Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Пять лет назад, в апреле 2002 года Вячеслав Фетисов был назначен на должность руководителя главного спортивного ведомства страны. На Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити он возглавлял сборную России по хоккею. Неудивительно, что разговор с руководителем Росспорта начался именно с хоккейной темы. Темы сборной.

- Как вы относитесь к решению Вячеслава Быкова о дисциплинарном отчислении из команды Александра Семина?

- Полностью поддерживаю. Считаю, что это правильный посыл для всех. Сборная России – не шарашкина контора. Это команда, которая имеет колоссальные традиции, в которой играли величайшие хоккеисты, команда, на которую сегодня возлагают большие надежды. Я посмотрел бы, что было с игроком, если бы он на один день опоздал в лагерь «Вашингтон Кэпиталз».

- А что бы с ним было?

- Дисциплинарные санкции в каждом клубе НХЛ свои. Но есть такая вещь, как репутация. И она стоит дорого. Везде. Особенно – на Западе. И мне очень нравится, что сейчас все, кто едет в сборную, отдают себе отчет в том, что там есть порядок и дисциплина. То, что не многие любят, между прочим. Когда в команде начинается беспорядок, это первый сигнал, что можно делать что угодно. Игроки должны четко понимать, для чего приехали, какую роль будут играть, что от них в этой команде требуется. А требуется одно: отдавать все, что ты можешь, за команду, у членов которой на груди написано «Россия».

Это не пустые слова. Это то, что наиболее высоко когда-то ценилось у нас и сейчас особо ценится на Западе. Патриотизм. Честь флага, которую мы за последние годы в значительной степени разменяли. Я не с луны это взял. Сам варился в этой каше 13 лет и знаю, что говорю. И никто меня не переубедит в обратном. Определяющим в команде является то, что написано у тебя на груди, и как ты к этому относишься. Либо ты selfish (эгоист – прим. Е.В.), либо понимаешь, что достичь успеха в одиночку сейчас невозможно. Все наши поражения как раз с этим и связаны.

Это, кстати, подтвердилось на Играх в Турине. По таланту и эмоциям мы можем обыграть кого угодно, но, если нет системы и понимания, чего люди хотят, попав в сборную, то на следующем шаге все валится. Именно поэтому мне очень нравится то направление, которое взял Быков. Прежде всего в команде должна быть дисциплина. Невзирая на лица. И все игроки должны понимать: от того, насколько успешно они играют в сборной своей собственной страны, их репутация в мире будет только расти.

Сейчас в прессе модно обсуждать действия Быкова с позиции правильно - неправильно, а мне кажется, что на данном этапе это вообще не должно подвергаться никакому сомнению. Мы доверили сборную людям, которые пользуются огромным уважением, прекрасно понимают, как строить команду, как добиваться с ней успеха и какая на них лежит ответственность. Я знаю и Быкова и Немчинова не первый год, прожил бок о бок с ними целую жизнь и отдаю себе отчет в том, до какой степени они оба переживают за результат.

- У вас нет ощущения, которое не покидает сейчас многих болельщиков, что Быков не собирался приглашать в сборную Илью Ковальчука, но изменил свое мнение в силу каких-то внешних причин. Например, давления сверху?

- Мне бы очень не хотелось, чтобы вокруг команды сейчас возникали какие-то интриги. Быков – достаточно ответственный человек и давить на него бесполезно. Это было очевидно даже по ситуации с Алексеем Ковалевым. То, что сейчас Быков делает, и называется комплектованием состава. Все прекрасно понимают, что таких парней, как Илья, способных забивать по 40 голов в сезон, в мире раз-два и обчелся. Но даже такому игроку нужно определить четкое место в команде, прежде чем его туда приглашать. Это – самое главное и самое тяжелое.

- А вы поддерживаете решение главного тренера в отношении Ковалева?

