Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

28 июля 1978 года на 76-м километре трассы Вильнюс - Каунас погиб 25-летний велогонщик Григорий Радченко из Кременчуга. Во время командной гонки он внезапно съехал на обочину и с криком «Допинг! Мне давали допинг!» упал на землю. В больницу его привезли без сознания, а еще через 50 минут, несмотря на интенсивную реанимацию, Радченко умер.

Это была первая «спортивная» смерть в Советском Союзе, спровоцированная приемом запрещенного препарата. Но ее, как водилось, утаили от всех, даже от близких Радченко. Домой в Кременчуг его тело привезли с сопроводительным медицинским заключением: инфаркт. За «допущенные ошибки в подборе тренерского состава и врача» старший тренер ЦС ДСО профсоюзов (куда входил Радченко) Гайнан Сайдхужин был освобожден от своих обязанностей, тренерам же других команд было вменено в обязанность «усилить контроль за состоянием здоровья спортсменов».

C тех пор, тем не менее, сохранился следующий документ:

АКТ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТРУПА №550 от 29.07.1978г.

«...В области левой половины грудной клетки, в третьем межреберном промежутке около соска отмечаются две точечные раны (следы инъекций). В области передней стенки правого желудочка сердца имеется точечная колотая рана, из которой при надавливании на мышцу выступает кровь... Во внутренних органах трупа имеется нитрат стрихнина...

Судебно-медицинский диагноз: Смерть Г. Радченко наступила в результате острого отравления стрихнином, на что указывают клинические данные (психомоторные расстройства с мышечными судорогами всего туловища), высокая степень отека головного мозга с мелкими периваскулярными кровоизлияниями и наличие стрихнина в вытяжках крови, мочи и внутренних органов трупа.

Смерть насильственная...»

Врач союзной сборной по велоспорту Юлий Богданов (он работал с велосипедистами с 1964-го по 1981 год) рассказывал:

- Я был на той гонке. Когда Радченко упал и у него начались судороги, я сразу понял, что такую реакцию может дать только чудовищная доза стрихнина. Судороги были настолько сильными, что, пока мы добирались до больницы, Радченко ногтями ободрал внутреннюю обшивку машины. Потом, когда гонщик умер, я вернулся в гостиницу. Тренер Радченко - Михаил Курбатов, - узнав о смерти ученика, сымитировал сердечный приступ, ему вызвали «скорую». Но я видел кардиограмму, которую сделали врачи: она была нормальной. Уже потом Курбатов признался, что препарат был привезен из Италии, где гонщики профсоюзной команды были на тренировочном сборе. О том, что это был за препарат, тренер не имел ни малейшего представления: мол, посоветовали специалисты. Инъекции прямо в сердечную мышцу он делал сам, причем одному Радченко, хотя гонка была командной. И умолял меня не раздувать эту историю.

...До 1970 года стимуляторы, к классу которых относится и стрихнин, запрещены не были. С ними экспериментировали, как могли, пока эти эксперименты не стали заканчиваться смертями. Впрочем, первое упоминание об использовании стрихнина в спорте относится к 1904 году и связано с победой на Олимпийских играх американского марафонца Тома Никса: после победного финиша у него начались судороги, вызванные передозировкой стрихнина, и врачам с колоссальным трудом удалось вывести бегуна из состояния комы. В 1960 году жертвами стимуляторов стали двое велосипедистов - Дик Говард и Кнуд Йенсен. Через семь лет - Том Симпсон, погибший на перевале Ванту во время профессиональной гонки «Тур де Франс». Похоронили его там же. До сих пор живет легенда, согласно которой последними словами умирающего гонщика были: «Посадите меня в седло...» Тогда же Международный олимпийский комитет впервые ввел правило, запрещающее спортсменам использовать стимуляторы и наркотики. Годом раньше в МОК была создана медицинская комиссия, основной задачей которой стала борьба с допингом.

Следующей группой препаратов, пополнившей «черный список» МОК в 1975 году, стали анаболические стероиды. Еще через семь лет, в 1982-м, запретили (поскольку научились выявлять эти препараты в пробах) кофеин, тестостерон и все их производные. Кровяной допинг появился в списке в год лос-анджелесских Игр, после того как олимпийский чемпион в гонке преследования американец Стив Хегг сказал в одном из послеолимпийских интервью, что накануне выступления ему делали гемотрансфузию, то есть переливали его собственную, обогащенную эритроцитами кровь, и что сам он ничего нечестного в этом не видит.

