Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Традиционная встреча с журналистами у Ильи Захарова отменялась: на следующее утро после победы в прыжках с трамплина олимпийский чемпион должен был улететь домой. Но планы внезапно изменились: выяснилось, что перед отправлением в аэропорт у Захарова есть полчаса свободного времени.

- Илья, как вы провели ночь после победы?

- Сидел, думал, лежал, пытался заснуть. Не верилось. Снова пытался заснуть – ничего не получалось. Раз двадцать сходил в душ. Думал, что горячая вода поможет хоть как-то расслабиться и успокоиться. И ничего из этого не выходило. В итоге заснуть удалось только в семь утра. А в половине девятого меня уже разбудили.

- О чем думали, когда не спали?

- Даже не знаю, как это сформулировать. Олимпийское золото всегда было самой сокровенной моей мечтой, но при этом мне казалось, что до исполнения этой мечты еще очень далеко. И вдруг – раз... И золото уже на шее. Выяснилось, что я совершенно не готов это осознать. Как-то все очень быстро произошло. Ну и как после этого спать?

- Нет в глубине души разочарования: еще вчера у вас была заветная мечта. А сегодня ее уже нет...

- Такое тоже в голову приходит. Я еще подумал о том, после награждения, что это сейчас я – олимпийский чемпион. А пройдет еще четыре года, и все забудется. Даже расстроился слегка по этому поводу. Но быстро решил, что через четыре года надо просто еще раз выиграть.

- С родителями на протяжении Игр вы как-то контактировали? За исключением того, что видели их на трибуне?

- Встретились в городе один раз. Час посидели в кафе, поговорили, как на тюремном свидании. Время вышло – встал и поехал назад в олимпийскую деревню.

- Как вы отреагировали, увидев, что ваш основной китайский соперник и двукратный олимпийский чемпион Цинь Кай после соревнований плачет?

- Я не видел этого после соревнований. Увидел только в олимпийской деревне, когда просматривал по интернету повтор нашего финала. Что могу сказать... Жалко его мне не было. Китайцы столько лет забирают в прыжках в воду все, что можно. Одну медаль у них урвать – уже счастье. Так что пусть поплачут – ничего страшного в этом нет.

- Вы могли до приезда в Лондон вообще представить себе плачущего китайца?

- Никогда. Я ни разу не видел, чтобы спортсмены этой страны проявляли во время соревнований какие-либо серьезные эмоции. Поднялся на снаряд – прыгнул. Вынырнул – снова поднялся на снаряд. Мы все как-то уже привыкли к тому, что китайцы постоянно собраны и никогда не ошибаются. Поэтому и было дико видеть, как рыдает Цинь Кай. Хотя где-то я его понимаю.

- В каком смысле?

- Он ведь очень хорошо отпрыгал в финале. Показал почти рекордный для себя результат – 541,75. На три балла больше он набирал только в 2007-м на чемпионате мира в Мельбурне, когда стал первым на трамплине. Естественно, и в Лондоне он надеялся на то, что получит золото. А тут я со своими прыжками...

- Какие чувства вы испытываете, глядя на золотую и серебряную медали, которые лежат перед вами?

- Да это самое дорогое, что есть у меня в жизни!

- А следующая цель?

- Продолжать соревноваться, выступать в чемпионатах Европы, мира. Готовиться к следующей Олимпиаде. Я много раньше читал о том, что те, кто побеждает на Играх, нередко заканчивают свою карьеру сразу же. Думал о том, что, может быть, тоже уйду из спорта – после Лондона. Слишком тяжело дается вся эта подготовка. Пашешь, как проклятый, во всем себе отказываешь, чуть что не ладится, ночью невозможно уснуть. Казалось, что как только Игры будут позади, я немедленно поставлю точку. А сейчас думаю, что четыре года – это не так много. К тому же когда достигаешь какую-то запредельную цель, сразу хочется поставить перед собой новую. И снова к ней идти. Со мной во всяком случае сейчас происходит именно это.

- Ваша невеста не пыталась отговорить вас от продолжения карьеры? Не говорит, что устала ждать, устала провожать, устала постоянно быть одна?

- Она каждый день говорит мне об этом. Все это сложно, конечно. Не всегда получается объяснить какие-то вещи. С другой стороны, когда мы начали встречаться, я сразу Наде объяснил, во что она ввязывается. Что я порой не могу куда-то с ней пойти, не могу остаться дома, если нужно уехать – и так далее. Так что сказать, что моя жизнь стала для нее неожиданностью, я не могу.

- Когда Дмитрий Саутин выиграл золото в Атланте, его спросили, в чем он собирается искать новую мотивацию. Он начал перечислять: мол, никогда не выигрывал на трамплине, никогда не выигрывал одновременно на двух снарядах, никогда не выигрывал на двух играх подряд... А в чем собираетесь искать мотивацию вы?

- В том же самом. Для начала хотелось бы победить на трамплине еще раз. Это было бы для меня пределом мечтаний. Очень хочется выиграть олимпийское золото вместе с моим лучшим другом и напарником Евгением Кузнецовым – в синхронных прыжках.

- В момент вашей победы на Кузнецова было больно смотреть. Вы понимали на фоне собственной радости, что с ним происходит?

