Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

28 июня случилось в общем-то рядовое событие. На стол руководителя Центра спортивной подготовки сборных команд России Николая Пархоменко легло заявление самого известного в спортивных кругах психолога Рудольфа Загайнова: «Прошу предоставить мне очередной отпуск с последующим увольнением». Заявление было подписано незамедлительно, поскольку этому предшествовало жуткое в своем трагизме событие: накануне ночью в квартире Загайнова повесилась его подопечная, чемпионка Европы Юлия Арустамова. А сам психолог оказался главным свидетелем по делу.

Огромное количество опрошенных мной собеседников, среди которых были выдающиеся тренеры, спортивные руководители, психологи и врачи, сходились в одном: для специалиста с таким именем подобный прецедент – практически конец профессиональной карьеры.

Будь Загайнов обычным человеком, ему, наверное, можно было бы даже посочувствовать. Но в данной ситуации сочувствовать трудно. В голову приходит лишь один вопрос: как могло случиться, что психолог с огромной практикой мог настолько выпустить ситуацию из под своего контроля – позволить пациентке совершить этот шаг.

Пархоменко подтвердил, что Загайнов работал со спортсменкой вполне официально – получал за это зарплату. При этом последние 9 месяцев Арустамова проживала в его квартире. По словам ее тренера Гарри Геворкова, отношения между велосипедисткой и психологом были близкими. Более того, спортсменка не скрывала своей связи ни от родителей, ни от подруг. Однако и тренеру, и руководителям велосипедной федерации пришлось закрыть глаза на то, что 67-летний специалист живет с 24-летней подопечной. Все разговоры на эту тему пресекала сама Юля.

Коллега Загайнова профессор Геннадий Горбунов, много лет работающий в спорте высших достижений, высказался на этот счет весьма определенно:

- Давно известно, что женщинам свойственно очень быстро и глубоко влюбляться в тех, кто их гипнотизирует. Именно поэтому во всех странах мира профессиональные правила психотерапевтов категорически запрещают вступать с пациентами в сексуальные отношения.

Еще один известный специалист, официальный член профессиональной психотерапевтической лиги Елена Дерябина (перед Олимпийскими играми она работала с российскими фигуристами Татьяной Тотьмяниной и Максимом Марининым) высказалась иначе.

- Вряд ли имеет смысл сейчас рассуждать о произошедшем с точки зрения этики. Если отношения случились, это уже отношения мужчины и женщины, а не врача и пациента. Другое дело, что подавляющее большинство спортсменок в 24 года по сути продолжают оставаться детьми, не имеющими никакого жизненного опыта. Развитие слишком заторможено бесконечными нагрузками и образом жизни. А ведь решение уйти из жизни человек, как правило, принимает в ситуации, когда не видит никакого другого способа справиться со своими проблемами. Или слишком боится их.

Парадоксальная деталь: при всей раскрученности имени Загайнова в спорте, он до сих пор остается для многих абсолютно загадочным персонажем. Ни одна из поисковых систем интернета не выдает даже биографии специалиста, не говоря уже о научных трудах. Зато с лихвой - мемуаров и перечислений звездных имен – тех, с кем психолог работал в спорте на протяжение более чем 35-летней карьеры. Всех, с кем приходилось пересекаться хотя бы кратковременно, Загайнов без колебаний записывал на свой счет: 38 чемпионов мира, 19 олимпийских чемпионов. Он щедро делился во всевозможных интервью подробностями своей работы, старательно поддерживая в собеседниках иллюзию собственного всемогущества, и в это охотно верили. Не случайно ведь еще несколько веков назад родилось крылатое выражение: Mundus vult decipi, ergo decipiatur. «Мир желает быть обманутым. Пусть же его обманывают!»

