Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Психологическая атака на судей, зрителей и журналистов началась задолго до финального выступления мужчин - одиночников. Один из пресс-релизов был специально посвящен прыжку в четыре оборота - сложнейшему элементу в мужской произвольной программе, удачное исполнение которого (как было написано) на 90 процентов решит исход мужской борьбы в Нагано.

Впервые этот элемент исполнил на крупных соревнованиях олимпийский чемпион Лиллехаммера Алексей Урманов. Правда, тогда он не был олимпийским чемпионом, а только начинал свою международную карьеру. Наверное, потому авторство Урманова и прошло незамеченным. Поэтому первым исполнителем четверного официально считается четырехкратный чемпион мира канадец Курт Браунинг, который прыгнул его через год после Урманова на мировом первенстве в 1988 году. Он занял только шестое место, но благодаря четверному вошел в Книгу рекордов Гиннеса.

Следующий шаг в историю сделал тоже канадец - Элвис Стойко. Он соединил четверной с тройным, создав ультрасложный каскад. Здесь уже все было без дураков: кроме Стойко, никто не мог даже и помыслить, чтобы включить в программу нечто подобное - слишком велик был риск завалиться на всех последующих элементах, отдав все силы четверному.

Но, как сказал однажды великий американец Джек Лондон, «стоило одному человеку преодолеть барьер, считавшийся непреодолимым, как вскоре десятки сделали то же самое».

В Нагано четверной воспринимался уже, как норма. Та самая планка, преодолев которую спортсмен гарантировал себе весьма высокие, по сравнению с остальными, шансы.

Посмотреть на четверной в исполнении Стойко народ ходил толпами. Но малоуспешно. Чем меньше дней оставалось до соревнований, тем более скупыми на элементы выглядели тренировки канадца. В день финала он ни разу не прыгнул даже тройные - подобно конькобежцу-шорттрековцу накручивал круги вдоль борта, периодически делая простенькие и не очень высокие перекидные прыжочки.

Может быть, канадец вспоминал при этом чемпионат мира-96 у себя дома в Эдмонтоне: тогда на тренировки Стойко продавали билеты, он каждый день лез из кожи вон, показывая все, на что способен, а после еще минут тридцать раздавал автографы, пока служители охапками уносили со льда цветы. Но начались соревнования, и Стойко стал только четвертым. Причем проиграл он уже в короткой программе - сгорел.

И все-таки до самой решающей стадии финала - последней группы участников нельзя было с уверенностью сказать, что только от четверного прыжка будет зависеть судьба олимпийского золота. Хотя бы потому, что ситуация очень напоминала ту, что сложилась год назад на чемпионате мира в Лозанне. Тогда один из главных претендентов на победу Кулик тоже вытянул на жеребьевке первый стартовый номер. Он не знал, что сразу после того, как откатается, тренер Урманова Алексей Мишин снимет ученика с соревнований из-за травмы, что совершенно не имело смысла рисковать, идя на четверной, и попытался сыграть ва-банк: прыгнуть ультрасложный элемент. Но не сумел, сорвал попытку.

Увидев это, от четверного мгновенно отказался чемпион мира-96 американец Тодд Элдридж, а следом - и сам Стойко. Канадец в третий раз стал чемпионом мира, Элдридж стал вторым, а на третью строчку с пятого места вышел (и тоже без четверного прыжка) юный Алексей Ягудин. Результат Кулика остался пятым.

- Если бы я знал, что Урманов не выступает, то ограничился бы тремя оборотами, - сказал тогда Илья. - А так - напрасно отдал все силы в первом же прыжке и не сумел справиться с остальными.

В Нагано Кулик обязан был прыгать четверной во что бы то ни стало. Слишком опасным для него было близкое преследование Стойко, Элдриджа и Ягудина. Финальная схватка (несмотря на присутствие в подгруппе англичанина Стивена Казенса и француза Филиппа Канделоро) должна была разгореться только между ними.

Тогда еще мало кто знал, что на одной из тренировок Стойко сильно потянул мышцы паха - травма из числа наиболее болезненных. Вот только сняться с соревнований, подобно Урманову в Лозанне, Стойко не мог - для него Игры в Нагано были последним шансом, третьим. В Альбервилле канадец сумел занять только седьмое место, в Лиллехаммере остался вторым после Урманова.

