевой опыт ее победного сезона – провести спортсменку через очень большое количество стартов?

– Да. До прокатов Лиза уже каталась в одном турнире в Санкт-Петербурге, до начала «Гран-при» мы планируем выступления в Оберстдорфе, в Финляндии, в Ницце. Я не совсем удовлетворен тем, как она каталась в Сочи, но в тренировках вижу прокаты, которые дают мне основания полагать, что даже сейчас Туктамышева способна кататься намного лучше. Да и вообще сказал бы, что такой драгоценный камень в короне женского российского одиночного катания никогда не будет лишним.

– Любите вы все-таки красивые обороты, профессор.

– Скажу проще: даже те пока еще нестабильные попытки тройного акселя, которые Лиза делает в тренировках, являются несбыточной мечтой подавляющего большинства ныне выступающих девушек. Так что нам найдется, что показать миру.

– Тенденция выполнять все прыжки во второй половине программы, которой в прошлом сезоне положила начало Евгения Медведева, сейчас превращается в женском катании в технологию. Вам не кажется, что это вносит в постановки определенный дисбаланс?

– У меня есть очень простое объяснение на этот счет. Я называю это явление качелями ISU. Да, эти качели шарахнулись сейчас в одну сторону, поскольку получать таким образом большое преимущество в баллах позволяют правила. Но они обязательно вернутся назад, причем быстро.

– Я имела в виду еще и другой аспект. Помните, как в свои лучшие годы плавал Денис Панкратов, ставший в Атланте двукратным олимпийским чемпионом? Он проплывал половину бассейна под водой и тем самым создавал себе приличный отрыв от соперников. И дело кончилось тем, что Международная федерация плавания просто запретила плыть под водой так долго, чем уравняла шансы Панкратова со всеми остальными. Вы допускаете, что ISU может внести изменения в правила исходя из аналогичных соображений? Скажем, чтобы сделать более конкурентоспособными тех же американок.

– Поменять расстановку прыжков в программе для наших девочек точно не будет большой проблемой. Просто перекос наблюдается не только в этом. Смотрите, что происходит сейчас: люди берут такие музыкальные композиции, или «стригут» музыку так, чтобы наиболее акцентированные и яркие части стояли тоже во второй половине – под прыжки. Если говорить о художественной стороне вопроса, не всякая музыка позволяет так с ней обращаться.

Но в целом я смотрю на ситуацию просто: если правила таковы, как они есть, надо этим пользоваться, только и всего. Спорить с ISU, навязывая свою точку зрения о прекрасном, совершенно непрактично. Другой вопрос, что наш вид спорта может развиваться по двум путям: можно совершенствовать катание, а можно – судейство. Поясню, что имею в виду: если мы возьмемся рассматривать дорожки шагов, то заметим, что почти у всех фигуристов они состоят примерно из одинаковых блоков. Это тоже объяснимо: с точки зрения правил сочетание трех поворотов определенного вида создает блок, который оценивается наиболее высоко. Но это же ведет к всеобщей стандартизации. Для судей это удобно: не сделал спортсмен какой-то поворот, блок распался. Соответственно это тут же отражается в оценке. Если мы освободимся от этих рамок, получим для развития катания куда больший простор.

– Эти рамки вас как тренера раздражают?

– Ну что значит – раздражают? Женился – живи... Когда-то тот же Стефан Ламбьель был королем вращений. Мог ставить любые рекорды, выдавал такие находки, что голова шла кругом. Сейчас вращения тоже стандартизированы.

– Так может быть имеет смысл в большей степени дифференцировать правила взрослого катания и юниорского? Оставить «блоки» юниорам, чтобы они как минимум научились все это делать, а взрослых спортсменов «отпустить», дать им больше свободы.

– Мысль правильная, но требует разработки. Согласен, что правила для юниоров должны быть составлены таким образом, чтобы готовить спортсменов к более широкому диапазону двигательных действий. У тех же, кто бежит к финишной «ленточке», установленной на уровне мирового или олимпийского пьедестала, правила должны быть четкими, понятными, и общими для всех – чтобы уже не шарахаться в поисках «своего» пути.

– С кем вам интереснее работать – теми, кто видит впереди только одну цель – победить, и идет к ней напролом, или же теми, кто просто любит кататься?

– Эти две разновидности на самом деле едины. Я даже формулу для себя вывел: если труд на ниве фигурного катания приносит человеку радость, результат никуда не денется, придет автоматически. Работа через «не могу», с внутренним надрывом, тоже способна этот результат принести. Но достигнут он будет гораздо более длительным и тяжелым путем, если будет достигнут вообще.

– C точки зрения потенциального результата вы довольны тем, как выглядит сейчас Артур Дмитриев-младший и Александр Петров?

– Нет. Когда мы работали с Дмитриевым до его отъезда в Москву, был период когда он начал довольно серьезно «цеплять» Гачинского. Он предпочел, образно говоря, пойти путем Леши Ягудина. Но не сложилось.

