Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Он постоянно в ореоле славы. Правда, чужой. Хотя, если быть точным до конца, в моменты успеха спортсмены не всегда вспоминают даже своих тренеров. Он же - психолог. Профессор. И, как говорит сам, бывает нужен спортсмену лишь тогда, когда тому плохо. Работа такая.

Несколько месяцев назад мы встретились в Москве. Но интервью не получилось - Рудольф Максимович улетал в Германию, где его ждала работа с одним из теннисных клубов. На вопрос «Когда вернетесь?» ответил: «Не знаю. Приеду - сообщу обязательно».

Позвонил неожиданно: «Я в Москве. Через три часа - поезд, хочу съездить в Санкт-Петербург, повидать близких. Но до этого готов заехать к вам, в редакцию».

- Рудольф Максимович, знаю, в вашем контракте было оговорено, что никаких контактов с журналистами у вас быть не должно. Сейчас запрет снят?

- Смотря что вас интересует.

- Ну, например, ваша работа с Борисом Беккером, Штеффи Граф. Поговаривают, что и с Моникой Селеш...

- Официальных контрактов у меня с ними не было. Был - с «Рохус-клубом» из Дюссельдорфа, за который выступают такие теннисисты, как Хорасио Де Ла Пэна, Эдуарде Бенкоэччеа. Что касается названных вами спортсменов, некоторых я консультировал накануне Уимблдонского турнира, но говорить об этом подробно считаю не совсем этичным без их на то разрешения. К тому же это нельзя назвать совместной работой. Просто были длительные беседы, особенно во время дождей, когда все участники турнира сутками находились в помещении под охраной полиции.

- А это зачем?

- Как вы думаете, если, к примеру, украдут Граф или Селеш, сколько за них можно потребовать выкупа?

- Думаю, много. Но вы вернулись из Германии досрочно. С чем это связано?

- Собираюсь открыть свою фирму. Необходимо уладить разного рода организационные вопросы, вот и решил расторгнуть контракт за месяц до его истечения. Учитывая политическую обстановку у нас в стране, руководство клуба пошло мне навстречу.

- Значит ли это, что вы порываете со спортом?

- Как вам сказать... Я все чаще прихожу к мнению, что профессии спортивного психолога как таковой не существует. Она искусственна. Я - практик, но чем больше знаю, тем более кощунственным мне кажется то, что написано в многочисленных учебниках.

- Выходит, то, чем вы занимались всю жизнь, никому не нужно?

- Дело не только в этом. Спасский когда-то сказал мне: «Вы должны постоянно быть душевной проституткой». Приходится признать, что он был прав. Ведь задача психолога - дополнять спортсмена, подстраиваться под него, часто жертвуя своим самолюбием и настроением. Психолог должен быть полезен в любой ситуации. А это, знаете ли, довольно непросто - сочетать в себе функции священника - уметь выслушать исповедь, жалобу, нытье - и в то же время звать к победе.

- Непременно к победе?

- А как же? Моим кредо всегда было считать поражение трагедией. Именно так воспринимали их Сергей Бубка, Нона Гаприндашвили, Нана Иоселиани, с которыми мне приходилось работать. Боязнь поражения сама по себе может быть сильнейшей мотивацией. Я не раз наблюдал, как жуткое глубинное страдание спортсмена после проигрыша буквально за ночь трансформируется в неодолимое желание идти к реваншу. Но спорт стал другим. Я все больше вижу в нем стремление заработать. Люди стали равнодушны к поражениям.

- Вы имеете в виду советских спортсменов?

- Это общее явление. Не так давно я консультировал одного из великих теннисистов современности - простите, не могу назвать вам имя - это оговорено в нашем с ним соглашении. Как я готовил его к матчу! Хотел, чтобы он победил, поверьте, больше него самого. Первый сет он вел в счете, а потом, вместо того чтобы сосредоточиться на игре, стал работать на публику - кричать, жестикулировать... Я увидел этот цирк и просто ушел с трибуны. Был раздавлен. А он даже не закончил игру - бросил ракетку. Потом подошел, извинился как ни в чем не бывало. Я почувствовал, что в этом мире свои идеалы, свои законы. Там относятся к спорту, как к аттракциону. При всей его популярности существует он на подачки спонсоров, которым абсолютно нет дела до того, что кто-то проигрывает, кто-то побеждает. Я живу в других измерениях. Для меня главное - победа, неважно, будет она оплачена или нет.