В 1985-м запретили диуретики, еще через год - бета-блокаторы и кортикостероиды. В 1987 году под запрет попала целая группа блокирующих и маскирующих средств. В 1989-м список был дополнен препаратами группы пептидных гормонов, в 1992-м под общим названием «другие анаболические агенты» были запрещены кленбутерол и сальбутамол и, наконец, в 1996-м бромантан, вокруг которого и был раздут главный допинговый скандал Игр-96 в Атланте: препарат был обнаружен в пробах российских спортсменов - борца Зафара Гулиева, пловцов Андрея Корнеева и Нины Живаневской и легкоатлетки Марины Транденковой. В информации, которую медицинская комиссия МОК предоставила журналистам, говорилось, что бромантан - это сильнодействующий стимулятор, разработанный российскими фармакологами для войск, действующих в «горячих точках». Неувязок, однако, в этой истории было множество, наиболее очевидная - сильные стимулирующие (по мнению МОК) качества препарата никак не сочетались с результатами, показанными на Играх уличенными спортсменами.

Но случившееся было на руку многим: президент МОК Хуан Антонио Самаранч официально объявил на открытии Игр, что они пройдут «под знаком борьбы с допингом». После того как за первые восемь дней Игр выяснилось, что бороться, увы, пока не с чем, скандал был придуман. Судя по тому, как развивались события, никому из его инициаторов, видимо, просто не пришло в голову, что пострадают прежде всего спортсмены. Когда об этом задумались, виновных как ни в чем не бывало реабилитировали.

Интересно мнение доктора Вильгельма Шенцера, возглавившего после смерти профессора Манфреда Донике знаменитую антидопинговую лабораторию в Кельне:

- В Атланте проблема бромантана обсуждалась вместе со специалистами-фармакологами. В итоге пришли к мнению, что имеющихся объективных научных данных недостаточно для того, чтобы отнести препарат к группе стимуляторов. Тем не менее был вынесен вердикт запретить бромантан, так как намерения, с которыми его принимали спортсмены, вполне можно считать допинговыми.

- По бромантану еще перед Олимпийскими играми 1992 года была разработана специальная программа, - рассказывал Богданов. - После того как я ушел из сборной в 1981 году, я стал тесно сотрудничать со специалистами Военно-медицинской академии и Государственного института фармакологии. Автор бромантана Юрий Морозов в свое время получил за него Государственную премию. Этот препарат действительно был сделан для военных. Но тогда же - 15 лет назад - я понял, что он очень успешно может применяться и в спорте, хотя бы для того, чтобы повысить общую сопротивляемость организма. Ведь давно известно: чем выше форма спортсмена, тем он уязвимее для всевозможных болячек.

Конкретно ответить на вопрос, что же такое допинг, до сих пор не может никто, - утверждает Богданов. - Официально принято считать, что запрещению подлежат фармакологические средства, которые способны стимулировать достижение результата, дают побочные эффекты и обнаруживаются в организме путем лабораторного анализа. Под все эти пункты без всякого труда можно подвести самый обычный аспирин. Вот и получается, что понятие «допинг» определяется лишь существующим списком запрещенных (а следовательно, опасных для здоровья) препаратов.

В то же время любой медик знает, что в фармакологии нет понятия «полезный» или «вредный». Все решает доза. Рассчитать ее для спортсмена путем эксперимента в клинике невозможно: большой спорт - это зона повышенного риска, где люди работают на износ в суперэкстремальных условиях. Если комплекс препаратов, который под видом восстановителей легально используют спортсмены при больших нагрузках, дать обычному человеку, он станет инвалидом. Другое дело, что принимать какие-либо средства бесконтрольно, когда дозу определяет тренер, - преступление.

