Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Знаменитая журналистка Елена Вайцеховская - первая советская спортсменка, поднявшаяся на высшую ступень олимпийского пьедестала почета в прыжках в воду. Ее звездный час пробил в 1976 году на Олимпиаде в Монреале, когда она на вышке сумела выиграть у считавшейся непобедимой шведки Ульрики Кнапе

- Елена, а почему вы выбрали именно прыжки в воду, а не другой вид спорта? Например, плавание...

- Выбирала не я. На тот момент (мне было 9 лет) я занималась плаванием в группе собственной матери и каждый раз эти занятия заканчивались одинаково: мама выгоняла меня из воды, заводила в душ, отвешивала шлепок - за то, что будоражу всю группу, оставляла меня плакать, а сама возвращалась на бортик. В один из дней меня подобрала в душе ее коллега - тренер по прыжкам в воду - и, чтобы успокоить, предложила пойти в зал попрыгать на батуте. В плавание я больше не вернулась

- То есть, вы были в детстве большой непоседой?

- Сложным ребенком - безусловно. Лет в 10 я разбила голову ведерком для песка 14-летнему парню, который чем-то обидел моего четырехлетнего брата, в третьем классе выбросила дневник в песчаный карьер возле школы. Другого выхода просто не видела: утром мама предупредила, что если будет очередная двойка, она выгонит меня из дома. Я же сподобилась в тот день получить две двойки по математике, одну - по труду, тройку по английскому языку, единицу по поведению и замечание, написанное директором школы и заверенное круглой печатью с требованием, чтобы родители пришли в школу. Обман удался, но дневник через пару недель нашел старшеклассник в процессе сбора металлолома. И, естественно, принес в школу. За что был бит. Мне, правда, от мамы тоже досталось, но это уже было второстепенно. Да, а в пятом классе я укусила учителя математики за попытку взять меня за шкирку и выдворить из класса.

- Ваша мама в 32 года стала мастером спорта по плаванию. Случай редчайший, если не уникальный. Как ей это удалось?

- Она вообще уникальный человек - с очень жестким и целеустремленным характером. Тогда просто жизнь так сложилась. Мама настояла, чтобы отец поехал учиться в Москву из Львова, потому что понимала, что во Львове для человека с такими мозгами нет никакой перспективы. Сама стала выступать за ЦСКА. Мы четыре года жили в разных гостиницах и военных общагах коммунального типа, откуда нас постоянно пытались выгнать, и единственная надежда получить квартиру была в том, что эту квартиру маме, как сильнейшей спортсменке клуба, выделит ЦСКА. Ей постоянно что-то обещали за победы в первенствах Вооруженных сил, она постоянно улучшала результаты, но в итоге так ничего и не получила, кроме разрешения вступить в кооператив на окраине Москвы. Было это в 1965-м - через год после рождения моего младшего брата. От конечной станции метро нужно было 40 минут ехать на автобусе и еще 40 идти пешком, но в этот дом, помню, мы вселились еще до того, как там включили газ и электричество.

- Когда вы поняли, что из вас, как из спортсменки, выйдет толк?

- Я бы не стала так формулировать. Лет в 13-14 отец объяснил мне, что я должна выбрать что-то одно: либо спорт, либо учебу и делать это «что-то» максимально хорошо. И что халтуры на обоих фронтах он не потерпит. Я выбрала спорт, тем более, что мне нравился сам процесс. А дальше получилось так, как получилось. Не могу сказать, что я вообще думала о конкретном результате. Скорее, мне нравилось быть в центре внимания. Например, сделать самую сложную в мире программу и наблюдать за реакцией парней, когда они видят, как девчонка прыгает то, что никто из них не умеет. На спор я могла сделать все, что угодно. Один раз сильно разбилась из-за этого - пошла на прыжок, к которому физически не была готова.

А всерьез задумалась о возможном результате, пожалуй, в 1975-м - за год до Олимпийских игр в Монреале. На соревнованиях в Торонто ко мне подошел очень любимый мной тренер - отец трехкратного олимпийского чемпиона Клауса Дибиаси - и сказал: «Ты через год станешь олимпийской чемпионкой. Если этого не произойдет, я во всеуслышанье объявлю, что ничего не понимаю в прыжках в воду».

Тогда, естественно, я была в шоке. Но до сих пор помню как именно - с какой интонацией и в каком месте бассейна - была сказана эта фраза. Карло Дибиаси уже много лет как ушел из жизни, с Клаусом мы общаемся до сих пор, и он однажды сказал, что Карло очень меня любил. Мне было очень приятно это слышать. Он действительно был выдающимся. И тренером и человеком.

