Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

«Ребрышек хочу! Жареных на гриле, бараньих. А вообще – слона бы съел сейчас. Хочется какой-нибудь очень вкусной вредной пищи. Разок ведь можно теперь себе позволить?»

Серебряный призер Игр Евгений Коротышкин мечтательно закатил глаза и даже причмокнул от предскушения. В пресс-центр на интервью он, как и Анастасия Зуева, пришел не один, а со своим тренером, итальянцем Андреа Ди Нино. Интервью совсем уж было отменилось из-за задержки пловца и совсем позднего времени, как вдруг в комнату заглянул коллега: «Да вот он, Коротышкин – по коридорам ходит, вас ищет...»

- Женя, вы такой любитель вредной пищи?

- Так ведь из-за Олимпиады приходилось постоянно сдерживать себя, во всем себе отказывать.

- От чего было труднее всего отказываться?

- От своей привычной жизни в самом начале олимпийского сезона. Когда четыре года назад принял решение переехать в Италию, тренироваться в другой стране, сменить язык, пищу, оставить родных, друзей, это тоже было трудно. Я поехал в Италию просто попробовать – а вдруг пойдет? И вдруг пошло.

- После Игр в Пекине вы говорили, что через четыре года закончите плавать.

- Сначала я сказал, что все, больше в бассейн ни ногой. Но нашлось много людей, которые меня отговаривали. Они просто спросили меня: что нужно, чтобы я продолжал плавать так, чтобы завоевать олимпийскую медаль. Вот и огласил свои условия. И нашел взаимопоимание во всех вопросах.

Переезд ведь был не пустяковым делом. Когда человек куда-то едет, он должен быть уверен в том, что не будет брошен. Должен быть тренер, причем тренер топ-уровня, спортсмены, которые плавают рядом, должны быть определенного уровня. В идеале – финалистами чемпионатов мира и Олимпийских игр. Все это требует громадных усилий.

- Те российские пловцы, которые готовились в Америке, столкнулись перед Играми с непростой для себя ситуацией: их тренерам было контрактом запрещено продолжать работать с иностранцами. Ди Нино аккредитован на Игры как российский тренер. То, что он постянно был рядом, вам помогало?

- Это было очень важно. На последнем этапе подготовки имеет большое значение, чтобы была постоянная поддержка. Спортсмены ведь весьма уязвимы в этом отношении. Особенно – перед соревнованиями. Нужно, чтобы кто-то постоянно напоминал тебе, что ты улучшаешь результаты изо дня в день, следил, чтобы вокруг не было ничего негативного. Это очень похоже на то, как родители поощряют своего ребенка, когда тот делает что-то хорошее. Важно и то, чтобы ты сам понимал, что именно должен делать.

Американцы действительно имеют в контракте упомянутый вами пункт, но только при условии, если тренер, о котором речь, входит в состав национальной команды. Андреа вообще не работает с итальянцами, так что мне было намного проще.

- В микст-зоне вы сказали, что почти ничего не видели со своей крайней дорожки, когда плыли в финале. Может быть как раз это оказалось на руку?

- Восьмая дорожка для меня, получается, счастливая. Я никогда не чувствую давлеия, выступая на ней. Ты – последний. Тебе нечего терять. До финала мы, конечно, шутили на эту тему. Вспоминали, как я выиграл на восьмой дорожке чемпионат Европы-2008 в Эйндховене. Меня даже спросили, может ли нечто подобное повториться в Лондоне. И я сказал, что в олимпийском финале может вообще случиться что угодно.

- А о чем думали, когда отвечали на этот вопрос?

- Я действительно рассчитывал на медаль. Только на бронзовую. А получил серебро.

- Из дома вам уже позвонили?

- Прислали смс. Написали, что все видели, очень переживали и очень меня любят. Я ответил: «Люблю, целую, занят».

- Вы в баттерфляе – сильнейший российский пловец, то есть имеете гарантированное право на место в финале комбиированной эстафеты. Какие чувства испытали, узнав, что этого самого финала не будет?