- Принято решение и не мне его обсуждать. По-человечески понятно желание Алексея сыграть на чемпионате мира, тем более, когда за плечами такая карьера, но, думаю, он и сам отдает себе отчет в том, что построение команды – это процесс, который каждому видится по своему. И обижаться, что точки зрения не совпадают, тут не приходится.

- Когда вы сами были главным тренером сборной, хотя бы раз сталкивались с попытками влиять на ваши решения «сверху»?

- А кто бы мог на меня повлиять? Другое дело, что я был заложником ситуации. 10 игроков к моменту моего назначения уже были выбраны, именно они определили костяк, так что мне оставалось добавить к ним остальных, чтобы появилась, собственно, команда. Именно это стало для меня тогда наиболее сложным. Сейчас ситуация совершенно другая, поэтому сравнивать неправомерно.

Мысль о том, что на главного тренера можно давить, ущербна сама по себе. Он отвечает за результат. И должен отвечать за результат. В том хоккее, в котором вырос я сам, всегда было именно так. Можно вспомнить и другие примеры – когда на тренера давили и он поддавался этому давлению. Ни к чему хорошему это никогда не приводило.

- За прошедшие пять лет вы когда-нибудь жалели, что оставили тренерскую работу?

- Жалею. И боюсь, что возврата для меня уже нет. Видимо, у меня был определенный тренерский потенциал, который накапливался годами. Я успел вжиться в эту профессию, мне она очень нравилась. Работа тренера требует гораздо большей самоотдачи, чем работа игрока. По времени, по эмоциям, по нервам – по всему. Но ощущение победы совершенно иное. Я два года подряд побеждал с «Детройтом» в кубке Стэнли, как игрок, через год выиграл его с «Нью-Джерси» как тренер, и получил гораздо больше удовлетворения, удовольствия, драйва. При этом было совершенно не важно, что я – не главный тренер. У нас с Ларри Робинсоном были очень близкие взгляды на то, какой именно хотим видеть свою команду, и мы оба получали от этого понимания огромное удовольствие. Вместе строили стратегию, разрабатывали схемы игры, на ходу их видоизменяли. У нас имелось много заготовок, которые так и не сумели разгадать соперники. При том, что у «Дьяволов» была репутация консерваторов, мы забивали больше всех, красиво играли в большинстве. Не так давно я был в Нью-Джерси проездом, пошел на игру, потом спустился в раздевалку… Не хотел уходить оттуда. Да и сейчас, когда в Новогорск к российской сборной приезжал… О чем-то мы со Славой Быковым поговорили, потом – с Серегой Немчиновым. И все эти схемы – атаки, игры в большинстве - начали рисоваться сами собой.

- Так, может…

- Все! Закончили эту тему.

- Как руководитель Росспорта, вы можете каким-то образом вмешиваться в то, что происходит в спортивных федерациях? Например, в скандал, разгоревшийся в биатлоне между президентом СБР Александром Тихоновым и коллективом сборной команды?

- Нет. Хотя мне вообще непонятно, как может сложиться ситуация, где великий спортсмен – с одной стороны, великие спортсмены – с другой, и они не понимают друг друга. О чем мы тогда вообще говорим? Я могу только повторить: надо понять две простые вещи. Первая заключается в том, что спортивный принцип всегда и везде должен быть определяющим. Тогда не будет никаких спекуляций вокруг вопроса, кого везти на Олимпийские игры третьим или шестым. Есть результаты, есть рейтинг, есть критерии - и все, баста!

Второе заключается в том, что главные действующие лица в нашем деле – это спортсмен и тренер. Все остальное – обслуга. Кем бы ты сам при этом ни был. Двукратным, десятикратным… Я понял это, когда стал тренером. Безусловно, можно использовать какой-то собственный опыт, стараться его донести до тех, с кем работаешь. Но ставить в упрек, мол, я был великим, а ты – нет – это последнее дело. Если уж встал во главе, должен понимать: успех меряется не количеством твоих собственных медалей, а результатом спортсменов и тренеров. И умением создать для них именно ту атмосферу, в которой они этого успеха добивались бы. Сама оценка работы в спорте проста: есть результат – значит, ты хороший спортсмен, хороший тренер, врач или руководитель. Нет результата – иди, займись чем-то другим.

