Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Меньше всего вопросов на пресс-конференции после женской гонки на 10 километров по системе Гундерсена у журналистов, как ни странно, было к победительнице - Любови Егоровой. Впрочем, скорее всего, странного в этом не было ровным счетом ничего. Ну о чем можно спросить человека, который получил львиную долю внимания и когда в пользу России закончился пятикилометровый спринтерский забег, да и еще двумя днями ранее, когда никто не мог толком ответить, что же стало большей сенсацией: победа итальянки Ди Ченты с почти что полутораминутным отрывом на 15-километровой дистанции, или проигрыш (с такой разницей во времени) Егоровой.

К тому же большинство моих вымотавшихся за неделю коллег резонно замечало, что если чего и не спросят, это всегда можно будет сделать позднее, когда отвечать на вопросы Егорова придет в составе российской эстафетной команды.

Вот тут-то, написав это, я не могла не остановиться и не постучать по дереву. Скажу честно, это средство борьбы со сглазом вовсю эксплуатировалось в Лиллехаммере теми, кто имел хотя бы косвенное отношение к российской лыжной команде и, естественно, болел за Любу. Потому что ее преимущество в 19,5 могло заранее гарантировать победу, если бы соперничать приходилось с кем угодно, кроме Ди Ченты.

Те, кто видел саму гонку, наверняка поймут, почему, забыв все наши предварительные договоренности о более позднем, обстоятельном разговоре, я немедленно бросилась на лыжню - поздравить победительницу.

Егорова сидела на снегу в нескольких метрах от финиша, а рядом, уткнув лоб ей в плечо, словно обиженный, несчастный ребенок, сидела и всхлипывала Ди Чента.

- Люба, у меня просто нет слов!

- Думаете, у меня есть? Я даже не чувствую сейчас ничего. Знаю, что бежать одеваться надо, иначе замерзну, но на самом деле даже на это сил нет.

- Тогда до встречи через час?

- Договорились.

Двух значков с российской символикой оказалось достаточно, чтобы служащий пресс-центра пропустил нас в пустую комнату и встал снаружи, предварительно пообещав, что внутрь без нашего на то желания, не попадет никто. И, к полному моему удивлению, на вопрос, каким временем я могу располагать, Егорова вдруг сказала: «Любым, я не тороплюсь. Да и там, - она кивнула на дверь, - разойдутся».

- Вы настолько не любите журналистов? Или побаиваетесь?

- Да нет. Просто в таком состоянии, в каком я обычно бываю во время соревнований или перед ними, сложно отвлечься от внутренних мыслей и контролировать все, о чем приходится говорить. А пишут об этом по-разному. Далеко не всегда приятно. Да вы и сами слышали, какие вопросы задают. Не собираюсь ли я, по примеру Юхана-Улафа Косса, пожертвовать свои премиальные деньги на помощь детям, больным СПИДом. Что отвечать? При том, что никаких денег я еще и в глаза не видела. Но прекрасно знаю, что любое мое слово тотчас будет напечатано в сотнях изданий.

- А что хотелось бы ответить?

- Такие жесты могут позволить себе только очень богатые люди. Но это - не ответ, это мое личное мнение. Может быть, я ошибаюсь, но мне часто кажется, что в наш адрес (я имею в виду весь бывший СССР) журналисты гораздо чаще позволяют себе не очень корректные вопросы. И сами это прекрасно знают. Иначе чем объяснить, что задают их не в официальном порядке, а стараются дождаться окончания пресс-конференции и ущипнуть побольнее, вынудить сказать, что мы - нищие. Вот и стараюсь пореже с вашим братом встречаться.

- Я, честно говоря, всегда была склонна списывать вашу неразговорчивость на пресс-конференциях на незнание языка.

- Я говорю по-немецки. Учила в школе, а сейчас постоянно есть разговорная практика. И уже не первый год думаю о том, что пора приниматься за английский. Но пока не получается - просто не хватает времени. И тяжело - без элементарной основы. К тому же во время таких соревнований гонка отнимает все. Нет желания даже выходить из комнаты: поела, почитала - и спать, спать, спать.

- А что читаете?

- Что-нибудь очень легко написанное. Сейчас - историю русского Двора. От книги, которую читала дома - «Братьев Карамазовых», - пришлось временно отказаться, - постоянно ловлю себя на том, что читаю чисто механически, а мысли совершенно о другом. Это раздражает. А для чисто механического чтения Достоевский совершенно не годится.

- Механическое чтение вас успокаивает?