Так же тяжело выступать было еще одному финалисту - Ягудину. Перед самой разминкой я случайно столкнулась на трибуне с тренером фигуриста - Алексеем Мишиным. На нем не было лица. «У Ягудина - 39,6, - коротко бросил он. - Я до сих пор не уверен, сможет ли он выйти на лед».

Ничего этого Кулик не знал. Он был предельно сосредоточен и замкнут. Журналистов, как водится, не пропускали в нижний подтрибунный коридор, откуда спортсмены выходят на лед, но, говорят, Илья позволил себе лишь на секунду отвлечься от собственных мыслей: уже стоя у калитки вместе с сильнейшей группой фигуристов, то есть, за считанные секунды до выступления, он слегка хлопнул по плечу тренера Татьяну Тарасову: «Не переживайте, прыгну я четверной!»

За результатом вице-чемпиона мира стояло гораздо большее, нежели просто медаль. Два года назад, когда Кулик принял решение перейти от прежнего тренера - Виктора Кудрявцева - к Тарасовой, которая сначала только помогала Кудрявцеву в работе с фигуристом, на него (да и на нового тренера) негласно ополчились многие: мол, невелика заслуга уводить почти готового чемпиона.

Если бы все было так просто! На самом деле, не случайно чемпионы, и тем более – олимпийские - с завидным постоянством появляются лишь у нескольких тренеров в мире. Среди избранных - Тарасова, Тамара Москвина, Станислав Жук, Елена Чайковская, Алексей Мишин. Из иностранцев, пожалуй, самым великим был Карло Фасси - автор большинства американских олимпийских побед. Год назад, на чемпионате мира в Лозанне Фасси не стало - на одной из последних тренировок тренер получил обширный инфаркт.

После того как к Тарасовой перешли от прежнего тренера и стали олимпийскими чемпионами Альбервилля Марина Климова и Сергей Пономаренко, на которых Россия вовсе не делала главную ставку, я спросила тренера, не было ли ей страшно брать к себе опальных спортсменов. «Нет, - последовал ответ. - Я знаю, как готовить чемпионов. Есть многие вещи, о которых большинство тренеров даже не подозревают, а главное - в такой подготовке не бывает мелочей. Важно все: как и где тренироваться, подбирать музыку, в чем выходить на старт и даже какие слова говорить спортсмену в тот или иной момент. Но самое главное условие - абсолютная вера друг другу».

Точно так же, как Климова и Пономаренко, к Тарасовой перешли сначала Кулик, а затем - Паша Грищук и Евгений Платов. Не потому, что их тренеры были хуже. Просто в какой-то момент монолит веры дал трещину, а это - всегда крах.

Год назад я долго допытывалась у Кулика о причине, побудившей его расстаться с великолепным технарем и умницей Кудрявцевым. «Вы помните чемпионат Европы в Дортмунде? - вопросом на вопрос ответил мне фигурист. - Помните, как Кудрявцев был против того, чтобы я выступал среди взрослых?»

Тот чемпионат Кулик выиграл. Чуть раньше в том же сезоне он стал чемпионом Европы среди юниоров. Но даже на победной - взрослой - пресс-конференции Кудрявцев стоял на своем. Не хотел ввязывать ученика в серьезные разборки матерых фигуристов, утверждая, что время Кулика пока еще не пришло. Вот и возникла обида со стороны спортсмена.

Четверной Кулик прыгнул безукоризненно. Следом - весь произвольный набор тройных. Ни одного неуверенного приземления, ни единой шероховатости. Правда, в его катании не было обычной размашистой удали, но это было естественным: напряжение превращало спортсмена в канатоходца, идущего над пропастью.

Когда на табло высветились оценки. Кулик и Тарасова зашлись в хохоте прямо перед телекамерами в специально отведенном уголочке под названием Kiss & Cry - поцелуев и слез. Стратегический расчет удался на сто цроцентов: соперникам было впору глотать валерьянку.

Элдридж продержался два прыжка. Сломался на третьем, потом плашмя упал на лед после четвертого. Дальше можно было не смотреть.

