Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Иногда ему снятся Олимпийские игры. Мельбурн, Рим, Токио, Мехико, Мюнхен... И он просыпается в ужасе: «Боже, пять Олимпиад! Как это может быть?» А еще иногда снится, как он разбегается, медленно отрывается от земли и летит, летит... И приземляется там, где захочет...

Игорь ТЕР-ОВАНЕСЯН. Родился 19 мая 1938 г. Трехкратный чемпион Европы по прыжкам в длину (1958, 1962, 1969 гг.). Первым из европейских прыгунов преодолел рубеж 8 метров (1959 г.). Двукратный рекордсмен мира (8,31, 8,35). Бронзовый призер Олимпийских игр 1960 и 1964 гг. 4-е место на ОИ-1968 г. Главный тренер сборной СССР по легкой атлетике (1983-1989). Президент Федерации легкой атлетики СССР (1989-1992). В настоящее время - заместитель председателя Комитета по физической культуре России

- Игорь Арамович, мне хотелось бы вытащить вас из вашего роскошного министерского кресла и вернуть назад, в спорт. Вы ведь до сих пор вспоминаете о том, что было: о ваших Олимпиадах, о прыжке Боба Бимона, на ваших глазах морально угробившем несколько поколений прыгунов в длину. Неужели со временем это не забывается? Или вы вспоминаете о тех временах так, как ветераны вспоминают войну - помнится, но довольно стерто?

- Знаете, когда я две недели назад был на зимнем чемпионате мира в Торонто, то в один из дней вышел на дорожку прыжкового сектора. И вдруг почувствовал, что во мне проснулся какой-то инстинкт. Как у скаковой лошади, которую после перерыва вывели на ипподром. Я засопел, задышал по-другому. Мышцы вмиг подобрались, заныли... Значит, все это где-то во мне по-прежнему сидит? И очень часто меня посещает ощущение того, что все, чем я занимаюсь сейчас, - только игра. Хотя для меня самым унизительным было бы, если б на вопрос «Кто такой Тер-Ованесян?» отвечали: «Да прыгал в шестидесятых годах...» И страшно, что у многих спортсменов часто формируется именно такая психология: мол, главное в своей жизни я уже сделал.

- Но ведь это действительно так. Как сказала однажды гимнастка, олимпийская чемпионка Наталья Кучинская, самое тяжелое - сознавать, что лучшая часть жизни уже позади. Все ведь неизбежно через это проходят - чтобы понять, что на спорте жизнь все-таки не заканчивается. Не закончилась же у вас? Ушли из сектора, чтобы почти сразу же вернуться в него тренером.

- И счастлив этому. Потому что после ухода из спорта острота ощущений, стрессов у меня не снизилась. Наоборот. Я шел от старшего тренера по прыжкам в длину до главного тренера сборной, ломал себя, но мне это было безумно интересно.

- Ломали себя?

- Я же воспитывался великим эгоистом: раз мне надо чего-то добиться, то все, кто мешает этому или просто не помогает, мне не нужны. По существу, любой спортсмен - в высшей степени эгоцентричная личность. Личность, которая думает только о себе. И прямо противоположен этому - тренер.

- А когда, на ваш взгляд, тренер становится настоящим тренером?

- Понимаете... Вот, к примеру, есть сапожник, который умеет классно шить сапоги. Но он никогда не объяснит, как он это делает.

- Наверное, да. Когда я прыгал, то был искренне убежден, что знаю, как это надо делать. А когда стал тренером, то увидел, что есть люди, которые делают это совсем по-другому. Я начинаю им объяснять про методику, стратегию, нагрузки, а они кивают и продолжают доставать правой рукой левое ухо. И добиваются выдающихся результатов! Именно тогда я понял, что главное - почувствовать момент, когда человеку нельзя мешать. Речь идет, естественно, о ярких индивидуальностях. И, наверное, есть какая-то истина в том, что такие личности идут к успеху абсолютно иным путем. Хотя иногда необъяснимым.

- А почему в 1983 году перед чемпионатом мира вы из всех кандидатов в сборную вопреки всякой логике выбрали Сергея Бубку и Геннадия Авдеенко?

- Да поэтому же. Я чувствовал, что именно они смогут сделать то, чего не сделают другие. Я буквально видел, как нарастает их потенциал, форма. Потому что сам слишком хорошо помнил это состояние, когда начинаешь воспринимать все, что происходит, через мышцы.

- Но это же невозможно объяснить начальству! -

- Невозможно. Я пришел тогда к одному из зампредов спорткомитета и сказал, что ребят надо брать в команду - они выиграют. Он спрашивает: «Почему?» Я говорю: «Потому что». И добавил: «Если я ошибусь, выгоняйте меня с работы». Это, как ни странно, и оказалось решающим аргументом.

- Вы теперь и сами - зампред. Комитета, не имеющего, по иронии судьбы, ни малейшего отношения к большому спорту. По крайней мере, сейчас. Вам не кажется это диким? Вы - и физкультура...