- Конечно. Это действительно очень тяжело пережить. Мы с детства шли с ним вместе. И рассчитывали, что на олимпийском пьедестале тоже будем стоять вдвоем, как стояли после того, как выиграли серебро в синхронных прыжках. И вдруг он не попадает в финал... У Женьки весь сезон были какие-то болячки, травмы. По большому счету он и тренировался-то не так много. Вот уверенности и не хватило.

- Вы живете в олимпийской деревне в одной комнате?

- Мы всю жизнь живем на соревнованиях в одной комнате.

- Он тоже не спал всю ночь?

- Он-то как раз спал. Храпел так, что я обзавидовался.

- Ваша произвольная программа на текущий момент самая сложная в мире. А еще больше ее усложнить возможно?

- Теоретически да. Можно попробовать заменить первый из моих винтовых прыжков. Сейчас у него коэффициент трудности 3,4, можно попробовать поднять его до 3,7. Или даже еще выше – сделать несуществующий пока прыжок три с половиной оборота вперед с винтом. Или сделать три с половиной оборота назад с разбега не в группировке, а согнувшись. Просто пока я не вижу смысла в усложнении. Во-первых, на освоение нового прыжка такого уровня сложности уходит много времени и еще больше – нервной энергии. Перед Играми, например, у меня довольно долго не получался сложнейший из моих прыжков с коэффициентом 3,9. Думал, что сойду с ума от переживаний. Были мысли вообще выкинуть этот прыжок из программы – заменить чем-то другим. Слишком велик был риск: если в винтовом прыжке случается ошибка, она всегда очень сильно наказывается. А что такое получить в олимпийском финале пять баллов за исполнение? Это – все, последнее место.

- А когда все встало на место?

- Только после того, как я удачно сделал этот прыжок в предварительных соревнованиях и получил за него 81 балл. Почему-то именно в этот момент появилась уверенность, что дальше будет только лучше.

- Так оно и получилось: в полуфинале ваша сумма баллов, полученная за этот прыжок, составила 87,75, в финале – 99,45. То есть ставка на высокий коэффициент полностью оправдала себя.

- Мы с моим тренером Татьяной Коробко именно на это и делали ставку.

- Вам хоть когда-нибудь бывает страшно прыгать?

- Конечно. Когда приходишь в бассейн после отпуска. Поднимаешься первый раз после перерыва на 10-метровую вышку и чувствуешь себя очень неуютно.

- А откуда пошла привычка закрывать во вращении глаза?

- Я не всегда их закрываю. При «задних» вращениях глаза всегда открыты. Мне так легче ориентироваться в воздухе. А вот вперед кручусь вслепую – только мысленно обороты считаю.

- Попробовать себя в клифф-дайвинге – прыжках со скал – не планируете?

- Адреналина мне хватает и в бассейне. В море я предпочитаю просто спокойно плавать.

- Елена Исинбаева как-то сказала, что прыжках с шестом уже в воздухе понимаешь, чем закончится прыжок. То есть ликовать или расстраиваться многие начинают, еще не приземлившись. А как обстоит дело в вашем виде спорта?

- У нас все жестче: терять концентрацию в воздухе нельзя ни на секунду. Мне тренер говорила с самого начала: расслабляться можно только тогда, когда вынырнул из воды и дотронулся до бортика. Она совершенно права: достаточно на мгновение потерять контроль над собственными действиями, и все – до свидания.

- Во время пресс-конференции вы сказали, что любите футбол, но российский футбол вам не нравится.

- И сейчас могу это повторить. Не нравится результат, не нравится отдача игроков на поле.

- А за кого вы болели во время Евро-2012?

- За Россию, естественно. До конца надеялся на чудо, как все.

- Сами в футбол играете?

- Очень люблю. Но дело в том, что все свои травмы – переломы, ушибы, вывихи – я получал, именно играя в футбол. Всегда что-то случалось, даже когда я думал о том, что играть нужно аккуратнее. Поэтому тренер мне это дело запретила в приказном порядке. Последние два года я к мячу не прикасался.

- Как, кстати, вы расцениваете периодически звучащую в прессе точку зрения, что спортсмены ничего никому не должны?

- Как это – не должны? Мы же за Россию выступаем. Раз тебе это доверили, ты должен отвечать за свои действия. Мне кажется именно так.

- Но ведь наверное не всегда приятно понимать, что ты себе не принадлежишь?

- Это наша работа. У каждого человека в жизни есть занятие, на которое он делает ставку. Поэтому нужно просто отдавать себе отчет в том, что в жизни главное, а что второстепенно.

- С вашей точки зрения имеет смысл идти в большой спорт ради денег?

- Нет. Когда идешь ради того, чтобы заработать, почти никогда не удается добиться высоких результатов. Для меня же результат первостепенен. Считаю, что ничего более важного в спорте нет.

- Тренером вы себя в дальнейшей жизни видите?

- Ни в коем случае. Мне кажется, что я сойду на этой работе с ума.

- О том, насколько шебутным ребенком вы были в детстве, ты уже наслышаны от вашего тренера. А почему, собственно, выбрали прыжки в воду, а не тот же футбол?

- Просто мама отвела меня в бассейн. Это порекомендовали врачи, обнаружив у меня плоскостопие. Плюс - знакомый моих родителей, который в этом бассейне работал, сказал им, что прыжки в воду – это единственный вариант усмирить мою неуемную энергию.

- То есть до этого ваша чрезмерная непоседливость была в семье большой проблемой?