Ни один специалист, имеющий представление о тех нагрузках, которых требует большой спорт, не скажет, что он против анаболиков, - подтвердил Богданов уже не однажды мною слышанное. - Есть множество анаболических препаратов растительного и животного происхождения, которые пока не запрещены и, значит, не могут считаться допингом. Мне очень хорошо известна программа подготовки американцев к Играм в Атланте. Есть такой препарат эритропоэтин, который приготовляется на основе вытяжки из желез китайского хомячка. Официально он относится к числу сильнодействующих гормональных препаратов, увеличивает количество гемоглобина в крови, соответственно повышает работоспособность. На самом деле его вполне можно отнести к области генной инженерии. При этом обнаружить антитела, которые эритропоэтин образует в крови человека, можно только на специальном оборудовании, причем сам анализ занимает больше двух недель. Ни одна допинглаборатория, аккредитованная МОК, включая знаменитую кельнскую, обнаружить эритропоэтин не в состоянии (как, кстати, и гемотрансфузию): в моче антитела живут секунды. Эксперименты с этим препаратом проводятся и в Италии. Поверьте, я знаю, что говорю: это ведь тренеры друг от друга секреты прячут. А ученые всегда гораздо больше заинтересованы в сотрудничестве.

Лет 20-25 назад мне удалось достать схему, по которой анаболики применялись в ГДР, - продолжал Богданов. - Там действительно была самая передовая фармакологическая методика, потому что именно специалисты ГДР сумели завладеть архивами концлагерей, где еще в период второй мировой войны проводились серьезные эксперименты со стероидами. Их целью было найти средство, которое позволило бы при минимальном питании заключенных добиваться от них максимальной работоспособности. После войны неподалеку от Берлина была создана абсолютно секретная лаборатория Крайше, где эксперименты продолжались. Чуть позже аналогичные исследования немцы начали проводить в клинике «Шарите», созданной на базе Гумбольдтского университета. Секретность работы полностью была обеспечена государственной службой безопасности «Штази». И уже тогда эта работа была в значительной степени сориентирована на спорт. Как только появлялся какой-либо новый препарат, специалисты начинали разрабатывать методику его выведения и прикрытия. Когда МОК запретил анаболики, немцы стали экспериментировать с инсулином. Его применение дает аналогичный эффект, но тут есть большой риск - можно спровоцировать диабет. Я был на 14 велогонках мира и, помню, никак не мог понять, куда пропадают немецкие гонщики перед этапом в Кенбауме под Берлином. А потом узнал, что там существует подземный трек, имеющий прямую связь с Крайше, где велосипедисты ГДР постоянно обследовались специалистами.

... После того как была разрушена Берлинская стена и две Германии превратились в объединенную, по миру пронеслась сенсационная волна признаний бывших чемпионов из ГДР в том, что им регулярно давали запрещенные анаболические препараты. Открытое заявление в печати пловчихи Барбары Краузе мгновенно поставило под сомнение чистоту побед в плавании Корнели Эндер (четыре золотые медали на Играх в Монреале, восемь высших наград чемпионатов мира 1973 и 1975 годов и 21 мировой рекорд в индивидуальных видах), Уте Гевенигер (пять титулов чемпионки Европы 1981 года и шесть мировых рекордов в брассе, установленные тогда же), Кристин Отто (шесть золотых медалей на Играх в Сеуле), многих других.

Правда, сенсацией это было только для непосвященных. Те, кто имел отношение к плаванию, прекрасно помнили «эпидемию гриппа» в сборной ГДР и скоропостижный отъезд команды с чемпионата мира в Западном Берлине после того, как там же на заседании техкома было объявлено об обязательном допингконтроле на анаболические стероиды. Тем не менее именно после скандальной кампании в прессе практически все тренеры ГДР, работавшие в сборных командах, были уволены новым руководством. Каждое из этих увольнений, как правило, сопровождалось запретом продолжать работу в большом спорте, и не нашлось практически ни одной европейской страны, которая рискнула бы взять к себе опальных специалистов.

Одним из немногих счастливчиков стал бывший главный тренер ГДР по плаванию Вольфганг Рихтер - его взял к себе барселонский клуб. Когда на одном из турниров года два назад я попыталась заговорить на тему фармакологической подготовки его бывших подопечных, Рихтер на прекрасном русском языке произнес: «Простите, но я не говорю по-русски и вряд ли сумею ответить на ваши вопросы». Такой же ответ последовал, когда я попыталась заговорить на английском. А когда рядом случайно оказался немецкий переводчик, тренер лишь сказал: «Я очень доволен своим контрактом. И не хочу его терять...»

Через какое-то время в прессе стали встречаться сообщения о том, что восточногерманские тренеры стали в массовом порядке перебираться в Китай, где уже тогда фармакологи более чем активно работали на спорт высших достижений.

