Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Фраза «Зачем вам это нужно?» непроизвольно вырвалась у меня вместо приветствия, и Фетисов рассмеялся: «Я шел на встречу с вами и пытался предугадать: каким же будет первый вопрос? Не ошибся...»

Ошибиться, наверное, было сложно: я оказалась далеко не первой, для кого решение двукратного олимпийского чемпиона побороться за пост президента хоккейной федерации страны с обладателем трех золотых олимпийских наград Владиславом Третьяком стало несколько неожиданным. После того как в январе 2012-го Фетисов вышел из Совета директоров КХЛ и оборвал связи с ЦСКА, где был президентом, эти шаги были расценены многими как желание вообще отойти от большого хоккея.

- Спросить на самом деле я хотела о другом. Выставить свою кандидатуру на выборы - ваше личное желание или вас попросили об этом?

Фетисов снова рассмеялся.

- Знаете, как говорят: если не можешь изменить ситуацию, надо ее возглавить.

- Примерно так, если не ошибаюсь, вы рассуждали, решив в свое время возглавить хоккейный ЦСКА.

- В ситуации с ЦСКА я просто понял, что люди, которые пришли в клуб как хозяева, преследуют совершенно другие цели. И не стал цепляться за президентское кресло. Не посчитал нужным. Что касается федерации, сам я принял решение, что называется, в последний момент. Хотя разговоры об этом в нашем кругу велись начиная с Игр в Сочи.

- Уточните, пожалуйста, ваш круг – это в данном случае кто?

- Те, с кем я в свое время играл, кого тренировал. Адекватные, профессиональные люди, понимающие, что происходит в российском хоккее. Встречаемся мы достаточно часто: три раза в неделю играем в хоккей, в том числе - с политиками и бизнесменами, проводим выездные матчи, мастер-классы. Так что говорить, что я совсем уж отошел от хоккея, неправильно. Я постоянно слежу за тем, что происходит, мы много общаемся с президентом КХЛ Александром Медведевым. Да и сама Лига в свое время создавалась при моем активном участии – вы ж не станете это оспаривать?

- Ваш выход из Совета директоров КХЛ, тем не менее, был достаточно красноречив. Я правильно понимаю, что на каком-то этапе политика, которой придерживались руководители Лиги, стала сильно расходиться с тем, что считали правильным вы сами?

- В каком-то смысле да. Эти вопросы мы тоже часто обсуждали с Медведевым. При всех периодических разногласиях мы с ним всегда говорили на одном языке. Одна из позиций моей программы заключается как раз в том, что нам необходимо как можно быстрее консолидировать все силы, а не обвинять друг друга, как это все последние годы делала по отношению к КХЛ федерация хоккея. Обвинения ведь сыпятся постоянно: то кого-то не устраивает количество легионеров, то возникают претензии к возрастным категориям. Уже неоднократно говорил: право проведения соревнований в нашей стране по закону принадлежит ФХР. Если федерация приняла решение передать КХЛ право проведения национального чемпионата, то она должна была в тот самый момент указать все свои пожелания и условия абсолютно по всем пунктам.

Если никакие пожелания и условия при передаче не были обговорены, то объяснений может быть два: либо аппарат ФХР недостаточно профессионален, чтобы все предусмотреть, либо люди сознательно оставляют «зацепки» для потенциального конфликта – что еще хуже. Но списывать поражение на Олимпийских играх на количество легионеров в КХЛ как минимум некорректно.

- Почему, на ваш взгляд, мы проиграли эту Олимпиаду?

- Мы проиграли две, если говорить о том периоде, что во главе ФХР стоит Владислав Третьяк. После провала в Ванкувере, если помните, большинство руководителей федераций было смещено со своих постов решением сверху. В хоккее все осталось без изменений. Было решено, что сокрушительное поражение российской сборной на Играх - случайность.

- А оно было случайностью?

- Нет. Мы не могли выиграть в 2010-м. Реально могли сделать это только в Турине. Больше нигде.

- Если вы сами признаете, что шансов на победу у нас не было ни в Ванкувере, ни в Сочи, то какие претензии к Третьяку?

- Я не предъявляю никаких претензий.

- Да, но если вы выставляете свою кандидатуру альтернативой действующему президенту ФХР и говорите о единомышленниках, которые вас поддерживают, это означает, что нынешняя политика ФХР вас не устраивает, так?