С другой стороны, мы постоянно говорим, что и спортсмены, и государственный орган, и сами федерации должны понимать меру ответственности. Ее просто нужно разграничить. Возьмем нашумевшую историю с Евгением Малкиным. Нас упрекают: мол, нет Закона о спорте, нет понятия «профессиональный хоккеист» и отсюда - все проблемы. Но такого понятия нет ни в одной стране. Если бы в российском хоккее существовал действующий профсоюз, - дело другое. Ты не можешь играть в Лиге, если не являешься членом профсоюза. И не можешь быть хозяином клуба, если не соблюдаешь общепринятые правила. Что мешает сегодня создать этот профсоюз, нормальную систему взаимоотношений? Схема-то проста: должен быть типовой контракт – документ, согласно которому одни имеют право получать деньги, а другие – их платить. Цифры в этом контракте могут быть какими угодно, но ответственность сторон прописана одинаково. Этот документ должен быть обязательно подтвержден добровольным соглашением между профсоюзом игроков и хозяевами клубов. Уверяю вас, никакой «Питтсбург Пингвинз» никогда в жизни не посягнет на игрока, у которого есть контракт, подкрепленный добровольным соглашением.

А что происходило с Малкиным? Он подписал контракт с «Металлургом», если помните, в три часа ночи. И это однозначно свидетельствовало о том, что на него давили. Потому что ни один нормальный человек в три часа ночи подписывать контракт не станет. Это принимает во внимание любой суд. А президент «Магнитки» поехал судиться, не понимая, что у него изначально нет ни единого шанса выиграть дело.

- В 2003-м вы вошли в состав Совета учредителей Всемирного антидопингового агентства (WADA), два года назад заняли пост председателя Комитета спортсменов. От кого изначально исходила эта инициатива?

- Я попал туда в какой-то степени случайно. Пять лет назад поехал на совещание министров спорта Европы, которое проводилось в Польше. Это была моя первая зарубежная командировка в ранге руководителя Госкомспорта. На тот момент у нас в международном отделе работало, что называется, полтора человека, разруха кругом, непонятно, за что хвататься. Мне, как водится, написали какой-то текст для выступления... В первый день я больше осматривался. Многие делегаты, кто приехал в Польшу из хоккейных стран и СНГ, подходили, поздравляли с назначением. На следующий день началось непосредственно совещание. Все по порядку выступали, я тоже что-то сказал – то, что в бумажке написали. Но для себя сделал заметку, что представителей восточного блока нет ни в одной рабочей группе.

Заседание вел ирландец - солидный такой дядька. Я поднял свою табличку с надписью «Россия», взял слово и сказал: «Извините, что второй раз слово беру, но хотел бы с опозданием представиться». И начал перечислять все свои звания. А потом добавил: «Я представляю здесь не только Россию, но и огромную спортивную семью с колоссальными традициями и опытом. У нас в стране 600 олимпийских чемпионов и мне кажется, что в этом глубокоуважаемом обществе – все это по-английски говорю - произносить такие слова как «национальное неуважение» и «дискриминация» не совсем правильно. Поэтому просто хочу спросить: Почему ни Россия, ни восточная Европа не представлена ни в одной рабочей группе? Есть ведь еще Украина, Белоруссия, Армения, Болгария – страны с колоссальными победными традициями, которые, получается, не имеют ни единого шанса влиять на ситуацию в спортивном мире. Я считаю, что это не совсем правильно. Большого опыта руководящей работы у меня нет, но попрошу вас все сказанное зафиксировать в протоколе».

Не знаю, откуда у меня в голове все это взялось. Протокол какой-то… Но, смотрю, ирландец недоволен. Следом украинец взял слово: мол, поддерживает. Белорусы руки тянуть начали, армяне. Чувствую, это их задело. Многие поднялись.