- Еще, если можно, о тренерах. Валентина Николаевна Дедова, подобравшая вас в душевой, была вашим единственным тренером? И насколько вам с ней было легко находить общий язык?

- Было сложно. Она была невероятно требовательной. Прежде всего - к себе и уже как следствие - ко всем своим ученикам. Приведу только один пример: я как-то пришла на тренировку в босоножках на платформе - отец из какой-то заграницы привез. И после занятий специально задержалась возле бассейна, чтобы Валентина Николаевна увидела, какая я вся из себя модная и красивая. Очень я себе в этих босоножках нравилась. Когда она вышла и увидела... Боже мой, на меня никогда в жизни так не орали. Смысл был в том, что до чемпионата мира - две недели, а «эта идиотка» рискует подвернуть ногу и пустить псу под хвост всю работу, которая была сделана за год. Короче, босоножки были выброшены в урну, и домой я ехала босиком.

На самом деле это правильно. То поколение тренеров (и мои родители тоже) умело безжалостно исключать из тренировочного процесса все то, что может помешать добиться результата. Хотя по молодости это воспринималось, как неоправданная жестокость и самодурство.

С Дедовой мы расстались в 1978-м, потом у меня были какие-то другие тренеры, но ее я считаю единственной.

- Если не ошибаюсь, с вышки вы впервые прыгнули в 13 лет. Очень страшно было? И, если не секрет, что вас привлекло в этом «снаряде»?

- В 12. Это был как раз тот самый день, когда я должна была вместе с родителями явиться к директору школы за укушенного математика. Я решила в школу не ехать, залезла на 10-метровую вышку и легла там позагорать (дело было в открытом бассейне «Чайка»), а заодно придумать, что вечером соврать родителям. И тут в бассейне появились ватерполисты... Ну не слезать же было?

А привлекла одна простая вещь. Я очень быстро поняла, что когда ты прыгаешь с трамплина, результат зависит как от тебя, так и от трамплина. А на вышке - только от тебя.

- Так понравилось прыгать с вышки, что немедленно вошли во вкус? И как все-таки, насчет страха? Когда он приходил, как удавалось с ним справляться? Мой футбольный тренер всегда повторял: «Ничего не бойся. Даже если идешь на риск. Если ты победил страх, с тобой будет все в порядке...»

- У нас вопрос ставился несколько иначе: если поднялся на вышку делать новый прыжок - прыгай. Самое поганое - подходить к краю и снова отходить. Потому что тренер точно так же настраивается на прыжок - чтобы вовремя крикнуть «ап» на раскрытие. И если он теряет свою собственную концентрацию оттого, что спортсмен на вышке дергается туда-сюда, это чревато травмой. Страшно, конечно. Но когда сам знаешь, что все равно должен прыгнуть, раз уж на снаряд полез - то становится легче. Потому что этот страх преодолевается в момент принятия решения. То есть внизу.

У меня был смешной случай. Зимой по утрам мы одно время тренировались в совершенно пустом бассейне ДВС, где очень низкий потолок, узкая ванна, а с двух сторон от вышки - вертикальные трибуны. То есть прыгаешь, как в колодец и страшно до жути. Так вот именно в этом бассейне мне предстояло в первый раз сделать два с половиной оборота назад согнувшись - прыжок, который на тот момент в мире делал один-единственный парень. И одновременно со мной на «десятку» на этот же прыжок послали еще одного спортсмена, который был на 10 лет старше меня. Дядька такой натуральный. Я на вышку поднимаюсь - он там на полу сидит. Иди, говорит, первая. Я спрашиваю: «Почему?» А он философски отвечает: «Если я навернусь, ты на прыжок не пойдешь». Я обалдевшим голосом говорю: «Борь, а если я навернусь?» Он подумал и говорит: «А я в любом случае не пойду».

- Травмы часто случались? Программы у вас ведь уже с 15-16 лет были самыми сложными в мире. А у этого есть и оборотная сторона...

- Большинство травм ведь случается по причине банальной неподготовленности человека к работе. От лишнего веса, например. У меня в этом отношении был очень предусмотрительный тренер. Так что травм, за исключением пары-тройки случаев, по большому счету, не было. Только мелкие хронические. Но это - некая данность профессии.

- Олимпиаду-76 часто вспоминаете? Прелюдия к ней, насколько известно, была не самой простой для вас. Из-за болезни вы не смогли отобраться в олимпийскую сборную. Но чуть позже судьба предоставила еще один шанс - в виде дополнительных контрольных соревнований...