Хотя карьера Загайнова начиналась не так уж и гладко. Еще в советские времена, когда парапсихология считалась псевдонаукой и официально пребывала как бы вне закона, в научно-исследовательском институте нормальной физиологии имени Анохина при Академии наук СССР была создана лаборатория гомеостаза, которую курировал военно-промышленный отдел ЦК КПСС и с которой активно сотрудничали многие ведущие научные институты страны. Руководил лабораторией выдающийся профессор, доктор медицинских наук Артемий Меделяновский. Через его семинары в разное время проходили такие люди, как Джуна, Кашпировский, многие другие личности, ставшие впоследствии известными на всю страну экстрасенсами. Приезжал и Загайнов. Однако после серии тестов Меделяновский выдал слушателю характеристику: «Способности к парапсихологии невысокие». И никогда не привлекал начинающего психолога к своим экспериментам. Великому магу (как за глаза величали Меделяновского ученики) было свойственно очень четко разбираться в людях, но руководствоваться в большей степени своими внутренними ощущениями: делить экстрасенсов на «белых» и «черных». Новичка он не задумываясь причислил ко второй категории, чем, похоже, нанес тому непоправимую моральную травму. Пробудил поистине черную зависть к более удачливым коллегам, а заодно и желание любым путем во чтобы то ни стало стать самым-самым.

Те, кто учился с Загайновым в Санкт-Петербурге, в аспирантуре института имени Лесгафта, отзывались о его характере не самым лестным образом. Мне рассказывали, что за глаза начинающий психолог поносил даже тех, с кем был в хороших отношениях. Именно это стало причиной, что на какой-то из практических конференций один из докладчиков начал свой доклад словами: «Никак не могу понять: почему, чтобы поднять собственную самооценку, нужно обязательно унизить своих коллег?»

Первым по-настоящему звездным часом Загайнова стала его работа с Виктором Корчным в 1974-м. Гроссмейстеру, который в те времена уже считался диссидентом, предстояло играть в Москве матч за звание чемпиона мира с Анатолием Карповым, на которого тогда работали чуть ли не все шахматные мастера страны. Корчной проиграл, но с минимальной разницей. Тогда же выдающийся шахматный специалист Михаил Ботвинник во всеуслышанье заявил, что тот матч стал самым впечатляющим во всей карьере Корчного. Загайнов же в одночасье приобрел репутацию человека, способного заставить подопечного проявить максимум своих способностей в безнадежной ситуации. Как-то психолог признался мне, что успеху немало способствовало и то, что он сам долгое время чувствовал себя изгоем. Поэтому и работал не жалея ни времени, ни сил.

Позже к помощи Загайнова прибегали Борис Спасский, сам Карпов, Гарри Каспаров. Безусловным плюсом специалиста было умение мгновенно находить с людьми общий язык и добиваться абсолютного доверия. Он растворялся в этой работе целиком и полностью. Не переносил лишь одного: неподчинения.
Расставался с подопечными именно из-за этого и большей частью неважно. Мало того, что раскрывал каждому последующему клиенту все самые сокровенные секреты предшественника, включая шахматные, так взял за правило, закончив очередной этап работы, во всех подробностях описывать сотрудничество со звездой в мемуарах.

Первым, кто возмутился по-настоящему, стал Карпов.

- Во-первых, Загайнов даже не поставил меня в известность о том, что собирается такую книгу публиковать, - сказал он мне, когда я позвонила уточнить информацию. – Во-вторых, там было слишком много выдуманного. Но главное – Загайнов сделал достоянием общественности очень личные вещи. А также многое из того, что моя команда держала в секрете. Кто же знал, что он по ночам записывает в свой дневник не только содержание наших с ним разговоров, но и всех бесед, которые удалось подслушать?

Впрочем, официально призывать автора к ответу Карпов не стал. Тогда это было не очень принято. Книжка же разошлась на ура, сильно добавив психологу популярности.

Потом были Сергей Бубка, Елена Водорезова, Александр Фадеев. В 91-м, когда мы с Загайновым встретились в Москве, он рассказал, что работал со Штефи Граф, Борисом Беккером, Моникой Селеш, однако кроме как его словами, эта информация не подтверждалась ничем.

Тогда, впрочем, мне и в голову не приходило сомневаться в искренности психолога. Он умел быть фантастически обаятельным, располагая к себе всех без исключения окружающих. Много знал. Был способен по-настоящему мощно настроить спортсмена на выступление, научить концентрироваться. А главное, прекрасно чувствовал, насколько человек сам готов поддаться его влиянию.