- Я побывал в этом центре лишь однажды - в конце 1989 года, - рассказывал профессор Сергей Португалов, более 15 лет отвечавший за фармакологическое обеспечение наших сборных команд. - Уже тогда китайцы располагали всеми известными разработками в области допинга. И наотрез, не объясняя причин, отказались подписать с нами контракт о взаимном тестировании, какой в то время уже существовал между СССР и США. Поначалу в Китай действительно приглашали многих специалистов из Европы, и у восточных немцев, насколько мне известно, были самые высокие контракты, но сейчас в лаборатории нет ни одного иностранца. Это естественно, ибо если в стране на государственном уровне появляется идеологическая установка: «Мы должны побеждать!» - немедленно возникает вопрос: «Как?». И в ход идут все средства, а в этой ситуации чужаки становятся опасны. В свое время такая установка была и у нас, но, разрушив идеологию, мы разрушили и уникальные методики, которые создавались в течение десятилетий. Между тем специализированные центры создаются сейчас при государственной поддержке во многих странах. Те же немцы, которые в спорте проиграли все, что могли проиграть, в спешном порядке начали привлекать к работе со сборными многих из уволенных восточногерманских специалистов. Австралийцы официально объявили о том, что на подготовку своих спортсменов к Олимпийских играм в Сиднее правительство намерено ежегодно выделять 180 миллионов долларов. И именно сейчас как никогда четко видно, что борьба с допингом зашла в тупик и не имеет ничего общего с заботой о здоровье спортсмена.

Подготовка олимпийского чемпиона, чемпиона или рекордсмена мира - это огромный технологический процесс, и одна из его составляющих - фармакология. В том числе - с применением так называемых запрещенных препаратов. Я не раз приватно беседовал с покойным ныне блестящим химиком профессором Манфредом Донике, который много лет возглавлял лабораторию в Кельне. Он искренне считал своим долгом бороться с допингом в спорте, но при этом неоднократно говорил (естественно, не для печати), что если в некоторых видах спорта полностью исключить из подготовки анаболические препараты, то эти виды просто остановятся в своем развитии. Я скажу больше: нагрузки в большой группе видов спорта таковы, что работа без анаболиков наносит организму спортсмена гораздо больший вред, нежели побочные явления от употребления этих препаратов.

В той системе, которая существует в спорте, сам атлет совершенно бесправен, - считает Португалов. - Кстати, с юридической точки зрения, если спортсмен живет по законам страны, в которой официально разрешено принимать те или иные фармакологические препараты (а практически во всех странах анаболики используются в кардиологии, диетологии, терапии и даже педиатрии), то любые запреты - прямое нарушение его человеческих прав. Если же МОК требует неукоснительного соблюдения придуманных им правил, то почему не следует им сам? Почему, например, накануне последних Игр оправдали Алексея Петрова? Ведь до этого только в течение первой половины нынешнего года 62 штангиста из разных стран за положительный результат были дисквалифицированы пожизненно. Почему простили и допустили к Играм в Атланте Людмилу Нарожиленко, после того как она уехала из России в Швецию?

Уловив в моем взгляде вопрос, Португалов сам же ответил:

- Да потому, что муж у нее - швед. И председатель медицинской комиссии Международной федерации легкой атлетики Лундквист - тоже швед. И золото Нарожиленко в Атланте, которое вполне прогнозировалось заранее, - единственное шведское золото. Продолжать?

Продолжить я могла и сама. В конце прошлого года в употреблении декстропропоксифена была уличена рекордсменка мира в плавании брассом австралийка Саманта Райли. По сообщению иностранных агентств, решение ограничиться в ее адрес лишь строгим предупреждением было принято после того, как вице-президент олимпийского комитета Австралии Кевин Госпер позвонил президенту МОК Хуану Антонио Самаранчу, а тот, в свою очередь, в телефонном разговоре с председателем медицинской комиссии МОК принцем де Меродом выразил надежду, что наказание будет не слишком жестоким. Этот случай вызвал бурю негодования в Китае, 11 представителей которого (в том числе несколько рекордсменок и чемпионок мира в плавании) были дисквалифицированы на Азиатских играх 1994 года. Китайцы вполне резонно хотели знать: если Международная федерация (а соответственно, и МОК) считает возможным нарушать собственные законы, то зачем она эти законы создает? Тогда же забавная (но только на первый взгляд) апелляция поступила в МОК и от победителя мюнхенских Игр 1972 года в плавании американца Рика Демонта - он был дисквалифицирован и лишен золотой медали за употребление эфедрина, официально прописанного ему лечащим врачом...