- Скорее, помогает немного отвлечься. Не могу сказать, что я очень нервничаю перед стартом, но не думать о нем тоже не могу.

- Должна вам сказать, что мне не удалось встретить в Лиллехаммере ни одного человека, который сомневался бы в вашей победе в комбинации.

- Где-то в глубине души в ней не сомневалась и я. И даже было пожалела после старта, что так быстро начала бег.

- Кстати, Ди Чента после награждения сказала, что, когда она увидела ваш старт, у нее глаза на лоб полезли.

- У меня тоже. Когда до меня дошло, в какой совершенно немыслимый темп я себя загнала, то пришла в ужас от мысли, что могу просто недобежать. Правда, очень скоро поняла - если бы стартовала спокойнее, то, скорее всего, просто проиграла бы.

- А если бы по ходу дистанции понадобилось прибавить скорость, смогли бы?

- Нет. Думаю, мы обе с Ди Чентой бежали на пределе возможностей.

- Ваши неожиданные посиделки на снегу после финиша, похоже, удивили всех. «Друзья-соперники»?

- Мы в достаточно хороших отношениях. По крайней мере, я знаю, что со Стефанией Бельмондо у Ди Ченты они не складываются. Здороваются, поздравляют друг друга, но все - сквозь зубы. Я после финиша было подумала, что Мануэла работает на публику, - она частенько это делает. Но почти сразу итальянцы кинулись за врачом - Ди Чента даже идти сама не могла. Да и у меня состояние не лучше было. Эмоций уж точно не осталось.

- Но было хоть какое-то внутреннее торжество?

- Только от того, что дотерпела. По отношению к сопернице - нет. У нас вообще, как мне кажется, на первом месте всегда уважение друг к другу. Нет злобы, зависти... Все слишком хорошо понимают, каким трудом даются гонки и каково это - терпеть на дистанции.

- А нравится терпеть?

- Когда я в хорошей форме - да. Особенно если прибавляю в тот момент, когда все кругом уверились, что сделать это уже невозможно. А когда ноги не идут, а надо - вот тогда настоящее мучение начинается. Бегу и думаю: «Господи, ну зачем мне все это надо?».

- И находится ответ?

- Нет, конечно.

- Я тоже никак не могу понять, что заставляет бегать даже после тридцати - как Кулакова, Кирвесниеми...

- Потому что, как правило, нет семьи, а делать больше ничего не умеешь, или муж тоже лыжник. И на всех соревнованиях вместе.

- У вас тоже лыжная семья?

- Да нет же! Это здесь все газеты пишут, что у меня муж лыжник, что ребенок есть. На самом деле нет ни ребенка, ни лыжника.

- Ну муж-то есть?

- Есть. Зовут Игорь. Фамилия Сысоев. Плавал.

- На каком уровне?

- На уровне торгового флота.

- И как он относится к вашим выступлениям? Радуется успехам или больше сожалеет, что жена-путешественница попалась?

- До Альбервилля не говорил ни слова. А сейчас я и сама понимаю, насколько тяжело меня все время ждать.

- Вы говорите таким тоном, словно жалеете, что рано вышли замуж.

- Иногда жалею. Ведь именно я имею прямое отношение к тому, что у нас такая непонятная семья. Я же даже домой отсюда еще ни разу не позвонила. Потому что прекрасно знаю - услышу голос Игоря и сама надолго расстроюсь от того, что не могу все бросить и немедленно уехать домой.

- А за границей вам тренироваться не предлагали?

- Пока нет. Да я и не смогу там. Вон Тоня Ордина рассказывала, что, когда только уехала в Швецию, первые полтора года волком выла.

- Если разобраться, то вы, находясь в России, на самом деле оторваны и от семьи, и от родителей...

- Да, но я знаю, что если мне будет совсем плохо, я в любой момент могу сорваться и приехать к маме. Она и пожалеет, и пельменями накормит, и, если надо, спрашивать ни о чем не будет.

- Про пельмени - ваше любимое блюдо - я слышу за последние несколько дней уже в пятый или шестой раз. Итальянцы даже шутят, что это допинг такой - пельмени.

- Дело не в пельменях. Они, скорее, для меня - символ. Того, что, в каком бы я состоянии ни приехала домой, мне всегда будет там хорошо. Во всех отношениях.

- Когда же понятие «дом» будет ассоциироваться в вашем сознании с мужем, детьми?..

- После Лиллехаммера я собираюсь пропустить год. Продолжать?