Впрочем, Загайнову всегда было свойственно значительно преувеличивать свою роль. Разговорившись не так давно с Водорезовой, о которой психолог неоднократно отзывался в своих книгах, как об одной из лучших подопечных, с которой тесно сотрудничал четыре года, я вдруг услышала:

- Загайнов работал не со мной, а со всей группой Станислава Жука. Занимался какими-то общими вещами: создавал настроение, учил основам саморегуляции. Когда в группе появляется человек со стороны, которому доверяют спортсмены, это нередко становится большим плюсом. Не все ведь можно рассказать тренеру. Не могу сказать ничего плохого по поводу не столь давней работы Загайнова с моим спортсменом Андреем Грязевым. Андрей стал намного собраннее, научился выстраивать свой режим, концентрироваться. Правда эта работа была совсем кратковременной. После того, как Загайнов без объяснения причин не приехал к Грязеву на чемпионат страны, тот сам не захотел продолжать с ним работать.

Мне же психолог не был нужен никогда. Думаю, Загайнов прекрасно это понимал. А вот на Фадеева он действовал, как удав на кролика. Саша менялся, едва слышал на катке его голос.

- Но ведь писали, что именно Загайнов добился вашего возвращения в спорт после тяжелейшей болезни?

- Обо мне писали и то, что я родила от Жука ребенка. И что теперь, всему этому верить?..

В интервью с Загайновым 16-летней давности мне больше всего запомнились слова:

- Я все чаще прихожу к мнению, что профессии спортивного психолога как таковой не существует. Она искусственна. Спасский когда-то сказал мне: «Вы должны постоянно быть душевной проституткой». Приходится признать, что он был прав. Ведь задача психолога - дополнять спортсмена, подстраиваться под него, часто жертвуя своим самолюбием и настроением. А это, знаете ли, довольно непросто: сочетать в себе функции священника – уметь выслушать исповедь, жалобу, нытье - и в то же время призывать к победе…

Интервью послужило поводом к первой трещине в наших дружеских, как мне казалось, отношениях. Прочитав его в газете, Загайнов проявил заметное недовольство. «Я хотел говорить о другом, но вам удалось навязать мне свою линию беседы. Мне это не нравится».

Что именно не понравилось уважаемому мной специалисту, я поняла много позже. Это была самая первая фраза материала: «Он постоянно в ореоле славы. Правда – чужой».

В конце 2001-го я узнала, что известный психолог начал работать с Алексеем Ягудиным. Новость удивила настолько, что я даже растерялась. По моим представлениям такой мощный тренер, как Тарасова, у которой тогда катался фигурист, меньше всего могла нуждаться в услугах специалиста подобного рода.
Вопрос тренеру я тогда задала напрямую. И услышала столь же прямой ответ:

- Мне не нужен психолог. Но я не могу во время соревнований войти в мужскую раздевалку. А значит, не могу исключить ситуацию, в которой моему спортсмену могут перед стартом наговорить гадостей, вывести его из равновесия. Поэтому я и пригласила Загайнова. Он сам кому хочешь что-угодно сказать может. К тому же Ягудин – такой спортсмен, которого нужно постоянно держать под контролем. Я и так провожу с ним очень много времени. От этого он слишком устает. Мы с хореографом Николаем Морозовым и Загайновым очень четко продумываем график каждого дня. Строим работу так, чтобы заниматься Ягудиным попеременно. Ну а все разговоры о том, что Загайнов способен загипнотизировать любого... Пусть говорят.

После того, как Ягудин стал олимпийским чемпионом в Солт-Лейк-Сити, многие утверждали, что причиной поражения Евгения Плющенко стал именно Загайнов. Косвенно это действительно было так. О том, что человек, появляющийся вместе с Тарасовой у борта, обладает способностью гипнотизировать соперника, своему ученику необдуманно сказал Алексей Мишин. Похоже, Плющенко поверил этому всерьез. У него появился подсознательный страх. И, как следствие - неуверенность.

