Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

На разговор с олимпийскими чемпионами Сараева, чемпионами Европы-94 в танцах на льду Джейн Торвилл и Кристофером Дином, несмотря на предварительную договоренность, я не надеялась. После танцевального финала Игр в Лиллехаммере, когда фигуристы пришли в раздевалку с бронзовыми медалями, вместо ожидаемых золотых, среди собравшихся там тренеров и журналистов царила мертвая, исполненная сочувствия тишина. На следующий день, пытаясь поставить себя на место проигравших, я пришла к выводу, что меньше всего хотела бы, чтобы кто-то лез в душу с вопросами и соболезнованиями.

Но Дин подошел сам. «Я помню. Я обещал. Вот он я».

- Честно говоря, я была почти уверена, что вы уедете из Норвегии сразу после соревнований, как это сделал Брайан Бойтано.

- После того, как нас так тепло здесь принимали, мы решили, что не имеем права лишить зрителей нашего участия в показательных выступлениях.

- Неужели мы все-таки увидим «Болеро»?

- Обязательно. Этот вопрос у нас даже не обсуждался. «Болеро», а потом уже все остальное.

- Вы так любите этот танец?

- Его любят зрители. Хотя сам я не считаю, что это была вершина нашего творчества. Просто в 1984-м он был настолько неожиданно новым, что его нельзя было не запомнить.

- Почему же вы тогда пошли на нарушение существовавших правил, а вернувшись в любительский спорт, решили не рисковать - держаться в их рамках?

- Мы не нарушали правила и тогда. Помните, к чему были основные претензии? Что это - не танец, а спектакль, что мы слишком растянули вступление вместо того, чтобы сразу начинать кататься, и так далее. Но ведь в правилах ИСУ не было ни слова о том, что так делать нельзя. Это как в юриспруденции: хороший адвокат всегда найдет возможность истолковать любую статью так, как это выгоднее его клиенту. Мы тоже нашли лазейки. И это оправдало себя и в глазах зрителей, и в оценках судей.

- Какова же причина того, что в этот раз судьи практически единогласно вас не поддержали?

- Не знаю. Мы были счастливы, когда увидели реакцию зрителей и, скажем так, несколько шокированы оценками.

- Но вы же сами, как мне показалось, прекрасно поняли, что по сравнению с оригинальным танцем - румбой - произвольный оставлял значительно более слабое впечатление. Иначе, наверное, не стали бы его менять меньше чем за месяц до Игр?

- Причина не в этом. Как мне кажется, Международный союз конькобежцев, составляя правила, так и не смог решить, чего же хочет видеть в танцах. Мы, когда решили вернуться, долго пытались в этом разобраться. Как нам показалось, все требования ИСУ были направлены на то, чтобы фигуристы уделяли основное внимание работе коньками, а уже потом всему остальному. И в первом варианте программы сделали упор именно на ноги. Но достаточно быстро поняли, что сложность техники танца очень сильно и не лучшим образом сказывается на его зрелищности. Вам же он показался скучным?

- Вот видите? Именно поэтому мы и решили его изменить. Нам самим захотелось это сделать. Хотя я почти уверен, что, если бы мы оставили его точно в таком виде, в каком исполняли в Копенгагене, судьи все равно поставили бы нас на то же самое третье место.

- Вы пытались как-то объяснить себе их оценки?

- Нет. Может быть, действительно не оправдали ожиданий. Скорее всего, просто своим появлением внесли сумятицу в привычную расстановку лидеров. И не только в танцах. Хотя я уверен, что рано или поздно соревнования станут просто открытыми и для любителей, и для профессионалов, без всяких специальных разрешений или запретов ИСУ. Ведь уже сейчас всем стало абсолютно ясно, что возвращение профессионалов сделало фигурное катание одним из самых интересных видов в программе Игр.

- А чем объяснить, что в отличие от многих видов спорта, в которых существует деление на любителей и профи и последние демонстрируют гораздо более высокий уровень выступлений (я имею в виду баскетбол, хоккея), в фигурное катании все наоборот?