В общем, закончилась сессия, все пошли кофе пить, а я думаю: дай-ка зайду в комнату президиума. Не знал ведь еще, куда можно, куда нельзя. А там готовые протоколы уже из принтера выскакивают – теплые еще. Смотрю, нет нашего предложения. Я опять спрашиваю: в чем дело? Вроде, предложение поддержано несколькими странами… Ирландец аж пятнами пошел. Стал объяснять, что секретарша виновата: не расслышала. И что обязательно этот пункт будет внесен. Тогда я взял стул, сел на него и сказал: «Пока не исправите протокол, я никуда отсюда не уйду».

Когда заседание продолжилось, я снова поднял табличку. Председатель с раздражением спрашивает: «Что еще, Россия?» Я говорю: «Предлагаю этот вопрос не откладывать в долгий ящик, а провести осенью в Москве внеочередное совещание Совета». Он от моей наглости обалдел. Но предложение было принято к рассмотрению.

Когда я вернулся в Москву, первым делом пошел к Валентине Матвиенко (она тогда курировала спорт) и честно признался: такая вот ситуация, нужно срочно в нее влезать. Понимаю, что денег на это в бюджете не заложено. Но я же не знал, что их заранее закладывать надо. Она засмеялась: «Решим как-нибудь. Пиши письмо».

В общем, нашли деньги, пригласили всех в Москву, в том числе главу WADA Дика Паунда. Я сам его по Москве водил, мы много о хоккее разговаривали. А на следующий день после открытия конференции Паунд вдруг сказал, что поддерживает предложение России дополнительно выделить место в совете учредителей WADA для представителя восточной Европы. И предложил мою кандидатуру со словами: мол, Фетисов своим опытом прекрасно дополнит наш коллектив. Альтернативно свою кандидатуру выдвинул поляк, но в итоге я с тройным преимуществом голосов у него выиграл.

- За последний год случилось несколько крупных скандалов, связанных с употреблением запрещенных препаратов российскими спортсменами. Причем все эти нарушения выявлены именно специалистами WADA. Согласитесь, это не может не наводить на мысль, что в российской антидопинговой службе, которая относится к вашему ведомству, что-то не в порядке.

- Наша лаборатория считается одной из лучших. Это, в частности, признал руководитель португальской антидопинговой лаборатории, с которым мы не так давно встречались в Лиссабоне. Этот же специалист по совместительству возглавляет международную ассоциацию всех лабораторий мира. WADA регулярно рассылает для проверки анонимные пробы. Если лаборатория не обнаруживает того, что в этих пробах содержится, она теряет аккредитацию. Но если уж мы говорим о борьбе с допингом, надо рассматривать всю цепочку: от забора пробы до ее доставки. И понимать, что на этом пути может произойти что угодно.

На последней конференции WADA демонстрировались разные изобретения, к которым в разные годы прибегали спортсмены, чтобы обмануть проверяющих. Катетеры, резервуары, в которые наливалась чужая моча…и так далее. Если нечто похожее происходит в какой-то команде, почему я должен за это отвечать? Я могу нести ответственность только за то, что могу контролировать. Мы на сегодняшний день создали все необходимое для того, чтобы лаборатория, как и антидопинговая служба в целом, работали на самом высоком уровне. Но где гарантия, что на исследование поступает проба именно того спортсмена, которого нужно проверить, а не сторожа со спортбазы? Вот в чем вопрос. Давайте поменяем штат, придут новые люди, но гарантий-то все равно не появится. Нужно пересматривать всю систему, сам подход к проблеме.

Мне кажется, что вопрос запрещенной фармакологии должен быть ответственностью прежде всего самого спортсмена. А не федерации и, тем более, не государственного органа. Сейчас все идет к тому, что будет принято положение о четырехлетней дисквалификации за «тяжелые» препараты, даже если спортсмен попадается впервые. Это означает неминуемый конец карьеры в любом виде спорта. Значит ты сам должен понимать, что в этой ситуации речь идет не о доверии к врачу или тренеру. А о твоей личной ответственности. О том, что, попавшись на допинге, ты теряешь все. Что все 10-15 лет предыдущей работы идут псу под хвост. Судьба людей, деньги, репутация – черт знает сколько всего ставится на карту.