В какой именно момент Загайнов понял, что, обладая определенными знаниями и способностями, гораздо приятнее подчинять подопечных своей воле, нежели подстраиваться под них и терпеть чужие капризы, я не знаю. Но в работе с Ягудиным это проявлялось неоднократно. Конфликт в группе начал назревать еще до Игр.

- Поначалу я с большим удовольствием общалась с Загайновым, многое от него узнавала, но мы постоянно расходились в главном, - вспоминала Тарасова. – Он слишком рвался опекать Ягудина чуть ли не круглосуточно, стать для него незаменимым. Я же считала, что наша общая задача сделать так, чтобы в момент выступления Леше не был нужен никто. Ни я, ни Коля (Морозов – прим. Е.В.), ни Загайнов. Чтобы Ягудин сам был стопроцентно уверен в своих силах.

Когда начались Игры, к которым фигурист, действительно, подошел в блестящей форме, действия Загайнова уже сильно смахивали на шантаж. За день до старта психолог потребовал, чтобы Морозова не было у борта. Иначе, мол, он вообще не прийдет на каток. Тарасова пребывала в шоке. По правилам Международного союза конькобежцев на переднем плане во время выступления разрешено находиться лишь одному, помимо основного тренера, специалисту. Но как сказать человеку, вложившему в подготовку спортсмена всего себя, что для него нет места?

Морозов спас ситуацию сам. Сказал Тарасовой: «Пусть стоит, где хочет. Для меня это не главное. Не обижусь. Лишь бы Лешка все откатал, как надо…».

Сразу после победы Ягудина Загайнов дал несколько интервью, в которых сквозила одна и та же мысль: самое впечатляющее золото Олимпиады – целиком и полностью его заслуга. Тарасова, мол, только мешала: от ее присутствия на тренировках Ягудин слишком сильно нервничал.

Не приходилось удивляться тому, что сразу после Игр отношения тренера и спортсмена с разрекламированным психологом были разорваны безо всякого сожаления.

Олимпийская эпопея Загайнова включала в себя еще кратковременную – в несколько дней - работу с хоккеистами. Руководство олимпийской сборной, в том числе главный тренер ледовой дружины Вячеслав Фетисов, для которого вопрос победы на Играх был на тот момент самым насущным в жизни, клюнули на слухи о всемогуществе психолога.

Добиться победы не удалось, однако в свой послужной список Загайнов без колебаний вписал еще одно звездное имя. Павел Буре.

Олимпийский 2004-й год был связан в биографии Загайнова сразу с двумя неудачами. Работой с пловцом Романом Слудновым и каноистом Максимом Опалевым. Оба спортсмена обратились к психологу сами, но вскоре тренеры забили тревогу, поскольку почувствовали, что Загайнов активно старается взять роль наставника на себя. Его сотрудничество со Слудновым привело к тому, что Роман практически перестал общаться с собственной матерью, которая тренировала сына много лет. На отборочном чемпионате страны родители пловца сидели на трибуне, а по бортику с секундомером ходил Загайнов. Он же в качестве тренера поехал со Слудновым на Игры в Афины.

Роман не попал на своих дистанциях в финалы, Опалев завоевал бронзу, хотя считался абсолютным фаворитом и рассчитывал исключительно на золото.

Незадолго до Игр Загайнов выпустил еще одну книгу, изобилующую подробностями его совместной работы с Ягудиным. В том числе и такими, которые доверяют совсем близкому человеку или врачу. Тогда я написала коментарий о том, что спортсмены, как и тренеры – достаточно беззащитные люди. Что в любой цивилизованной стране даже одной подобной публикации могло бы оказаться достаточно, чтобы психолог навсегда лишился работы по специальности.

Публикация вызвала у героя нескрываемую ярость.

- Кто дал вам право судить о моей работе? – кричал он, срываясь на визг и перемежая слова площадной бранью, на глазах у нескольких десятков людей прямо на бортике бассейна «Олимпийский», где мы пересеклись во время чемпионата страны по плаванию.

