Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

— Насколько приятно быть одним из самых обсуждаемых комментаторов в России?

— Лучше быть обсуждаемым, чем не обсуждаемым. Игнор публики означает, что ты ей просто не интересен. Что касается полярности оценок, то я привык. Смирился с этим. Не погружаюсь в эту атмосферу, стараюсь отстраниться. Каждый сам решает, соприкасаться с ней или нет. Не вбиваю своё имя в поиске Google или «Яндекса», чтобы посмотреть, что пишут. Только жена иногда смотрит.

— И что говорит?

— Ничего. На самом деле никакого ужаса нет. Не вижу никаких проблем, потому что это нормально. Есть разные мнения, но мир состоит не только из комментариев в сети. Но здесь либо ты должен принимать современный мир со всеми его чертами, либо заниматься чем-то другим.

— Был ли период, когда это доставляло психологический дискомфорт?

— Да, и очень длинный. Знаете, я верю в то, что мысли материальны. Что энергетика, в том числе и негативная, имеет свойство формироваться и влиять на человека. Если писать о ком-то плохое, то его это коснётся. Но обо мне много и хороших слов, поэтому всё между собой уравновешивается. Только раздражает отсутствие возможности поговорить тет-а-тет. Если бы каждый, кто имеет какие-то претензии, высказал бы их мне в лицо, то мог бы получиться диалог, можно было бы поспорить, выслушать критику, ответить на неё. Но практика показывает, что в личных встречах никто никогда так не делает.

— Убедились в этом на собственном примере?

— Да. После выпуска книги у меня состоялись встречи с читателями в разных городах страны. Никакого фейсконтроля не было, мог прийти кто угодно, в том числе и «хейтеры». Но ни разу не было ни одного даже намёка на инцидент. Поэтому, на самом деле, конструктивных претензий нет. Это просто выплески эмоций, которые предполагает наша профессия. Я научился относиться к этому как к части жизни. Скажу лишь, что нам, комментаторам, достаётся больше, чем кому бы то ни было. Даже самих спортсменов обсуждают и ненавидят меньше, чем нас.

— В целом есть понимание, за что люди любят, а за что — нет?

— Сложно сказать. Зритель слышит то, что он хочет слышать, а не то, что ему говорят. Любой болельщик хочет сопереживаний в унисон с самим собой. Поэтому мои самые удачные репортажи — матчи сборной России или выступления российских команд в еврокубках. Там все с тобой на одной волне. А тяжелее всего, когда играют конкуренты в российском чемпионате или же европейские гранды между собой, когда аудитория расколота на две части. Если ты радуешься голу «Спартака» в ворота ЦСКА, то болельщики красно-синих в этот момент хотят тебя убить. И наоборот.

— Был ли случай, когда нужно было занимать сторону одной из команд, но этого делать не хотелось? Или из-за внутренних предубеждений было неприятно смотреть на каких-то футболистов?

— Помню только один случай. Тогда должна была закончиться моя толком ещё не начавшаяся карьера. Это был мой первый опыт комментария большого матча с российской командой под картинку. ЦСКА проиграл в квалификации Лиги чемпионов «Мольде» 0:4.

В какой-то момент растерялся и не знал, что говорить. Не то чтобы я не болел за российскую команду, но она настолько провально играла, что было непонятно, как себя вести. Честно говоря, и сейчас могли бы возникнуть проблемы с формулировками: здесь важно не перегнуть палку с негативом, болельщики-то проигрывающей команды сидят у телевизора и каждое резкое слово бьёт по ним вдвойне больнее. А тогда опыта у меня не было совершенно, и вот во время матча в студию входит человек, у него у руках листок бумаги. Разворачиваю и читаю: «Только что звонил Бурков (наш директор) и велел тебе немедленно прекратить учить их играть в футбол!».

— Какие мысли были тогда в голове?

— Думал, что моя карьера на этом закончена, причем первым, кого я встретил, приехав на следующий день в «Останкино», был сам Бурков. Я хотел провалиться сквозь землю, а он расплылся в улыбке, пожал мне руку и сказал: «Привет, молодец! Классно отработал. Только учти, что ты не тренер и не футболист. Поэтому не нужно объяснять профессионалам, как им заниматься своей работой». Хороший урок, на всю жизнь.

— Дмитрий Губерниев однажды сказал, что его истерические пассажи — единственное, чем можно компенсировать отсутствие результата, не дать зрителю уйти от экрана. Может ли голос комментатора спасти неинтересный матч?