- Огорчился, конечно, но точно так же понимал, что для финала нам нужно с утра стартовать основным составом. С другой стороны, отдых, который я получил, не стартуя в эстафете утром, помог мне вечером. Мне ведь уже 29 лет - не так быстро восстанавливаюсь, как 20-летние спортсмены. Хотя конечно же обидно. При этом я отдаю себе отчет в том, что в эстафете у нас было не так много шансов. Чтобы рассчитывать на успех в ней, нужно чтобы все четыре спортсмена как минимум плыли в финалах своих личных дистанций. У нас же туда отобрались только я и Никита Лобинцев.

- Уточните все-таки: это ваша последняя Олимпиада?

- Наверное мое выступление в Лондоне было бы красивой точкой для того, чтобы завершить карьеру. Но я пока продолжу плавать: всю жизнь этим занимался, мне нравится этот спорт. Возможно, не дотяну до следующих Игр, но мне нужно плавать. Как уже говорил, я сразу наберу вес, если перестану тренироваться - очень люблю вкусно кушать. Есть и вторая причина. На всех медицинских обследованиях я слышу от врачей, что моя кардиограмма в состоянии покоя показывает предынкфартное состояние. Под нагрузкой же все мгновенно нормализуется. Это означает, что резко прекращать тренировки мне вообще не рекомендуется – могут возникнуть серьезные проблемы с сердцем. Так что покой нам только снится.

- К чему вы так и не смогли привыкнуть за четыре года на Апеннинах?

- Итальянцы на самом деле очень похожи на нас. Единственное, что мне ужасно не нравится, что в Италии принято везде класть на полы плитку. Во-первых, по ней очень холодно ходить, а во-вторых, если падает телефон, он разбивается вдребезги. Парочку разбил именно таким образом.

- Сборная России сейчас будет искать нового главного тренера и мы всем российским пловцам задаем один и тот же вопрос: может ли им быть иностранец? Ваш собственный тренер, например?

- Андреа – очень хороший управленец, видит много моментов, которые работают не так хорошо, как нам хотелось бы. Думаю, что он справился бы.

- А можно его спросить, хочет ли этого он сам?

- Андреа, что вы думаете о том, чтобы возглавить российскую сборную?

Итальянец рассмеялся:

- Разве что в том случае, если тренером-ассистентом у меня будет Евгений.

- А если серьезно?

- Российская сборная, на мой взгляд, это сборная больших талантов. Так было всегда. Быть главным тренером и не жить в России невозможно: нужно ездить по клубам, видеть, что там происходит, постоянно находиться рядом со спортсменами. Почему я сказал про Евгения – потому что он не только талантлив, но и большой трудяга. И большой пловец, очень преданый своему делу. Это очень важно. Точно так же важно, что сейчас сразу несколько ваших пловцов тренируются за границей, имеют возможность воспринимать чужой опыт. Что касается меня, основная проблема сводится к незнанию русского языка. Если тренер не может в полной мере общаться со спортсменами, он не сможет работать. Я не знаю русского, и вплне возможно, что это – моя проблема, а не проблема пловцов.

- У Фабио Капелло, которому предстоит работать с российскими футболистами, на этот случай будет переводчик.

- Капелло, насколько мне известно, привез с собой из Италии четырех человек, а это – совершенно иная ситуация. Точно так же поступил Этторе Мессина – приехал в Россию со своим штабом.

- А Эцио Гамба работает с дзюдоистами в одиночку.

- Он говорит по-русски?

- Ну, не знаю. В принципе не вижу большой проблемы в приглашении иностранного тренера. Работает же с английской сборной австралиец? Не думаю, кстати, что в российском плавании нет своих хороших тренеров. Дело ведь не в персоне, которую нужно заменить. А в системе, которая оставляет желать лучшего. Ну, заменят у вас Андрея Воронцова, и что с того? Нужны новые идеи, свежий взгляд. Еще мне кажется, что нужно прислушаться к мнению таких людей, как Евгений. У них хватает и новых идей и нового опыта.

- Но вы могли бы изменить систему? Знаете, как это сделать?

- Для того, чтобы что-то менять, нужно прежде хорошо изучить ту, что уже существует. У меня не было такой воможности: все-таки я занимался несколько другой работой, лично тренируя спортсменов.