Все понимают: если один человек дал другому человеку по голове, он сядет в тюрьму. И никто не возмущается. Так должно быть и здесь. Может, твой соперник деньги заплатил, чтобы тебе в нужный момент что-то подсыпали. Ну так приезжай сам, если испытываешь хотя бы смутное подозрение, что не все в порядке, сдавай пробу и жди результата. Уверен, что чист – так вообще не надо тратить деньги на тесты. Какой смысл? На сайте WADA указаны все препараты – как разрешенные, так и запрещенные. Не применяй того, что тебе незнакомо – вот и все. А главное, никакие посредники здесь не нужны. У нас же между спортсменом, пробу которого исследуют, и между тем, кто исследует, задействовано такое количество людей, что исключить «человеческий фактор» невозможно. Федерации постоянно нас прессуют, что им нужно увеличивать число проб, но ведь и это не дает никакой гарантии.

С другой стороны, мы обсуждали вопрос: если человеку уже вручена награда, как можно потом ее отобрать? В профессиональном хоккее такое немыслимо. Если тебе вручили Кубок Стэнли, никто и ни по каким причинам никогда не сможет забрать его назад. Сейчас высказывается предложение, которое в ноябре будет рассматриваться на конгрессе WADA в рамках обсуждения всемирного антидопингового кодекса, чтобы взятые пробы хранились восемь лет и могли бы быть исследованы в любой момент. С моей точки зрения это - нонсенс. Ты заканчиваешь выступать и восемь лет должен жить в страхе?

- Но ведь вы являетесь одним из руководителей как раз той самой организации, которая это предлагает. Где логика?

- Я поднял этот вопрос сразу, как только предложение было озвучено. Сказал, что надо четко определить: если WADA не позаботилась, чтобы успеть провести допинг-контроль и дисквалифицировать нарушителя до награждения, мы либо вручаем медаль и никаких дальнейших манипуляций быть не может, либо сомнению будет подвергнуто все, что происходит в спорте. Страны тратят бюджетные деньги, выплачивают премии. А через четыре года выясняется, что медаль надо отдать? Возможно, кому-то приятно вместо бронзы или серебра несколько лет спустя получить золото. Хотя мне такая медаль была бы не нужна.

- Что из того, что сделано за пять лет вашего руководства Росспортом, доставляет вам самое большое внутреннее удовлетворение?

- При тех возможностях, которые нам предоставлялись, мы, как мне кажется, извлекли из них максимум. Не будучи членом кабинета министров сложно влиять на ситуацию внутри – когда проектируется бюджет, делятся деньги. Надо понимать, что есть национальные проекты, более приоритетные. Но при всех тех проблемах, которые существуют в стране и которые следует решать в первую очередь, спорт не забыт. О нем говорят на всех уровнях и, с моей точки зрения, есть основания говорить еще более громко. Потому что это - решение многих социальных проблем, профилактика правонарушений, наркомании, алкоголизма, воспитание патриотизма, здоровье нации, обороноспособность. Это – престиж страны, если касаться спорта высших достижений.

Поначалу много с чем пришлось столкнуться. И реформы, и перестройки, и разваленная система управления. Приходилось все отстраивать заново. Федеральная целевая программа развития физической культуры и спорта, которая начала работать с 2006 года и рассчитана на десять лет, не имеет аналогов. Причем, это не виртуальность, а самая что ни на есть конкретика. К 2015 году мы должны построить четыре тысячи объектов. 750 из них - бассейны. То, чего в России даже близко не было за всю историию страны. И эту программу уже не поменять и не пересмотреть.