- Мы ведь смотрели Олимпиаду не как болельщики. А прежде всего как люди, которые понимают, что происходит в мировом хоккее. Дело ведь не в том, что Фетисову не нравится Третьяк. Владик всегда был моим товарищем, я его сам приглашал в сборную в 2002-м, когда он не был ничем занят. И именно за ту Олимпиаду он получил звание заслуженного тренера. Мы всей командой поддержали Третьяка и когда он избирался в депутаты Госдумы в 2004-м. Да и на пост президента федерации он попал не сам по себе. Но сейчас я чувствую определенную ответственность не только за то, что происходит в хоккее, но и за бездействие ФХР в том числе.

Если бы отчетно-выборная конференция проходила не сейчас, а до чемпионата мира, думаю, мы сейчас вообще не обсуждали бы, хорошо работает федерация или плохо. Просто потом мы выиграли чемпионат мира, и у определенной категории людей сразу появился соблазн считать, что в нашем хоккее не все так критично. Но вы сами – спортсменка. Скажите мне, чемпионат мира реально определяет в хоккее силу страны?

- Ответ здесь достаточно очевиден.

- Во времена моих выступлений чемпионаты мира в олимпийских сезонах вообще не проводились: все понимали, что это – бессмысленно, потому как никто из тех, кто выложился на Олимпиадах, туда просто не поедет. Если начать анализировать, мы придем к тому, что все победные для нас чемпионаты мира случались большей частью потому, что нам повезло: ключевые игроки по воле обстоятельств вылетали вместе со своими клубами из розыгрыша Кубка Стэнли и, соответственно, освобождались для национальной сборной. Я рад, конечно, что победа в Минске хоть как-то подсластила игрокам и болельщикам итог олимпийского года, но все мы должны понимать: играли мы там не против тех соперников, на которых нужно ориентироваться через два года на Кубке мира и через четыре – в Пьончанге.

Но речь даже не об этом. А о том, что спортивный уровень страны определяют только те соревнования, где собраны все сильнейшие. В хоккее это - Олимпийские игры. Мы же на двух последних не сумели попасть даже в полуфинал. И что нас ждет впереди?

- Вы опередили меня с этим вопросом.

- Резерв – это та самая проблема, которую у нас не любят обсуждать, скажем так. За восемь последних лет мы выиграли лишь один молодежный чемпионат мира, хотя когда-то выигрывали каждый второй. В категории до 18 лет не выиграли ни одного. Я много разговаривал с людьми, работающими на юношеском и молодежном уровне, и могу утверждать, что никакого «института сборных команд», то есть той вертикали, на которой должен держаться хоккей, у нас в стране нет. Никто никогда этим не озадачивался. Раз в год тренеров вызывают с отчетами, они докладывают, сколько технико-тактических упражнений выполнено за отчетный период, какие места заняты, на этом все заканчивается. А ведь за последние восемь лет в конкурирующих с нами хоккейных странах создано очень многое. Включая комплексные центры подготовки, где готовятся не только спортсмены, но и будущие тренеры. Это ведь тоже проблема: высококлассных хоккейных тренеров у нас в стране практически нет.

- Вы отдаете себе отчет в том, что этим заявлением можете настроить против себя всю хоккейную общественность, как это произошло в биатлоне, когда возглавить главную команду страны было предложено немцу?

- Я не заявляю, а всего лишь констатирую. Вячеслав Быков и Игорь Захаркин – это специалисты, которые сложились как тренеры, работая в других странах, да и Билялетдинов получал тренерское образование в Канаде. В России же тренеров высокого уровня просто не осталось. Формально каждый год из вузов страны выпускается порядка семисот специалистов, но все они уходят куда угодно, но не в российский хоккей.

Есть ведь еще другие цифры: у нас в стране построено 360 катков. Это больше, чем в любой другой европейской стране. За последние 10 лет наша страна вложила в хоккей огромные деньги. Но под все эти вложения мы не создали ни систему методик, ни систему соревнований, ни систему подготовки тренеров, ни систему селекции. У нас по-прежнему совершенно безнаказанно уезжают за океан пацаны.

Вот всего лишь несколько интересных цифр, которые я сам услышал на хоккейном саммите пару лет назад. За восемь лет из России в Америку в разные лиги уехали 250 17-летних ребят. Заиграли всего 25. Десять процентов. А ведь это тот самый потенциал, который мог дать нам шанс выиграть Олимпиаду в Сочи.