В 2005-м Загайнов уже работал в Росспорте. В различных интервью того времени он говорил:

«…Я опекаю 120 спортсменов, разбросанных по всему миру. В основном это наши, есть и выступающие там, в зарубежье. А в олимпийском сезоне работаю со сборными России по женским и мужским лыжам, потом наступит очередь биатлона, затем – бобслея. За 36 лет я не выбывал ни из одной команды. Это – главное мое достижение …»

«…После Афин по решению Федерального агентства по физической культуре и спорту был создан Институт фундаментальных и прикладных проблем физкультуры и спорта, а при этом институте – центр практической психологии спорта, которым доверили руководить мне. Главная моя задача – подготовка психологов для сборной России. Лично я взял обязательство – обеспечить все сорок две команды, входящие в олимпийскую сборную России, профессиональными спортивными психологами уже на Играх-2008 в Пекине…»

К слову, центр, о котором упомянул Загайнов, и разговоры о котором, действительно, велись в Росспорте, не создан до сих пор. Психолога неоднократно приглашали в научно-исследовательский институт физкультуры с просьбой изложить на ученом совете свои соображения, выступить с докладом, однако все эти предложения он упорно игнорировал. Продолжал занимать должность рядового врача-психотерапевта, не посвящая никого в тонкости своей работы.

В олимпийском Турине Загайнов был официально включен в состав команды - прикреплен к конькобежной сборной. Однако Светлана Журова, ставшая там чемпионкой, впоследствии рассказывала:

- Он слишком навязчиво предлагает свои услуги. Постоянно звонит, утверждает, что только он знает, как по-настоящему добиться результата. Что он может все. В моем понимании, если спортсмен нуждается в помощи, он сам приходит к специалисту. Но никак не наоборот. Поэтому Загайнову я отказала сразу.

Точно такой же отказ психолог получил от фигуристов Албены Денковой и Максима Ставиского, выступавших за Болгарию. Там же, в Турине он несколько раз пытался предложить свою помощь Плющенко и Мишину, но дело кончилось тем, что фигурист и тренер были вынуждены официально обратиться к руководству олимпийской команды с настоятельной просьбой оградить их от такого рода контактов.

Когда Загайнов в очередной раз появился в сборной по плаванию, я поинтересовалась у главного тренера Александра Клокова, кому принадлежала инициатива пригласить в команду именно этого психолога.

- Сам я его знать не знаю, впервые услышал фамилию в Росспорте, - пожал плечами тренер. – Нам его порекомендовали. Вроде бы он несколько десятков чемпионов подготовил. Ребята пока не жалуются. Пусть работает…

Примерно то же самое сказал мне уже после трагической гибели Арустамовой президент российской федерации велоспорта Александр Гусятников.

- Первое впечатление у меня было неплохим. Мы много общались, правда потом Загайнов по какой-то причине почти перестал со мной разговаривать. Но я рассуждал просто: если кому-то из спортсменов он нужен, не стоит вмешиваться. Однажды мне передали просьбу Загайнова командировать его вместе с Арустамовой на соревнования во Францию, но на это в смете не было денег. Я отказал.

Кстати, Арустамова была не первой пациенткой Загайнова, рабочие отношения с которой психолог быстро перевел в область личных. Одна из хорошо знакомых мне спортсменок, олимпийская чемпионка, фамилию которой я по понятным причинам не называю, в 1986-м обратилась к специалисту в крайне тяжелый для себя момент. В итоге прожила с ним в гражданском браке полтора года и с большим трудом сумела разорвать эту связь.

- Представляешь, - рассказывала она несколько лет спустя, - когда Бубка перестал с ним работать, но еще не закончил карьеру, Рудик не пропускал ни одной трансляции с легкоатлетических соревнований. Садился перед телевизором и каждый раз, когда Сергей появлялся на экране, кричал на всю квартиру: «Проиграй! Проиграй!!!». А когда я все-таки приняла решение уйти от него, украл из шкафа мою норковую шубу…

На похоронах Арустамовой Загайнов не присутствовал. Сразу после трагедии уехал к семье в Санкт-Петербург с намерением больше никогда не появляться в столице.

- Честно говоря, я подписал заявление Загайнова с большим удовольствием, - сказал Пархоменко. – Не видел никакого смысла его удерживать. Какой нормальный человек захочет после случившегося с таким психологом работать?..