Должен сказать, кстати, что был далеко не так успешен, начиная работать тренером. Но у меня есть одно хорошее качество: я не боюсь признавать свои ошибки. В чем, допустим, была проблема, когда я начал работать с Коротышкиным? В том, что стал тренировать его точно так же, как тренировал Милорада Кавича. И это было в корне неверно. Потому что Коротышкин – не Кавич. Но это был ценный опыт.

Могу еще раз повторить: у вас огромное количество талантливейших пловцов. Для меня, как для тренера, это совершенно очевидно.

- Женя, какое место занял в финале Милорад Кавич?

- Ой, а я ведь этого даже не знаю...

- Но он не сказал: «На твоем месте должен был быть я?»

- Он уже был на этом месте – в Пекине. На самом деле Кавич подошел после заплыва и поздравил меня с медалью. Сказал, мол, ему приятно, что медаль досталась мне, а не какому-то другому человеку. Сам он просто был не очень хорошо готов и понимал это.

- Вы думали в Лондоне о том, что сразу несколько лидеров оказались не на пике привычной формы. Райан Лохте, Майкл Фелпс...

- Подобное, признаюсь, проскакивало. Я в своих мыслях успел побывать и восьмым, и пятым, и третьим, и вторым, и первым. Просто когда представляешь себя на олимпийском пьедестале, сразу приходит другая мысль: «Такого не может случиться». Я понял одно: для того, чтобы выиграть, нужно выходить на старт с мыслью, что ты сильнейший. А большинство пловцов думает на старте о том, как сильны соперники.

- Вы, как и Настя Зуева, работали в Лондоне с психологом. Помогло?

- Да. Могу сказать однозначно: в комане обязательно должен быть человек, способный донести до спортсмена мысль о том, что тот готов и уверен в себе.

- За месяц до Игр вы сказали, что покажете в Лондоне свой лучший результат. Откуда была такая уверенность?

- Она основывалась на том, что в тренировках я показывал очень хорошие результаты. Чувствовал, как растут мои функциональные возможности. Был уверен, что все делаю правильно.

- Когда Денис Панкратов выиграл первую из своих золотых олимпийских медалей в Атланте, он заявил, что в эмоциональном плане двадцати лет его жизни этот момент не стоил. А как считаете вы?

- В жизни не так много интересного, чтобы принижать значение золотой олимпийской медали. Я тоже говорил с Панкратовым на эту тему и считаю, что без своих олимпийских побед он не стал бы для начала тем состоявшимся и уверенным в себе человеком, которым является сейчас.

- Вы известный экстремал: как в этом плане отметите окончание Игр?

- Хотелось бы попробовать серфинг, кайт-серфинг – что-нибудь такое, что связано с ветром и морем. Погружение с аквалангом мне кажется скучным: там страшные рыбы, да и вообще некомфортно. Прыгать с парашютом мне тоже пока не хочется. Да и вообще я получил столько эмоций от олимпийского финала, что как-то не стремлюсь к еще большему выбросу адреналина.

Просто когда много тренируешься, иногда начинает казаться, что твоя жизнь скучна. Притупляются ощущения. И сразу хочется совершить что-то такое, чтобы – ух!

- И что приходилось совершать?

- В сентябре прыгнул в Греции с моста над коринтским проливом. С тарзанки. Взял с собой ассистента Ди Нино – нашего второго тренера Маттео. Высота моста была метров 80. Когда мы поднялись наверх, у меня затряслись руки, а Маттео вообще позеленел. Спрашивает меня: «Евгений, ты не мог бы сказать, зачем нам это нужно? Я вот тут подумал, пока смотрел вниз, что у меня неплохая жизнь, меня любят девчонки. Почему я должен всем этим рисковать?»

Я отвечаю: «Маттео, но ведь мы уже поднялись, назад пути нет». Он так оживился, когда это услышал: «Есть, - кричит. – Мы ведь еще не заплатили!»

В общем, решили бросить монетку и выпало прыгать. Не помню, чтобы когда-либо в жизни мне было так страшно...