Нужно видеть лица людей в районных и краевых центрах, когда открывается комплекс с бассейном, многофункциональным залом, современными тренажерами – насколько это меняет и облик города и психологию людей. Эти объекты востребованы по 20 часов в сутки. И это мы, безусловно, можем декларировать, как успех.

Мне кажется, что если бы на моем месте был кто-то другой, всего этого могло бы не получиться. Мне проще. Решение о моем назначении принимал президент, карт-бланш поначалу, естественно, у меня был, но я уже тогда понимал, что нужно начинать показывать результат. А не сидеть и не вспоминать, как сам был чемпионом.

Сейчас можно говорить о том, что мы возродили спартакиадное движение. По итогам молодежной спартакиады (а это – четыре уровня, начиная со школьного и заканчивая финалом) открыли много талантливых ребят с Дальнего Востока и Сибири, которые до этого вообще не имели возможности заниматься спортом и выступать в соревнованиях. А главное - втянули губернаторов в соревнование между собой. Опубликовали рейтинги регионов – многих это заставило задуматься: так ли все хорошо, как говорят об этом местные руководители спорта. Можно покупать в клубы иностранных футболистов, хоккеистов, баскетболистов и тем самым пытаться купить результат. Но купить результат на уровне юношеских достижений нельзя. Ты должен вложиться в инфраструктуру, обеспечить условия для занятий спортом в регионе, создать определенную систему соревнований, чтобы провести отбор и вывести своих спортсменов на следующий уровень. Должен поддержать детских тренеров, учителей физкультуры. Не забывать ветеранов, которые живут на твоей территории. Если великие спортсмены существуют непонятно в каких условиях, ты не можешь показывать их детям со словами: тренируйтесь, стремитесь стать такими же. Ты должен обеспечить их нормальным жильем, потому что эти люди – лицо региона. Гордость области, края, республики, города.

Еще одна беда заключается в том, что система управления спортом в стране – как лоскутное одеяло. В одних регионах есть министр спорта, который входит в кабинет министров, бьется за бюджет, поддерживает тренеров и спортсменов, а в соседней области его коллега сидит в кресле руководителя отдела департамента минздрава и никогда не будет иметь никаких перспектив. Губернатор должен четко понимать, что результата не будет, если не повысить статус людей, которые отвечают за спорт. Мне, например, кажется определенной дискриминацией и то, что из числа всех преподавателей в стране, получающих президентские гранты, учителя физкультуры составляют всего два процента.

- А как вы представляете себе более высокий уровень спорта? Ведь очевидно, что десять с лишним лет разрухи не прошли даром?

- Мне часто говорят, что нужно возрождать спартакиады народов, как это было в СССР, но ситуация изменилась. Возможно, мы к этому прийдем, но календарь федераций на сегодняшний день настолько обширен, что воткнуть в него еще и эти соревнования невозможно. А может и не нужно. Мы хотим вместе с министерством образования вообще поменять систему развития спорта в стране. То есть, поднять дворовый спорт и вывести его на уровень школ. Команды классов, школ, пусть соревнуются с соседними школами, в субботу-воскресенье – обязательные турниры, папы-мамы приходят болеть за детей, старшеклассники – за младшеклассников и наоборот. Что есть не что иное, как воспитание патриотизма. А вот детские спортивные школы должны перейти в систему Росспорта. По всем показателям уровень школ, которые в этой системе уже находятся, в десятки раз выше тех, что существуют в других местах. Но вершиной системы должен стать студенческий спорт. Это даст нам возможность сохранить резерв. Во многих видах спорта федерации требуют от нас создания экспериментальных команд. Кого они собираются в них готовить, никому не понятно. Какой эффект будет – тоже. Но постоянно просят денег. Если мы создадим структуру студенческого спорта, чтобы у людей была возможность продолжать тренировки, даже если ты выпал из обоймы сборной команды, у нас постоянно будет результат. Откуда он берется в США? Именно из студенческого спорта. Потому что там идет постоянная система соревнований.