- Мне кажется диким само понятие «физкультура». Спросите сто человек на улице, что это такое, и все дадут вам разные ответы. Если я бегаю по утрам - это бег. Если играю с дочерью в теннис - это теннис. Кстати, у меня даже появилась мысль попробовать свои силы в теннисных соревнованиях ветеранов. Пусть это - не большой спорт, но - спорт.

- Почему, в таком случае, теннис? Почему рекордсмену мира Тер-Ованесяну не попробовать свои силы в состязаниях ветеранов по легкой атлетике?

- Такая мысль у меня периодически появляется. Но, знаете, в теннисе мне интереснее. В легкой атлетике проявление интереса более шкурное: почему, скажем, мне в 55 лет не стать рекордсменом мира? И не оставаться им всю оставшуюся жизнь?

- А хочется?

- Не знаю. Я боюсь возвращаться в сектор и снова испытывать стресс, который всегда для меня был настолько острым, что граничил с горечью. Прыжки для меня не игра. А теннис - игра. Я от него балдею. Даже если я проиграл, все равно становлюсь лучше. А в прыжках я уже никогда не смогу стать лучше. И мне заранее стыдно от мысли, что кто-то может сказать: «Боже, что это?! Неужели тот самый Тер...»

- А мысль, что кто-то скажет то же самое, увидев вас в этом кресле, вас не трогает? Вы же отравлены спортом на всю жизнь. Делайте со мной, что хотите, но я ни за что не поверю, что вся эта физкультура, которой вы по долгу службы сейчас занимаетесь, вам интересна.

- Хороший вопрос. И я постараюсь не лгать. Я убежден, что в этом государстве никто и никогда всерьез не задумывался о создании среды, в которой можно вырастить по-настоящему здорового человека. Меня крайне не устраивает, что все давно признают: спорт - это социальное явление, феномен XX века, однако абсолютно ничего не делается, чтобы это явление сохранить. Вы же не будете утверждать, что здоровье нации - это не важно?

- Не буду. Но более чем уверена, что вам - эгоисту до мозга костей - гораздо интереснее подготовить конкретного олимпийского чемпиона.

- Я же занимался этим не один год. Был даже президентом Федерации легкой атлетики СССР. А потом - развал, катастрофа. И что я должен был делать? Включаться в борьбу за пост президента легкоатлетической федерации России? Но эта борьба не помогла бы делу. И так все вокруг только и делают, что воюют.

- Но вы были главным тренером. А я бы не стала сравнивать эти две должности.

- И я бы не стал. Но в какой-то момент понял, что больше не могу делать то, что делал много лет. В конце концов у меня накопился огромный опыт: я могу пойти на кафедру, написать книгу, защитить диссертацию... Интересно? Класс!

- Врете! Ой, извините...

- Да что там... Конечно, в том, чем я занимаюсь сейчас, есть определенный компромисс. Все мы приспосабливаемся к теперешней ситуации, и я не исключение. И отдаю себе отчет в том, что того, что было в моей жизни, уже не будет.

- То есть как главный тренер вы себя изжили? Простите за вопрос в лоб, но я задаю его только потому, что всю мою жизнь у меня перед глазами живой пример: отец после ухода с поста главного тренера сборной страны по плаванию стал директором огромного научно-исследовательского института. Интересно? Класс! Но при этом он стал глубоко несчастным человеком. И в общем-то на этом его жизнь в спорте кончилась.

- Знаете, для того, чтобы быть тренером, надо быть в колоссальной внутренней форме. Я это постоянно чувствовал. Когда не был в форме и мое внутреннее напряжение не соответствовало уровню напряжения людей, с которыми я работал, они тут же начинали разваливаться. Переставали мне верить. Хотя формально, внешне все было в порядке. И я должен сказать честно, что эти внутренние силы у меня уже совсем не те, что были, скажем, десять лет назад. Если бы мне сейчас предложили снова взять сборную, я бы не взял...

- А вам не жалко, что вы родились рано? Сдвинуть бы все лет на двадцать...

- С точки зрения материальной или интенсивности календаря - конечно, да. Ну что у нас было? Раз в четыре года - чемпионат Европы, раз в четыре года - Олимпийские игры. И три - четыре турнира неизвестно какого уровня за сезон. Выбирать же соревнования, как сейчас это делает, скажем, Бубка, - нам и не снилось.

- Кстати, о Бубке. У вас не вызывает раздражения, когда он выходит в сектор и бьет мировые рекорды по сантиметру? Казалось бы, выйди, покажи все, что можешь...

- Знаете, что вызывает восхищение? Его уверенность в своих силах. Готов на 6,30, прыгает 6,14 и абсолютно уверен, что выйдет в очередной раз и прыгнет еще выше. Когда находишься в спортивной форме, то кажется, что это состояние будет длиться вечно. А потом оно проходит и наступает отчаяние: я же делал это! И не можешь повторить. А Бубка - может.

- А через лужи вы прыгаете или обходите их стороной?