Два года назад мы с Алексеем Касатоновым проводили для 14-15-летних игроков московских хоккейных школ благотворительные недельные сборы. И столкнулись с тем, что эти ребята не умеют вообще ничего. Ни принять шайбу, ни отдать, ни бросить, ни подкатиться... Для меня это был шок. Вот мы повсеместно и имеем ситуацию, когда хоккеист приходит в команду мастеров, и его приходится учить элементарным навыкам. Получается, методика подготовки игроков на этом уровне отсутствует у нас в стране в принципе.

По сравнению с годами, когда играл я сам, хоккей ушел слишком далеко вперед. Стал более динамичным, более прагматичным, и не следовать этому уже нельзя. Либо нужно создавать свою собственную систему, как когда-то ее создавал Анатолий Тарасов, который предугадывал на годы вперед, за счет чего мы можем выигрывать. Вот мы и выигрывали – за счет более высокой физической подготовки и коллективных действий.

Сегодня у российского хоккея своего лица нет вообще.

- Что же вы в связи с этим предлагаете?

- Нужно собрать всех, кто работает в сфере хоккея, провести переаттестацию и начинать учить людей. Помогать им в этом. Привлекать иностранных специалистов, как это сейчас принято в мировой практике. Я знаю, например, что в области детского и юношеского хоккея американские специалисты очень тесно взаимодействуют с европейцами, в частности – со шведами. Проводят совместные семинары, обмениваются опытом. Я сам видел методические пособия, разработанные для тренеров Америки и Канады. Там более 70 страниц упражнений только для начинающих игроков. Бери и работай.

- Все, о чем вы сейчас говорите, – это проблемы, решение которых требует времени.

- Поэтому, собственно, мне и обидно понимать, что за прошедшие восемь лет в этом отношении у нас в стране не было сделано ничего. Более того, с опытом и имиджем Третьяка он должен был стать для всех центром притяжения. А мы взамен имеем федерацию, закрытую со всех сторон даже для своих. По большому счету хоккеем у нас в стране сейчас управляют совершенно нехоккейные люди. И это – тоже одна из проблем.

- За время работы в КХЛ и ЦСКА у вас не сложилось впечатления, что, когда бизнес приходит в спорт, то последний начинает жить не только по законам бизнеса, но и в соответствии с интересами этого бизнеса?

- Люди, которые считают это нормальным, не понимают одной простой вещи: бизнес и спорт могут успешно существовать вместе только тогда, когда во главе стоит спортивный принцип. Это вообще самое главное в спорте. Мы, например, много говорим о селекции, но при этом ни у кого нет даже приблизительного понимания: по какому принципу отбираются юношеская и молодежная сборные? По какому принципу отбираются тренеры? А ведь это – проблема колоссальной важности. Из-за которой каждый год из нашей страны уезжают сотни игроков, но о которой никто не хочет говорить.

Ко мне постоянно обращаются родители. Кроме отчаяния и безнадеги в этих обращениях ничего нет. Однажды позвонила женщина – ей посоветовал это наш общий хороший знакомый. Сказала, что в одном из московских клубов у нее играет сын, которого она воспитывает без мужа. На следующий год он по возрасту проходит в молодежную команду, но за это у нее попросили денег. И она не знает, что делать. Спрашиваю: он, наверное, недостаточно рослый у вас или слабенький? Нет, говорит. По всем тестам один из лучших в команде, рост 190, вес – 90. Играет в третьем звене, потому что за первые два тоже надо платить. Я обалдел, честно говоря. Парень с такими данными стоит как минимум того, чтобы на него посмотреть. Попросил об этом своих друзей из другого клуба. Те остались в полном восторге. Сейчас парень у них и играет.

А если бы у этой женщины не было возможности мне позвонить?

Дело ведь не в конкретном примере. А в том, что возраст 16 - 19 лет в хоккее очень важен. Если мальчишка на своей шкуре чувствует, что его карьера зависит лишь от того, смогут родители заплатить или нет, это может сломать его на всю оставшуюся жизнь. И он уже никогда не вернется в спорт.

- Запуская КХЛ, вы, помнится, говорили, что при правильной работе мы уже через пять лет получим серьезную конкуренцию на уровне национальной команды.

- То же самое я говорил при запуске Молодежной лиги. Но все время что-то не срабатывает, слишком много переплетается разных интересов, в том числе таких, где хоккею изначально отводится второстепенное значение.