- Я правильно понимаю, что вы в принципе против экспериментальных команд?

- Почему? Есть виды спорта, где это обязательно нужно практиковать. Например, биатлон. Есть же немало лыжников, которые по разным причинам не могут быть лучшими в гонках и есть смысл их перепрофилировать. Научить стрелять. Естественно, с ними нужно работать отдельно. Есть сугубо специальные виды спорта. Бобслей, санки, прыжки с трамплина. Понятно, что они никогда не будут массовыми. Мы вложили деньги в бобслей, создали людям условия для работы – и тут же появился результат. Да, у нас в стране нет трамплинов. Но есть горнолыжные школы, есть талантливые спортсмены, которых можно отобрать и отправить тренироваться в ту же Австрию – пусть там катаются. Теннис ведь тоже в свое время по этому пути пошел. Основы подготовки, методики, спортсмены получили здесь – а развивать их уехали на Запад. Почему нет? Извинения можно найти любому неуспеху. Но надо самого себя уметь спросить: почему нет результата? Что сделал лично ты, чтобы его добиться?

В свое время мы очень постарались отпихнуть государство от спорта. Нас обвиняли во всех смертных грехах, но посмотрите, что сейчас происходит в мире. Китай вкладывает колоссальные деньги, потому что спорт - это не только идеология самоутверждаться через победы, но и развитие всей государственной системы, в том числе и экономической. Спорт для американцев – это совершенно четко работающая на результат государственная машина. Идеология, куча субсидий, колоссальная индустрия. Все разговоры о том, что американский спорт носит любительский характер – в пользу бедных. Это государственная политика. Германия, которая была неизвестно на каких позициях после объединения, сегодня выигрывает по общему зачету зимние Олимпийские игры. Англия приняла специальную программу по развитию спорта к Играм 2012 года: идут колоссальные вливания на государственном уровне, создание инфраструктуры, системы детских школ. И мы приняли именно такую схему, потому что вовремя поняли: имидж страны напрямую зависит от спорта высших достижений. Нет никакой другой сферы деятельности, в честь представителей которой играют государственный гимн.

Однако все должны понять: если государство вкладывает, оно же будет спрашивать. Не может не спросить. Потому что это – деньги налогоплательщиков. Когда после возвращения из США я приехал в Новогорск, зашел в свой прежний номер, сел на кровать, на которой спал 15 лет, посмотрел на те же самые обои, то понял, что не имею права предъявлять федерациям какие-то требования. Но сейчас картина совершенно иная.Гимнастическая база «Озеро Круглое» - лучшая в мире. Построена новая гостиница, отремонтирован плавательный бассейн. В Новогорске тоже созданы все условия для подготовки. Если раньше мы предоставляли федерациям полную свободу выбора, то сейчас настоятельно рекомендуем свои центры.
Столько, сколько мы сейчас тратим на подготовку, не тратит ни одна страна.

У нас создана самая лучшая система в мире (подчеркиваю) поощрения за результат. Независимо от того, насколько популярен сам вид спорта. Идет серьезное финансирование медицины и спортивной науки. Все, что связано с высокими технологиями, удалось поднять на принципиально иной уровень. К сожалению не всегда есть возможность исправлять то, что не было сделано до нас. У меня больше, чем у кого другого, душа болит и за тренеров-ветеранов, и за тех, кто был серебряным призером и кому не хватило чуть-чуть, чтобы стать первым. Но все это - система страхования, каких-то отчислений для того, чтобы люди получили средства для нормальной жизни, - еще со времен СССР не было регламентировано никакими документами, поэтому до сих пор любые предложения минфин воспринимает в штыки. Мы стараемся – хотя бы в виде эксперимента - подключать регионы. На мэров пишем письма, на губернаторов. В большинстве случаев, должен сказать, нам идут навстречу.

- Как вы относитесь к ситуации, сложившейся в фигурном катании? В частности, к попытке вернуть в любительский спорт Евгения Плющенко?