- Я ее вообще не вспоминаю, если честно. Если спросят только. У меня, видимо, голова так устроена, что как только та или иная работа выполнена, она перестает меня интересовать. Где-то год или два я привыкала к тому, что я - олимпийская чемпионка. А потом само как-то на второй план отошло.

- И все-таки... Мягко скажем, неординарно тогда все сложилось.

- У меня вся жизнь так складывается. Чем хуже и сложнее - тем проще сконцентрироваться. Я и сейчас себя частенько ловлю на том, что могу две недели не подходить к компьютеру, тянуть время, валять дурака, а потом сесть и написать материал за одну ночь. Кстати лучше всего у меня получаются репортажи, для обдумывания которых практически нет времени, то есть - в номер при жестком временном лимите. Тогда голова начинает работать, как часы. Так, видимо, было и на Олимпиаде. Я четко знала, что и как должна сделать. И когда шестым прыжком в финале мне очень хорошо удались те самые два с половиной оборота назад, поняла, что осталось не наделать глупостей. Грубо говоря - не поскользнуться и не упасть в воду. Потому что в двух последних прыжках я ошибиться не могла на тот момент в принципе.

- Насколько трудным для вас был переход в «жизнь после спорта»? Тяжело было смириться с «новой реальностью»?

- Тяжело. Очень. Тем более меня просто выкинули из команды, освобождая место молодым. По тем временам 22 года считались уже почти неприличным для прыжков возрастом. Мало того, что на тренировках каждый день давали понять, что я - глубокая старуха, так перед Играми в Москве главный тренер совершенно честно мне признался, что должен поставить в команду молодых. Сказал тогда примерно так: «Я понимаю прекрасно, что хоть ты, хоть Калинина выиграете в одни ворота, но ваши медали никому не нужны, потому что вы все равно после Игр из спорта уйдете. А молодые имя себе на этой Олимпиаде сделать могут на всю дальнейшую жизнь».

Сейчас я, правда, порой думаю, что мне повезло на самом деле, что в 22 из спорта ушла и у меня остался огромный запас нереализованной энергии, которого хватило на очень много самых разных вещей. В том числе - на журналистику и на троих детей.

- Каково было поначалу «по другую сторону микрофона»? И не вспомните ли самое трудное интервью в журналистской карьере?

- Самое трудное с отцом было - оно же самое первое. Дело в том, что на тот момент мы с ним года три практически не разговаривали - слишком расходились во взглядах на жизнь, на человеческие взаимоотношения. Но как-то я это интервью сделала.

- Чье мнение вам сегодня важно, применительно к журналистике? Или вы сама себе судья?

- Как ни странно, постоянно пытаюсь представить, что бы сказал о том или ином материале отец. Он всегда умел профессионально выхватывать суть. Помню, начинала работать на ТВ, сделала первый самостоятельно смонтированный и озвученный блок «Спорт за неделю», мне казалось, что я очень хорошо выгляжу на экране (поэтому и предложила отцу посмотреть), а он, посмотрев, сказал совершенно неожиданную вещь: «Ты говорила без остановки 48 секунд подряд и не сделала ни одной грамматической ошибки. Молодец».

Что касается моей нынешней работы, есть ряд людей, к чьим словам я прислушиваюсь особо. Точнее, прислушиваюсь ко многим - мне всегда интересно мнение посторонних о моей работе и, прежде всего, - критическое. Просто очень часто критика бывает продиктована только тем, что высказанное мной в том или ином материале мнение не совпадает с мнением собеседника. Если же замечания по существу - это менее приятно, но более полезно.

- Если не ошибаюсь, ваше жизненное кредо: «В жизни всегда больше сдавшихся, чем проигравших». Не поясните?

- Это не мое кредо. Скорее, отцовское, которое мне в наследство досталось. Думаю, каждый человек сталкивался с ситуацией, когда судьба подкидывает шанс что-то сделать, но нет никакой уверенности, что это получится. И многие начинают себя убеждать, что сами не хотят этого шанса. Что он им не нужен. И даже не пробуют в итоге чего-то добиться.

Проиграть может любой. Но есть четкая разница: одно дело, когда человек бился до последнего, но все-таки не смог добиться цели, и совершенно другое - когда он даже не пытался бороться.

Я часто вспоминаю слова своей близкой знакомой - умной и очень образованной еврейки, муж которой был известным музыкантом. Когда ей уже исполнилось 85 лет, она начала очень сильно болеть и однажды мне сказала: «Знаете, Леночка, когда человек умирает, то он думает не о том, что сделал за свою жизнь, а о том, от чего отказался...»