В свое время, когда мы разрабатывали регламент Евроазиатской хоккейной лиги, в нем было предусмотрено все. Сейчас мы отстали от задуманного на добрый десяток лет. Не представляете, какая война по поводу открытия Лиги была у нас с федерацией. При этом мы были обязаны идти на компромисс. А постоянно делая какие-то уступки сами себе, мы просто все дальше уходим от намеченной цели. Когда ты видишь все это, конечно, становится обидно.

Меня сейчас часто упрекают в том, что я поддержал инициативу запретить госмонополиям финансирование профессиональных команд. Мои коллеги в Совете Федерации, которые работают в комитетах по бюджету и экономики, посчитали, что это вредит тому бизнесу, который тратит деньги на то, чтобы, допустим, покупать слишком дорогих игроков, а это, в свою очередь, негативно отражается на тарифах, которые должны платить в повседневной жизни обычные люди. Так как я отвечаю в Совете Федерации за спорт, мне было предложено подключиться к обсуждению. Мы провели круглый стол, куда пригласили представителей как спорта, так и бизнеса, и я, отозвав свою подпись от предыдущего законопроекта, инициировал другой. Который заключается не в том, чтобы запрещать, а в том, чтобы контролировать. И финансировать не клубы, а лигу.

Если каждый из российских клубов КХЛ будет получать 25 миллионов долларов в год, это достаточно, чтобы выстраивать перспективу и не думать о том, что могут возникнуть какие-то нерешаемые проблемы.

Что мы в этом случае получаем? Прежде всего стабильность и перспективу. И тогда ситуация, в которой оказался «Спартак», вынужденный прекратить свое существование, становится невозможной в принципе.

- Давно хочу спросить: то, что у вас так и не сложилось на посту президента родного армейского клуба, – это конфликт спорта и бизнеса, Фетисова и Сечина или вы просто сделали ставку не на тех людей?

- С ЦСКА, кстати, была точно такая же ситуация, как со «Спартаком». На тот момент, когда мы пришли за помощью к Путину, игроки уже три месяца не получали зарплату – у клуба не было денег. Я тогда использовал единственный аргумент. Который заключался в том, что готовиться к проведению Игр в Сочи, позиционировать себя великой хоккейной державой и при этом допустить исчезновение величайшего хоккейного брэнда – неправильно, с какой стороны на ситуацию ни посмотри. Вот так возникла договоренность с «Транснефтью», а потом и с «Роснефтью». Так что по большому счету я как президент свою основную задачу выполнил. Даже две: «Красная Армия» стала победителем Кубка Харламова, и мы очень рассчитывали, что, сохранив этих ребят, через три-четыре года сумеем конкурировать даже с теми клубами, бюджет которых во много раз превосходит наш.

С Сечиным (главой «Роснефти» - Прим. «СЭ») у меня никогда не было проблем в отношениях. Как и в том, чтобы найти с ним общий язык. Мне кажется, что в какой-то момент со стороны людей, которые считали ЦСКА своим собственным бизнесом, просто включились некие подводные течения.

- Почему при этом вы так долго держались за Сергея Немчинова?

- Когда я шел в клуб (хотя шел я туда неофициально, и должность президента даже не значилась в штатном расписании), мне прежде всего был нужен рядом надежный человек, которому я бы мог полностью доверять. С Сергеем мы всегда были близкими друзьями, я – крестный его младшей дочери, жена Сергея – крестная моей Насти. Возможно, я просто сделал ошибку. Долго ломал тогда голову в поисках выхода. У кого только не спрашивал тогда совета: у Скотти Боумэна, у Лу Ламорелло, у Владимира Юрзинова. Все они советовали подождать, набраться терпения. Иногда ведь действительно тренер через поражения растет. Но с Немчиновым этого не произошло. Он просто в какой-то момент стал играть не на моей стороне. Когда начал это понимать, предложил Сергею уйти. Он отказался. И что, надо было с ним драться? Хотя предательства с его стороны я, честно говоря, не ожидал.

- Уходя из Совета директоров КХЛ и из ЦСКА, вы сказали в одном из своих интервью: «В нашем обществе серьезные проблемы с моралью. Люди с легкостью продают и предают друг друга. Я к такому не привык и никогда не смогу с этим смириться». Но ведь люди с тех пор не изменились. И вы наверняка, вернувшись в большой хоккей, столкнетесь с тем же самым, от чего пытались уйти в 2012-м. Что дает вам основания полагать, что проект под названием ФХР окажется успешным?