- Тем, что в игровых видах спорта публика платит сумасшедшие деньги прежде всего, чтобы увидеть, как побеждает та или иная команда. А в фигурном катании она хочет наслаждаться тем, как катаются лучшие, тем более что рамки любительских правил очень часто так и не дают фигуристу раскрыться полностью.

- Почему же после того, как вы с Джейн покинули любительский спорт, ни разу не приняли участия ни в одном профессиональном чемпионате мира?

- Потому что, несмотря на внешнюю свободу профи в выборе программ, они попадают в совершенно иную, но зависимость. От вкуса публики. И, соответственно, оценок судей. Нам же было гораздо интереснее экспериментировать. Работать с разными труппами. Пытаться сделать свое собственное шоу. В первый же год мы сделали около пятнадцати совершенно различных программ. Поэтому, как ни странно, было не так сложно за три недели поставить другой танец, хотя, будь мы моложе на десять лет, никогда бы на это не решились. Слишком по-разному относились к риску тогда и относимся сейчас.

- Только не говорите, что ваш проигрыш здесь, в Хамаре, вас не расстроил.

- Конечно, расстроил. Но мы все равно ни о чем не жалеем.

- И если бы вернуть время на год назад, зная, что вас ждет, все равно решили бы поступить так же?

- Может быть, гораздо тщательнее взвесили бы все «за» и «против». Не подумайте только, что больше боялись бы проиграть. Сейчас я могу сказать, что мы не предполагали, что наше возвращение повлечет за собой столько организационных сложностей. В какой-то степени мы нарушили привычный ритм своих гастролей, потеряли связи с организаторами шоу, хотя не были связаны какими-то постоянными обязательствами. В общем, порвали с одной, устоявшейся жизнью и вклинились в совершенно иную.

- Я очень много слышала от других экс-профессиональных фигуристов о причинах, которые заставили их вернуться. И не могу сказать, что получила исчерпывающий ответ. Надежда на новые победы? Может быть. Но, например, Катарина Витт, на мой взгляд, должна была понять еще несколько месяцев назад, что может рассчитывать в лучшем случае на место в шестерке. Она и была шестой после технической программы здесь, в Хамаре. Но, судя по глазам и реакции ее тренера - Ютты Мюллер, - обе были абсолютно счастливы. Для меня это парадокс.

- Думаю, что дело не в медалях. А прежде всего в вызове - самим себе. Знаете, когда мужчина в возрасте влюбляется в молоденькую девушку, он во всем старается прыгнуть выше головы, совершенно не думая в тот момент, насколько оправданно его поведение в глазах окружающих. И чем бы ни кончилась такая любовь, воспоминания о том времени, когда ты был способен ради чего бы то ни было становиться лучше, сильнее, самоотверженнее, остаются на всю оставшуюся жизнь. Так и мы. И не самое главное, что взаимности не получилось.

- А что теперь? Шансы зрителей увидеть вас еще раз на чемпионате мира, как я понимаю, равны нулю?

- Мы еще не обсуждали этот вопрос ни с Джейн, ни с Джилл, - и Крис кивнул в сторону своей невесты, чемпионки мира 1990 года, последней и самой любимой ученицы легендарного тренера Карло Фасси Джилл Тренари. За день до нашего разговора - во время танцевального финала - мы с ней сидели рядом, и я спросила:

- Джилл, расскажите мне о Крисе. Вы же знаете его куда лучше остальных.

Тренари улыбнулась:

- Я буду необъективна. Я очень его люблю.

- Он очень добрый, ласковый, заботливый. Очень ранимый. Искренний. Я никогда не встречала столь целеустремленного и трудолюбивого человека. Рядом с ним очень спокойно и надежно. Правда, у нас пока не всегда получается быть вместе так часто, как хотелось бы (я живу в Колорадо-Спрингс, он - возле Лондона), но, если понадобится, я брошу все и помчусь за ним на край света.