Кстати, когда у трехкратного олимпийского чемпиона по плаванию Евгения Садового начались проблемы со здоровьем, немедленно отразившиеся на его результатах, один из известных врачей-кардиологов сказал: «Если бы он не был спортсменом, я бы настоятельно порекомендовал для восстановления курс анаболиков».

- Бороться с допингом прежде всего выгодно, - продолжал Португалов. - Это большой бизнес. На сегодняшний день существуют тысячи запрещенных препаратов и их производных. Одна лаборатория, аккредитованная МОК, в год делает около 10 тысяч официальных анализов. Стоимость каждого - от 280 до 300 долларов. Раз в три года лаборатории обязаны менять оборудование с учетом возрастающих требований. Такое переоснащение обходится в сумму до трех миллионов долларов. Кстати, каждая из машин последнего поколения, которыми оборудована знаменитая лаборатория в Кельне, стоит 880 тысяч немецких марок. На организацию всевозможных выездных проверок только Международная федерация тяжелой атлетики (и это официальные данные) тратит в год 28 миллионов долларов. При этом, согласно статистике, положительный результат дают три процента всех проведенных проб, и в девяти случаях из десяти там обнаруживают анаболические стероиды. Спрашивается, зачем существуют запреты на чудовищное количество прочих препаратов? А в целом борьба с допингом сводится к поговорке: «Не пойман - не вор». Есть и такая пикантная деталь: по правилам медицинской комиссии МОК, если первая проба спортсмена оказывается положительной, вторая проверяется в той же лаборатории. И ни разу не было случая, чтобы результаты были разными. Потому что для лаборатории это означает расписаться в собственной некомпетентности.

Мировая практика свидетельствует: пока существуют запреты, человечество будет стремиться их обойти, - говорил Португалов. - И наоборот: как только в Голландии была официально разрешена марихуана, статистика преступлений, связанных с торговлей и употреблением наркотиков, резко пошла вниз. Я категорически против того, чтобы стимуляторы применялись в детском спорте. Но спорт высших достижений - это совершенно особая статья. Прежде всего он не имеет ничего общего со здоровьем. Это, если хотите, эксперимент, на который люди идут сознательно. И вопрос, каким образом человек может поднять в толчке 300 килограммов или установить очередной мировой рекорд в беге на 100 метров, интересует всех: ученых, производителей оборудования и экипировки, телевидение. И, естественно, фармакологов. Если бы МОК вкладывал хотя бы часть средств, которые идут на борьбу с допингом, в подготовку таких специалистов, от этого выиграли бы в первую очередь сами спортсмены. Потому что дилетантизм в этой области - страшная вещь.

У нас до сих пор многие уверены в том, что, если съесть горсть анаболических препаратов перед стартом, победа гарантирована. Так не бывает. Правильно составить схему, чтобы не было передозировки и риска «засветиться», умеют очень немногие тренеры. К слову, для специалиста результат допингконтроля не имеет никакого значения. Когда я смотрю соревнования по тяжелой атлетике, то мне становится все ясно в те секунды, когда спортсмен идет по помосту к снаряду: такие мышцы спины, дельты, задней поверхности бедра, какими отличаются современные штангисты, невозможно натренировать обычным путем, даже если качаться 24 часа в сутки. Если при этом результат его пробы отрицательный, это говорит только о том, что фармакологическая подготовка была проведена правильно. Если же положительный - значит, извините, тренер - идиот. О врачах я не говорю вообще: в сборных командах крайне редко встречаются действительно квалифицированные специалисты.

В 1983 году, перед самым чемпионатом мира по тяжелой атлетике, который должен был проходить в Москве, в отделение спортивной травмы ЦИТО был доставлен олимпийский чемпион Леонид Тараненко. За две недели до этого ему делали позвоночную блокаду - штангиста беспокоила боль в спине. Но улучшения не наступило.