- Во-первых, я знаю ту тему, о которой говорю. Во-вторых, у меня большой хоккейный опыт – как игрока, так и тренера. Я успел полюбить эту профессию, и у меня кое-что в ней получалось.

- От этой профессии вы сами и отказались.

- Да, и не раз говорил, почему. Ради того, чтобы начать создавать в нашем спорте систему, которая в итоге сейчас прекрасно работает. Ведь до сих пор работает именно та программа, рассчитанная до 2015 года, которую мы успели написать, согласовать на всех уровнях, подвести под нее деньги и так далее. Создавать систему по-накатанному, уже имея за спиной такой опыт, гораздо проще.

- ФХР – это не только Третьяк, но и достаточно большое количество людей, которые, подозреваю, могут не захотеть что-либо менять.

- Для начала сам факт моего выдвижения заставил этих людей шевелиться. Я вполне допускаю, кстати, что могу не выиграть выборы. Но уже то, что я решил на них идти, привлекло повышенное внимание к тому, что происходит в российском хоккее. В конце концов благодаря этому я сам получил возможность высказаться. Да, в этом, безусловно, есть некий вызов. Мы сами – с командой ветеранов – попросили о встрече министра спорта Виталия Мутко. И имели с ним двухчасовой разговор.

- В ходе которого Мутко сказал, что не видит смысла что-то менять?

- Нам он этого не говорил. Напротив, признал, что в федерации существуют проблемы, что она одна из немногих, кто провалил подготовку к Олимпийским играм в Сочи, и что это особенно очевидно на фоне успешного выступления российской сборной на Играх в целом. Тогда Саша Якушев и назвал мое имя – как кандидата в президенты ФХР.

- Для Мутко это стало неожиданным?

- Он отреагировал интересно. Сказал: «Ты же защитник. А значит – разрушитель». На что ребята ему ответили: «Он всегда был нашим капитаном. И нашим лидером».

- Было обидно слышать слова министра в свой адрес?

- Вообще-то я всегда был одним из самых созидательных защитников в мире. И если уж рассуждать такими категориями, вратари вообще не должны ничем руководить, поскольку их амплуа еще более разрушительное по сути.

Возвращаясь к разговору с министром, мы вспомнили историю, когда после Олимпиады к Мутко пришли Андрей Сафронов и Олег Знарок и попросили доверить им сборную. Им же доверили? Хотя мне до сих пор не очень понятно, почему крайним после Игр оказался Зинэтула Билялетдинов.

- Потому что он – главный тренер. Или вы не считаете, что человек, стоящий во главе команды, должен нести ответственность за результат?

- Безусловно, должен. Но я ведь помню и то, как его всем миром чуть ли не на коленях уговаривали взять сборную. Тот же Третьяк – его близкий друг, кстати. Билялетдинов на тот момент вообще не хотел никуда уезжать из Татарстана. Он ведь прекрасно понимал, куда ввязывается. Тем не менее всем нашим хоккейным миром мы его уговорили. И вдруг он оказался вообще никому не нужен. Хотя от него, если называть вещи своими именами, зависело на Играх не так много.

- Потому что у других тренеров, с кем приходилось играть, был достаточно большой выбор. У Билялетдинова этого выбора не было вообще. Ему оставалось молиться в каждом матче, чтобы никто из игроков не получил травму. Потому что менять было не на кого.

А разговор с Мутко завершился тем, что мы сказали, что готовы – своей командой – взять на себя ответственность за результат. Изменить ту самую систему, которая, по словам министра, не оправдала себя. Мы готовы говорить об этом на всех уровнях.

- На уровне первого лица государства вы тоже обсуждали этот вопрос?

- Сколько времени может потребоваться на то, чтобы предлагаемая вами система начала работать?

- Думаю, года три.

- А чтобы ставить перед сборной задачу выиграть Олимпийские игры?

- Такую задачу нужно ставить уже к следующим Играм. Задача вообще всегда должна быть максимальной.

- Выиграть, на ваш взгляд, будет реально?

- Сложно, если в Пьонгчанг приедут профессионалы. Если же этого не произойдет, а разговоры на эту тему в НХЛ уже идут полным ходом, то шанс будет. Для американцев и канадцев, насколько понимаю, Игры в Корее не представляют большого интереса. Прежде всего с экономической точки зрения. Но держать ситуацию в «подвешенном» состоянии руководство НХЛ будет, разумеется, до последнего.

- Если вы проиграете выборы, будете делать повторные попытки?