- Стоп, стоп! Простите, что я цепляюсь к словам, но знаю, что еще год назад вам предлагал работу в нашей волейбольной сборной Вячеслав Платонов. И вы отказались. А через некоторое время подписали контракт с одним из испанских шахматных клубов.

- Вопрос был не в деньгах. Я хорошо знал, на что обречен, «ныряя» в команду. Это очень трудно. Ведь каждая личность всегда сопротивляется влиянию со стороны. К тому же, работая в команде, которая постоянно на сборах, я должен все двадцать четыре часа быть в хорошем настроении, жить, по-существу, двойной жизнью. А я устал.

- Как тогда расценивать то, что вы продолжаете работать в команде экс-чемпиона мира Анатолия Карпова? Ведь психологическая нагрузка в шахматах неизмеримо выше, нежели в любом другом виде спорта.

- Личность Карпова не может не притягивать. В нем я вижу качества, которые огромным трудом пытаюсь воспитывать у тех, с кем работал. К тому же, меня не может не увлечь цель выиграть у Каспарова. Это, если хотите, вызов общественному мнению, которое склоняется к тому, что победить Каспарова невозможно.

- Если мне не изменяет память, то ваша спортивная карьера начиналась с работы против Карпова - с Виктором Корчным.

- Да. Я был его личным психологом в 74-м году. И, сказать правду, к Карпову тогда относился неважно. Во-первых, за ним стояла огромная государственная машина, КПСС. Корчной же был совершенно один. К тому же во многом наши взгляды были похожи. Но, к сожалению, особенность моей работы заключается в том, что я нужен спортсмену лишь в определенный трудный период жизни. Когда все хорошо - я вне игры.

- А в каких отношениях с Корчным вы сейчас?

- Увы, в неважных. В июле прошлого года мы вместе провели четыре дня в Испании, много разговаривали, и я решил, что могу написать о его жизни так, как никто еще не писал. Виктор Львович дал «добро» на публикацию интервью, даже не читая. Оно появилось в югославской «Политика-Экспресс», было признано лучшим материалом года, затем перепечатано многими зарубежными изданиями. Но что-то Корчному не понравилось, и отношения между нами стали гораздо суше.

- Когда вы приехали в Лион, где шла борьба за шахматную корону между Каспаровым и Карповым, то первый весьма болезненно отнесся к вашему появлению в качестве помощника экс-чемпиона. Сказал даже в одном из интервью, что это - «факт вашей биографии». За этими словами стояло что-то большее?

- Был момент, когда мы с Каспаровым работали вместе. Правда, недолго. Он - человек тяжелый, весьма специфически относится к окружающим. Что же касается «факта биографии», то я сам выбираю, с кем работать.

- Кто в вашей практике оказывался самым трудным «пациентом»?

- Пожалуй, Сергей Бубка. Со многими его взглядами я не согласен до сих пор. Но это не мешает нам сохранять самые добрые отношения, хотя мы давно не работаем вместе.

- А с чем не согласны?

- Например, с отношением к тренеру. Правда, это касается не только Бубки. К сожалению, становится системой, когда свою волю диктует спортсмен. Тренер же перестает быть главной фигурой.

- Вы считаете, что главным всегда должен быть тренер?

- Непременно. И отношение к нему должно быть соответственное. Так было, и, на мой взгляд, именно поэтому у нас появлялась столько великих тренеров: братья Степановы, Градополов - в боксе, Назаров - в тяжелой атлетике, Алексеев - в легкой, Якушин, Маслов - в футболе, Чайковская, Жук - в фигурном катании. Я не могу представить, чтобы, например, у Жука главной фигурой был спортсмен. Но ведь все его воспитанники достигали необыкновенных высот. Рядом с такими тренерами я чувствовал себя на своем месте.

- А бывали ситуации, в которых вы чувствовали себя совершенно беспомощным?