- Когда Тараненко во второй раз привезли в клинику, - вспоминал хирург Сергей Архипов, - он был серо-зеленого цвета, практически без сознания. Я много чего видел на своем веку, но, когда начал оперировать, ужаснулся: под мышцами спины и задней поверхности бедра все было залито гноем. В общей сложности нам пришлось откачать четыре литра. Уже потом, когда действительно появился шанс, что Тараненко выживет, я пришел к нему в палату и потребовал назвать настоящую причину случившегося (официальный диагноз был - остеохондроз). Оказалось, что он помимо обычного курса практически вслепую вводил себе большие дозы анаболиков прямо в мышцы. Видимо, тогда и была внесена инфекция. Дело в том, что анаболические препараты, помогая спортсмену быстро набрать форму, резко снижают иммунитет. Кстати, травмы, с которыми к нам нередко попадают не только штангисты, но и легкоатлеты, часто бывают прямым следствием «перебора». Когда такой пациент попадает на хирургический стол, каждый раз думаешь: «Ну почему именно я должен его оперировать?» Результат-то известен заранее: «анаболическая» мышца очень плохо заживает, почти всегда операцию сопровождается всевозможными осложнениями, дольше, чем обычно, идет восстановление двигательных функций. В случае с Тараненко тренеры спохватились только через две недели, когда он стал то и дело терять сознание. Хотя больших профессионалов, нежели штангисты, во всем, что касается допинга, я не встречал.

...В Атланте после олимпийского тяжелоатлетического финала в категории 108 кг, где чемпионом стал Тимур Таймазов, мне по дружбе (и, естественно, не для печати) было сказано: «У него здесь никто не смог бы выиграть». Мой собеседник при этом сослался на «специфическую» подготовку украинского штангиста и многозначительно развел руками: мол, понятно, о чем речь. Этот разговор я запомнила. Повод же вернуться к нему нашелся достаточно скоро: совершенно неожиданно для меня на откровенный разговор о допинге согласился экс-чемпион и экс-рекордсмен мира тяжелом весе Анатолий Писаренко.

Когда я ехала в Киев и потом, пока ждала в гостинице условленной встречи (Писаренко задержался на переговорах с партнером по бизнесу), постоянно думала о том, почему он согласился. Может быть, потому, что, побив в штанге все возможные мировые рекорды, в том числе и феноменальные - Василия Алексеева, Писаренко из-за бойкота Союзом лос-анджелесских Игр так и не стал олимпийским чемпионом? Или потому, что теперь он богат и независим (подготовка украинских штангистов к Атланте велась в значительной степени при его финансовой поддержке) и может позволить себе все что угодно? Логика Писаренко оказалась обезоруживающе простой: «Когда-нибудь ведь надо перестать врать? - полувопросительно сказал он. - Возьмите любое интервью любого из прежних олимпийских чемпионов - Жаботинского, Власова, Алексеева - и обязательно найдете слова о том, что их поколение было «чистым», а анаболики появились позднее. На самом деле анаболики были изобретены в тридцатых годах. Тогда же с ними и начали экспериментировать в штанге. А более конкретно вам лучше поговорить с моим бывшим тренером», - и он кивнул в сторону встречавшего меня на вокзале человека.

Тогда я еще не знала, что вскоре в Москве, разговаривая с одним из наиболее выдающих знатоков штанги, услышу в адрес тренера Писаренко - Владимира Ильина следующее: «Специалист высочайшего класса. Таких в мире - единицы».

- Давайте начнем с того, что абсолютно «чистых» штангистов в современном спорте уже давно нет, - говорит Ильин. - Как и не бывает случаев, когда человек выигрывает только потому, что принимал анаболики. Они лишь необходимое средство на определенном этапе подготовки. Иначе невозможно сделать ту работу, которая нужна для победы. Почему, скажем, в Атланте Таймазону проиграл Сергей Сырцов? Да потому, что слишком поздно перешел в более тяжелую категорию, не успел набрать нужный вес, форму. Он проиграл, подняв в толчке 225 килограммов, а это, извините, не уровень. И анаболики здесь ни при чем.

Разговоры о том, что все штангисты - потенциальные импотенты и обречены на бесплодие, - тоже бред, - считает Ильин. - По профессии я врач и давно изучаю все, что так или иначе связано с фармакологией в спорте. Если принимать анаболики круглый год, последствия действительно могут быть серьезные. Но это же бессмысленно. Доза всегда должна рассчитываться индивидуально, с учетом не только веса спортсмена, но и особенности его организма, физического состояния. Даже самая незначительная передозировка приводит к тому, что мышцы становятся жесткими и не способными к работе. Столь же бессмысленно пытаться поймать штангиста на употреблении анаболиков на соревнованиях. Во-первых, курс, как правило, рассчитывается так, чтобы к моменту старта никаких следов в организме не оставалось, а во-вторых, существует тысяча способов обмануть проверяющих.