- Его тренер - Алексей Николаевич Мишин - мне звонил. Сказал, что Женя готов вернуться. Я ответил, что очень рад этому. Что мы готовы создать все необходимые условия. Оплатить лед, экипировку, соревнования, сборы, медицинское обслуживание – все, что нужно для нормальной работы. Мишин говорит: «Нет, вы меня не поняли. Женя потеряет много денег, если возобновит любительскую карьеру».

- И что вы на это сказали?

- Что этот вопрос – не ко мне. Мы не можем быть заложниками ситуации. Если ты действительно хочешь выступать за страну, добиться более высоких результатов, приобрести новые титулы, значит должен чем-то жертвовать. Сегодня спортсменам выплачиваются за победы достаточно высокие призовые, можно, в конце концов, найти спонсоров, но говорить: «Не дадите денег, я не вернусь», с моей точки зрения неправильно. Определиться не мешало бы: или ты хочешь вернуться, или ты хочешь денег. А все эти сравнения с футболом…

- Но ведь футболисты действительно получают несравнимо более высокие зарплаты.

- Многим не понравится моя позиция, но я считаю, что и в футболе и в хоккее мы тоже являемся заложниками. Например, мне говорят: если клуб вылетит из премьер лиги, то умрет детская школа. Но почему детский футбол и хоккей должны быть заложниками непомерных трат, которые производятся, к тому же, за счет налогоплательщиков? Многое ведь идет из бюджета. Например, охрана матча. Это же – тысячи людей. Никогда не считали, сколько это стоит? Не думаю, что за это платит клуб. А это – лишь один из примеров. Если бизнесу интересен футбол, то пусть платят столько, сколько считают нужным. Из своего кармана. А если мы говорим о бюджете, то мне кажется более правильным вкладывать его в развитие детского спорта.

Мы можем построить суперкомплекс, например, в Томске – с интернатом, с пятизвездной гостиницей, сделать поле с подогревом, свезти туда всех талантливых ребят Сибири, но это не эффективно. С кем они будут играть? Во Владивостоке с «Лучом»? Или будут тренироваться в Томске на суперсовременном поле, а играть в соседней деревне на картофельном? Собирать всех лучших в одном месте неправильно и потому, что внутри этой структуры пойдет деградация. Оттого, что не с кем соревноваться. Правильнее создать структуру, в которой бы было 10 команд. И вовлечь в процесс как можно больше детей, даже если суперполей у них не будет, а будут просто нормальные ровные площадки.

Возьмите любую столичную школу. Например, школу ЦСКА. Попасть туда сверх отобранных игроков уже никто не может. А если бы вокруг Песчанки было 10 таких школ? Поддержи сегодня детского тренера, дай ему перспективу, купи, в конце концов, у него хорошего игрока за 500 тысяч долларов, отдай тренеру 10 процентов, а остальные деньги – школе, и никто не станет брать ребенка богатых родителей вместо действительно талантливого. В нынешней ситуации это может быть выход.

Мне нравится американская система, существующая как в хоккее, так и в футболе, в которой, во-первых, профессиональные клубы не имеют никакого отношения к детскому или молодежному спорту, а во-вторых, работает система рейтинга. Огромное количество скаутов отслеживает ситуацию, следит за игроками, начиная с 14-летнего возраста, регулярно отчитывается, после чего вся информация сливается в единое скаутское бюро. И пять лет спортсмен находится под мониторингом специалистов всех клубов. Которые кровно заинтересованы в том, чтобы вовремя поставить игрока на драфт.

Но главное – там нет денежных взаимоотношений внутри Лиги. Поэтому нет и скандалов, которые сплошь и рядом возникают в футбольной Европе. Если ты хочешь игрока, то должен его выменять на своего равноценного. Или на кучу своих. Но должен понимать, что, отдавая эту «кучу» - ты отдаешь свое будущее. Именно в таких условиях проявляется мастерство как менеджеров, так и тренера. Потому что все они работают на результат.