– Считаете, что Артур ушел от вас только потому, что не выдержал, как вы любите говорить, температуру вашей группы?

– Сейчас это неважно. Просто вернулся он с серьезно травмированным голеностопом, который пришлось долго лечить, и потерял в общей сложности порядка двух лет. Что касается Саши, у него до сих пор сказываются некоторые упущения в подготовке: отсутствие базы, которая должна была быть заложена в детском возрасте. Но могу сказать, что, во-первых, четверной прыжок у Петрова уже на подходе, а, во-вторых, у него есть одно уникальное качество. У нас есть немало спортсменов, которые вроде и способны показать многое, но по тем или иным причинам не показывают в нужный момент. Саша же всегда выдает максимум на который способен. К тому же сейчас в нем раскрывается довольно серьезный исполнительский дар.

– Не так давно Гачинский вернулся – уже тренером – в вашу группу и вы его приняли. Почему?

– Потому что это – мой спортсмен. Когда он ушел, я, понятное дело, был расстроен, но в то же самое время понимал, что это решение логично: мы с Артуром зашли в тот период в нашей совместной работе в какой-то тупик, и я не исключал, что переход может пойти ему на пользу. Но главное даже не в этом, а в том, что в Артуре нет червоточины. Таким спортсменам дверь в мою группу открыта всегда.

– А самого вас та история с уходом очень талантливого спортсмена чему-то научила?

– Безусловно. Я понял, что моей главной ошибкой было то, о чем как-то сказал покойный Игорь Ксенофонтов: не надо постоянно пытаться тащить спортсмена наверх. Иногда нужно дать ему постоять в «отстойнике» и подумать. У Артура все начало очень быстро и хорошо получаться. Соответственно резко вырос уровень притязаний. Надо было искусственно этот уровень «опустить» прежде чем начинать очередной этап работы, а я этого не сделал.

– Вы написали за свою тренерскую жизнь кучу учебников. Не думали о том, чтобы поучаствовать в модернизации правил?

– Мне это неинтересно. Я вообще в какой-то момент изменил свое отношение к работе. Когда ваши коллеги спрашивают меня о планах и задачах на сезон, отвечаю, что план предельно прост: проснуться утром в хорошем самочувствии, приехать на каток, учить спортсменов прыгать, составлять программы и компоновать музыку так, как мне нравится, придумывать костюмы, общаться с коллегами, приглашать друзей на дачу, а если в конце сезона еще и медалька в руки упадет, так вообще замечательно.

– Всегда так рассуждали, или это уже возрастное?

– Я бы сказал чуть иначе: это философия человека, который начал тренерскую деятельность в 1969 году и отметит в 2019-м пятидесятилетний юбилей этой работы.

– Будете отмечать?

– Если доживу – почему нет? Очень хочу, чтобы заданное мной направление продолжало существовать и тогда, когда сам я уже не буду работать. А оно будет, потому что рядом со мной в моей школе и моя супруга Таня, и наша общая ученица Татьяна Прокофьева, и Олег Татауров, и Алина Писаренко, и Артур Гачинский. Это уже не бригада, а клан. Сейчас у нас тренируется Каролина Костнер, так надо видеть, с каким вниманием и желанием она отдается работе. Хотя когда она приехала в первый раз, то совершенно не предполагала, что проведет в Питере и второй сбор, и третий.

– Тренируя Костнер, вы пытаетесь научить ее чему-то новому, вкладываете душу, или это просто работа с клиентом за деньги?

– Я не беру с Каролины денег. Для меня работа с ней – челлендж, вызов самому себе. Мне интересно ее научить. Когда она приехала в первый раз, то даже каскад сальхов-тулуп делала еле-еле. Сейчас уверенно исполняет все прыжки, включая лутц. Работать интересно еще и потому, что мне еще не приходилось встречать столь творческого подхода к моей методе. У Каролины сильно развито художественное видение мира, я бы сказал. В своих программах она изысканно точна. И исключительно трудоспособна, что гораздо важнее. Такие спортсмены побеждают не за счет двигательного дара или каких-то особенных методов тренировки, но прежде всего за счет колоссальной собственной работы.

Или взять Мишу Джи, который тоже приезжает ко мне тренироваться. Я бы назвал таких спортсменов как он, как Каролина, обездоленными, обделенными тем тренерским вниманием, которого заслуживает их талант. Про российских спортсменов я такого сказать не могу.

– Когда ведущие российские тренеры только начинали уезжать в Америку, многие катки, знаю, даже не брали с них денег: предоставляли бесплатный лед в обмен на возможность ежедневно наблюдать, как тренируются сильнейшие фигуристы мира и кататься с ними бок о бок. Присутствие Костнер в вашей группе несет какую-то воспитательную функцию для более молодых спортсменов?

– Конечно. Просто не всегда возможность тренироваться рядом является гарантией прогресса. В точности по поговорке: можно силком привести лошадь к водопою, но нельзя заставить ее пить.

2016 год

• Наверх
• Вернуться к оглавлению раздела