На мой вопрос: «Как?» - Ильин улыбнулся:

- Зачем же я буду рассказывать тонкости, когда сотни спортсменов пользуются этими способами до сих пор?

...Говорят, способ катетеризации, когда непосредственно перед тестом из мочевого пузыря откачивается его содержимое и тем же путем заливается стерильная моча, первыми придумали восточные немцы, которым принадлежит приоритет во всем, что было связано с запрещенной фармакологией, в том числе с ее прикрытием. Помню комментарий советского специалиста тех времен: мол, такое изуверство могли придумать только в стране, где существовал фашистский режим.

Как бы то ни было, именно в тяжелой атлетике метод был доведен до фантастического совершенства. Многие штангисты не только научились производить все манипуляции с катетером самостоятельно в ближайшей туалетной кабинке. Они довольно быстро экспериментальным путем обнаружили, что вместе с катетером можно вводить в мочевой пузырь миниатюрный резервуар, чтобы в стерильное содержимое не попадали даже частицы собственных выделений. Как только «ноу-хау» стало всеобщим достоянием, соперники получили возможность бороться друг с другом не только на помосте.

Вот случай, который за давностью лет вполне может считаться легендой. В 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле сенсационным стал отъезд из Кореи всей болгарской сборной по тяжелой атлетике после того, как двое или трое штангистов были пойманы допингслужбой. То, что послужило причиной, вполне могло бы стать сюжетом для бестселлера. Как только выяснилось, что в зоне участников (из которой победителя забирали на допингконтроль) была лишь одна туалетная комната, ее по приказу вышестоящего начальника на несколько часов занял один из членов советской делегации. Прямиком идти в помещение допингслужбы, минуя туалет, для болгар означало стопроцентную дисквалификацию. Опоздание более чем на час грозило тем же. И руководство сборной предпочло снять команду с Игр.

Говорят, акция была проведена исключительно в воспитательных целях: за год до Игр на чемпионат мира сборные Болгарии и СССР приехали, имея взаимную договоренность, что подготовка к соревнованиям будет вестись «чисто». В первый же день чемпионата выяснилось, что условие выполнила лишь советская сторона. Главный тренер болгар Иван Абаджиев объяснил нарушение договора тем, что якобы не в силах контролировать работу своих тренеров. В результате разница весов, взятых победителями (едва ли не во всех весовых категориях ими стали болгары) и серебряными призерами, составляла от 20 до 40 килограммов, что само по себе не требовало никаких комментариев.

- Сотрудники допинговых служб часто говорят, что единственным неопровержимым доказательством приема анаболиков может служить положительный результат пробы, - продолжает Ильин. - На самом деле существует масса других признаков, включая состояние кожи. Но прежде всего это - структура мышц спортсмена. У меня достаточно большая практика, поэтому берусь утверждать, что определенным образом сформировать мышцу и одновременно «высушить» ее можно только при помощи специальной фармакологической работы. Это касается не только штанги. Взгляните на баскетболистов НБА. Селекция там, конечно, присутствует. Но в большинстве своем ведущие игроки - это искусственно созданные люди. То же самое можно сказать о легкой атлетике: у женщины не может быть таких идеальных мышц, какими отличаются, например, Гвен Торренс, Гейл Диверс, многие другие. Все это - требования современного большого спорта. И совершенно правильно поступают в тех же НБА, НХЛ, что не допускают до внутренней кухни никого из посторонних. А те, кто выступает в любительском спорта (хотя это понятие на уровне национальной сборной само по себе анекдотично), вынуждены играть по правилам МОК, который делает вид, что искренне стремится искоренить допинг. Это в принципе невозможно: новые препараты появляются гораздо раньше, чем методы анализа, которые позволяют их обнаружить. Но если задаться целью, скажем, поймать всех штангистов на употреблении нелегальных средств, то надо просто поручить это профессионалу и для начала заплатить ему хорошие деньги. Пока же выездной контроль проводят как правило, «общественники». И если предложить проверяющему сумму, которая в пять раз превышает зарплату преподавателя или юриста в Италии или Германии, поверьте, он сделает все, о чем его попросят. Не говорю уже о тех, кто работает в допингслужбах России и бывшего СССР: обычно бывает достаточно накрыть хороший стол.