— Если бы можно было замерить рейтинг трансляции матча с разными комментаторами, то у нас была бы объективная картина. Но её нет. У меня был руководитель, абсолютно убеждённый в том, что хороший комментатор добавляет рейтингу пару процентов. Это если матч хороший, а вот если он совсем ни о чём, то здесь вряд ли комментатор поможет, тем более что речь идёт не о биатлоне, а о футболе, где если наша команда играет плохо, зрителю сложно внушить обратное. Биатлон совсем другой спорт по своей сути, в футболе всё видно как на ладони. Поэтому ведущему нужно передать зрителю это ощущение.

Переигрывать, думаю, в любом случае не стоит, публика всегда чувствует фальшь. Но действительно можно и даже нужно немного подыграть, вытянуть не очень интересную игру за счёт драйва и динамики голоса, дать зрителю понять, что всё круче, чем есть на самом деле. Но это если речь идёт о событии мирового масштаба. Всё это не работает на соревнованиях на первенство водокачки. Однако можно утверждать, что подача материала — важнейшее качество любого человека, работающего в прямом эфире.

— Необходимо актёрское мастерство, верно?

— Безусловно. Это одна из важных составляющих профессии. Владимир Маслаченко был моим любимым комментатором, когда я только начал смотреть футбол в детстве. Потом мы с ним довольно много общались. Поэтому так или иначе что-то я от него перенял. Однажды он сказал такую фразу: «Комментатор — артист у микрофона». Полностью разделяю эту точку зрения.

— При работе в паре бывают ситуации, когда партнёр откровенно вызывает дискомфорт?

— Бывают. Поэтому я редко работаю в паре. К счастью, наше руководство это понимает. Я был против изначально, но мне не удалось убедить прежних руководителей в том, что это неправильно, потому что за модель они взяли американские виды спорта. Но футбол сильно отличается от них скоростью и отсутствием пауз.

Кроме того, русский язык более громоздкий, нежели английский. Поэтому когда на таком языке начинают говорить сразу два человека, то это воспринимать становится очень сложно, да и зачастую такой парный комментарий превращается в беседу двух приятелей, а комментарий спортивного события в прямом эфире — это всё-таки другая история. К тому же в силу обстоятельств у нас на НТВ+ не было возможности приглашать комментировать бывших футболистов, чтобы создалась классическая пара ведущий-комментатор и эксперт, как это делают в англоязычных традициях.

— Бытует мнение, что наши футболисты неинтересны как эксперты.

— Сейчас уже ситуация поменялась. Я мог только мечтать, чтобы у нас на НТВ+ был такой состав экспертов, как сейчас на «Матч ТВ». Это же круто, когда такие люди, как Андрей Аршавин, Роман Широков или Андрей Тихонов приходят в эфир и разговаривают о футболе. Причём делают это классно, интересно. Когда мы начинали снимать телевизионные программы, самой большой проблемой было найти гостя. И в итоге всегда приходили к тому, что есть узкий круг людей, состоящий из двух с половиной человек, по которому ты ходишь. Сегодня специалисты в студиях и уровень экспертизы на каналах «Матч ТВ» ни в чём не уступают коллегам с зарубежных каналов.

— Согласны с мнением, что российский футбол находится на подъёме?

— Уровень такой, какой он есть, это объективный показатель. Другое дело, что я против самоуничижения. С точки зрения человека, внёсшего некоторый вклад в развитие футбола в России, мне было бы странно заявлять, что всё плохо. Тогда зачем я всем этим столько лет занимаюсь? Это как с ребёнком, которому нужно говорить, что он чуть лучше, чем есть на самом деле. Поэтому я бы сказал, что мы находимся на стадии роста. Просто нужно понимать, что люди играют как могут.

— В Twitter вы позволяете себе критику российских футболистов. Могли бы повторить такое в эфире?

— У некоторых людей очень странное представление о том, что мы можем, а чего не можем произносить в эфире. Да, какие-то границы есть, но они устанавливаются не руководством, а формируются, исходя из опыта работы. Журналист делает это сам, основываясь на собственных моральных принципах, воспитании. Конечно, существует политика издания, так как у каждого канала есть владелец.

Поэтому стоит различать трансляцию и выражение своей позиции в социальных сетях. В первом случае ты комментируешь происходящее, другого от тебя и не требуется. Кстати, с этой точки зрения я, безусловно, вырос и стал опытнее, поскольку во время репортажа стараюсь быть более сдержанным в суждениях и оценках. Для всего остального есть соцсети, блоги и так далее.

— Сложно ли сдержаться в эфире, если испытываете негативные эмоции по отношению к участникам матча?

— Не помню такого, чтобы меня прямо вот воротило от происходящего. В эфире такое исключено. Другое дело, когда ты аргументированно можешь объяснить, почему, например, выступаешь против приглашения в Россию иностранных тренеров, при этом не высказывая неприятия. Это опять же вопрос корпоративной этики. Потому что мы все общаемся друг с другом. Да, можно выйти из этого социума, сесть в YouTube и всех поливать грязью. Но я не могу себе этого позволить, потому что на протяжении многих лет делаю программу про российских футболистов и тренеров. Мы нужны им, они — нам.