А вот что рассказывала мне Татьяна Тарасова, создавшая, пожалуй первый, по-настоящему профессиональный балет на льду «Все звезды»:

- Я несколько раз работала вместе с Торвилл и Дином во время гастролей и постановок. Не знаю, существует ли для них понятие «усталость», но слова такого в их лексиконе просто нет. Они оба - и Крис, и Джейн - готовы работать сутками, причем каждый раз удивляют меня своим творческим потенциалом. При этом - очень доброжелательны, никогда не обидят человека умышленно. Особенно Дин. Впрочем, это легко объяснить. Он - сирота и гораздо раньше, чем кто либо другой, понял цену человеческим отношениям. Довольно много лет Джейн была для него и мамкой, и нянькой, и сестрой, и товарищем, и единомышленником. И эти отношения сохранились и сейчас. Джейн, ее муж - Фил Кристиансен, Крис, Джилл и Бетти Калауэй, с которой англичане работают почти двадцать лет, - самая симпатичная команда, которую я когда-либо видела.

Впрочем, к такому выводу я пришла и сама, когда впервые увидела танцоров и их «группу поддержки» на чемпионате Европы в Копенгагене. Когда Торвилл, Дин и Калауэй работали на льду. Тренари и Кристиансен наблюдали за этим, сидя неизменно вместе.

- Крис, а что представляет собой ваша личная жизнь?

- О, иногда это загадка для меня самого. Последние три месяца мы с Джилл живем в Англии, в моем доме в Букингемшире, и постоянно обсуждаем, как бы сделать, чтобы она оттуда и не уезжала. Пока это не очень возможно, потому что иногда у Джилл возникают дела у нее дома. Но это, я думаю, решаемая проблема.

- Здесь, в Норвегии, Джилл, как я поняла, работает в качестве комментатора?

- Точнее сказать, у нее аккредитация комментатора. Раньше она часто выступала в этом качестве, но сейчас в связи с постоянными разъездами эта работа носит чаще случайный характер.

- А когда Джилл в Америке, кто ведет хозяйство?

- Я сам. И, должен сказать, в качестве домохозяйки я не подарок. Нет времени, да и не хочется тратить силы на домашнюю работу, когда никто не может это оценить.

- Отпуск вы проводите вдвоем - или вместе с Джейн и Филлом?

- У нас не было отпуска десять лет. И когда как-то мы с Джейн пришли к выводу, что отдохнем после этого сезона, то нас просто подняли на смех - столько раз мы собирались устроить себе каникулы, и в итоге все планы нарушались какой-нибудь новой работой.

- Неужели вы с Джейн никогда не устаете от того, что уже девятнадцать лет не видите ничего, кроме льда и друг друга?

- Это - наша жизнь. Какая есть. На мой взгляд - достаточно интересная.

- За последние десять лет у вас была хоть одна работа на льду, которую вы поставили бы не сами?

- У нас лично - нет. Был период, когда накануне Игр в Альбервилле, меня попросили помочь Изабель и Полю Дюшене, и я работал с ними вместе с Мартином Скотницки.

- По мнению многих, это был не самый удачный танец.

- В какой-то степени, это закономерно. И у меня, и у Скотницки были совершенно разные представления о том, каким он должен быть. Я не хотел обидеть его, он - меня, а в итоге ничего выдающегося не получилось. Именно тогда я пришел к выводу, что постановщик должен работать один, а уж когда работа готова, можно судить, насколько он силен.

- Зачем же вам, в таком случае, тренер?

- Свежий взгляд со стороны всегда помогает разобраться, что к чему, когда заходишь в тупик. Бетти Калауэй, которую мы попросили быть с нами весь этот сезон, нам очень помогла одним только своим присутствием. Хотя неизвестно, кому из нас это было нужно больше. Мы же оторвали от привычной жизни и ее - она отказалась от работы в своей школе, несмотря на то, что ее работа была и спокойнее, и денежнее.

- Зато теперь она вполне может вами гордиться.

- Это и было для нас всегда главным. И двадцать лет назад, и десять, и сейчас…