Я, естественно, сужу по личному опыту, - уточняет Ильин. - За все время, что работал в сборной с Анатолием Писаренко, не было случая, когда я не знал о результатах его контрольных проб (которые, кстати, всегда были «чистыми») за несколько дней до того, как они ложились на стол руководства. А в 1984-м Писаренко был задержан при въезде в Канаду за то, что в его багаже обнаружили партию анаболиков. У таможенников, и это совершенно очевидно, была прямая наводка, так как количество препаратов было отнюдь не коммерческим. Тем не менее Писаренко дисквалифицировали, меня тоже. Затем, правда, восстановили в правах, но бывший председатель спорткомитета Марат Грамов посчитал, что в связи с этой историей Писаренко недостоин представлять Советский Союз на международной арене. Когда я об этом узнал, то пришел к одному из зампредов и открытым текстом сказал, что, если Писаренко не намерены ставить в команду на чемпионат Европы, я хотел бы знать об этом заранее, чтобы не делать лишнюю работу и не тратить деньги на необходимые нам препараты. Меня стали убеждать в том, что на Писаренко рассчитывают, но потом его вдруг вызвали на допингконтроль, продержали там сутки, за это время шесть раз брали пробы, все они снова были «чистыми». Но человек, который ставил меня об этом в известность, сказал, что есть приказ свыше. В итоге в официальном заключении было указано, что в одной из проб обнаружен ретаболил, которого там быть просто не могло: этим препаратом мы в тот год не пользовались вообще.

...В «группе риска», как любят выражаться фармакологи, говоря о допинге, наряду с тяжелой атлетикой неизменно присутствуют легкая, велоспорт, лыжи, гребля, плавание. Однако именно в плавании появился четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов, о котором все без исключения врачи, когда-либо работавшие в этом виде спорта, говорят, что он принципиально отказывается от всех предложений «помочь». Говорят большей частью с досадой: любой фармакологический эксперимент для достоверности эффекта требует участия звезд. «В плавании не нужен допинг, а нужны совершенно иные препараты: витамины, аминокислоты, - говорит Геннадий Турецкий, тренер Попова. - Большая мышечная масса, которую наращивают при помощи анаболиков, заставляет пловца «рвать» воду. А с ней надо обращаться деликатно. К тому же любая специальная фармакология, особенно накануне старта, вызывает у спортсмена психологическую зависимость. И соответственно неуверенность в своих силах».

Вице-президент Международной федерации тяжелой атлетики Николай Пархоменко рассказывал, как в 1976 году в Марселе накануне выступлений штангистов к нему подошел Валерий Шарий и в полной панике сказал, что не может, не чувствует в себе сил соревноваться и согласен на любой препарат, чем бы это ни грозило его здоровью. Пархоменко обещал посоветоваться с врачом, и тот в обстановке полной секретности вколол штангисту в ягодичную мышцу ампулу дистиллированной воды. Шарий стал олимпийским чемпионом, попутно установив несколько мировых рекордов.

Наверное, в подсознании каждого человека испокон века живет неистребимое желание стать сильным «вдруг». Съесть чудодейственную таблетку, выпить колдовской эликсир. Помните сказку об Илье Муромце? А популярный американский мультсериал «Папай-морячок» и спасительную банку шпината?

«Спорт - это едва ли не единственная области человеческой деятельности, где можно официально стать лучшим в мире. И тот, кто имеет такой шанс, ради победы готов проглотить что угодно: хоть сушеную жабу, хоть змеиный яд», - говорил мой отец, выдающийся тренер Сергей Вайцеховский.

...В Кременчуге каждый год проводится гонка памяти Григория Радченко. Ее трасса подходит совсем близко к маленькому кладбищу в селе Чечужино, где живут родители погибшего гонщика. Они до сих пор не знают истинной причины его смерти - об этом мне рассказал в Чечужино младший брат Радченко - Александр. Впрочем, правду знал в Кременчуге лишь один человек - Михаил Курбатов. Он второй год работает по контракту где-то в Африке. Тренером.