Ягудин, за которого отчаянно переживали все россияне, старался продержаться, но временами казалось, что его ведет от лихорадки и слабости. Наверное, никто не упрекнул бы 17-летнего мальчишку, если бы он просто отказался от выступления, но Алексей поступил по-мужски: у него был шанс, и он сделал все, чтобы его использовать хотя бы и ценой здоровья. К сожалению, о температуре мало кто знал, и многие восприняли неудачное выступление, как нервный срыв.

А следом публика испытала еще один шок. Бронзовый призер прошлых Игр француз Филипп Канделоро показал второй результат. За него всегда болели особо. На протяжении многих лет Канделоро чуть ли не в одиночку пытался бороться с правилами и, соответственно, судьями, напичкивая свои предельно артистичные программы запрещенными элементами. В частности, свое знаменитое вращение на коленях он упорно вставлял в каждую программу, хотя ему столь же регулярно снижали за это баллы.

Новая программа - Д'Артаньян - была хороша настолько, что было совершенно непонятно, почему среди оценок за артистизм была выставлена всего одна «шестерка» - оценка, которой в мужском турнире не был удостоен ни один спортсмен.

- Теперь я уйду, - сказал Филипп после выступления. - Профессиональный спорт, скажу честно, всегда привлекал меня больше, чем любительский. Я чувствую, что могу сделать многое, но просто устал сражаться с ветряными мельницами. А Илья - он еще совсем молод. Думаю, что и на следующих Играх тем, кому придется с ним соревноваться, будет несладко. Как сегодня всем нам.

Выступление Стойко не могло изменить уже ничего. Канадец сделал заход на четверной, взмыл в воздух и... раскрылся после трех оборотов. Это усилие стоило ему многого. По предварительному диагнозу врачей, сделанному после выступления, Элвис надорвал растянутую паховую мышцу. Все последующие попытки прыгать были неудачными - Стойко выкручивал привычные тройные, но приземления, видимо, вызывали чудовищную боль и заставляли фигуриста сразу же подставлять на лед вторую ногу. Он ушел, хромая. Едва передвигаясь, уже в кроссовках, добрался до пьедестала, а после награждения канадца сразу увезли в больницу.

- Мне искренне жаль Элвиса, - сказал Кулик. - Но это - Олимпийские игры. С первого же дня напряжение было чудовищным. Я чувствовал его везде - на тренировках, в коридорах, деревне. Оно просто витало в воздухе. Я очень волновался. Настолько, что даже не смог заснуть днем перед финалом, хотя раньше мне всегда удавалось отключиться от соревнований хотя бы на пару часов. Когда я вытянул первый стартовый номер, то сначала слегка огорчился. Да, я люблю кататься первым, сразу после разминки. Но, с другой стороны, у того, кто открывает группу, оценки почти всегда чуть ниже, чем у тех, кто катается после. Впрочем, переживал я недолго и в итоге решил, что мне все-таки повезло: не уверен, что сумел бы справиться с нервами, если бы ждать выступления пришлось дольше.

- Насколько вы были уверены в успехе?

- Мы сделали чертову прорву работы летом, так что во всех турнирах я чувствовал себя абсолютно уверенно. Не скажу, что сезон был простым. Сначала я травмировал ногу, потом потянул спину. Но в Нагано все уже было в порядке. Я очень благодарен людям, которые работали со мной все это время, терпели мои капризы, верили в меня. Тарасовой, хореографам Наталье и Владимиру Ульяновым. Моим родителям. Они привели меня на каток, когда мне было четыре года, а, главное, сумели вложить в мое сознание очень правильное отношение к работе.

- Почему вы предпочли уехать из России в Америку?

- В Мальборо, неподалеку от Бостона, работает Тарасова. Условия, которые создают там всей нашей группе (а кроме меня у Тарасовой катаются Грищук - Платов и украинская пapa Ирина Романова - Игорь Ярошенко), гораздо лучше, чем сейчас в России. Там четыре больших катка в десяти минутах езды от места, где мы все живем, а главное - замечательные люди. Никогда не забуду, как мне помогли, когда я пробил коньком ногу: немедленно отвезли в больницу, нашли лучших врачей. А, кроме того, я подумал: если все мои соперники готовятся к Играм в идеальных условиях, почему я должен работать в других?