— Кого бы вы назвали самым ценным игроком десятилетия?

— Таких много. В отличие от индивидуальных видов спорта, в футболе есть команды. Поэтому я против личных наград. Лионель Месси, «Золотой мяч» — коммерция и маркетинг. Это не имеет никакого отношения к реальной оценке. Лионель ничего не выиграл со своей сборной, и я бы посмотрел на него в другой команде, не в «Барселоне». Поэтому для меня Криштиану Роналду — больший чемпион, хотя с точки зрения собственно игры в футбол мне больше нравится аргентинец. У него талант от бога, а португалец сделал себя сам. Просто два разных пути к вершине. Но ты не выиграешь матч, будучи единственным гением на поле.

— При этом после чемпионата мира в составе сборной России многие выделяли Игоря Акинфеева и Сергея Игнашевича, хотя в равной степени внимания заслуживает и Юрий Жирков...

— Просто исторически сложилось так, что людей, которые выходили за рамки своего клуба и становились всенародными любимцами, не так много. Это Андрей Тихонов, тот же Акинфеев и Артём Дзюба. Последний — кумир миллионов детей. Приведите его в детский сад — все побросают ложки и побегут к нему. Таких больше нет.

— Станет ли поколение, взращённое на чемпионате мира 2018 года, лучше предыдущего?

— Честно говоря, с этой точки зрения я очень разочарован, потому что мы не поймали волну ажиотажа и вовлечённости в футбол. Турнир прошёл, и стадионы вновь пустые, повсеместный упадок, хотя по-прежнему все играют в футбол. В Москве детская команда есть в каждом подъезде, не говоря уже о всяких академиях. Но вот пропасть между любительским спортом и профессиональным по-прежнему велика.

— Хороший контракт в первой лиге — это вопрос блата или таланта?

— На сегодня, конечно, первое. Мировым футболом управляют агенты. Возможно, человек экстраординарного таланта, такой как Месси, рано или поздно пробьётся. Но игроку со средними возможностями очень сложно построить карьеру. Именно поэтому многие заканчивают со спортом уже в подростковом возрасте, просто теряют интерес. Кроме того, в Москве мало профессиональных клубов. Сравните с условным Лондоном, где в каждом районе есть команда, выступающая в каком-нибудь дивизионе.

— Но в России футбол остаётся самым массовым спортом. Почему это происходит?

— Мало рабочих мест, высокая конкуренция. В стране, где нет среднего бизнеса, не будет никакого футбола. «Кьево» содержит владелец фабрики, выпускающей рождественские куличи. Можете себе такое представить в России? И это команда высшего дивизиона («Кьево» вылетел из высшего дивизиона в конце прошлого сезона. — RT). А у нас всё держится на госкорпорациях и энтузиазме отдельных людей, таких как владелец «Краснодара» Сергей Галицкий.

— Может ли чему-то научить его пример?

— Галицкий — уникальный персонаж, у которого наличие денег совпало с фанатичным увлечением футболом. Такие люди, как он, что-то хорошее делают не благодаря, а вопреки. А в массовом спорте происходит наоборот: средств нет, полей нет, низкие зарплаты тренеров, всё приходится оплачивать родителям из собственного кармана. Сколько у нас крупных городов, где вообще нет профессиональных клубов? Конечно, хорошо, если бы в каждом из них проживало по два-три Галицких, но что имеем, то имеем.

— Почему в чемпионате России нет человека, который бы после матчей комментировал решения по VAR?

— Я вообще считаю, что все переговоры главного арбитра с бригадой VAR должны быть слышны.

— Не убивает ли VAR интерес к футболу, как это произошло в фигурном катании?

— Если технический прогресс минимизирует ошибки — а в футболе их стоимость очень велика — значит, он необходим. Однако вопрос заключается в его исполнении. Пока доброе намерение ведёт к ещё большему хаосу. Англичане были против этой системы, но им пришлось подчиниться в приказном порядке. Пока я вижу лишь то, что, с одной стороны, с помощью этой системы судьи действительно избегают грубых ошибок, но с другой — получают дополнительную возможность манипулировать ходом игры. В нынешнем виде, считаю, протокол VAR недееспособен. Его нужно менять.

— Тяжело столько лет работать в одном жанре?

— Да, это сложно. Я посчитал, что прокомментировал более тысячи матчей за 20 лет. Думаю, это очень много.

— Если эти 20 лет попытаться разделить на периоды, то в какой момент вы больше всего нравились себе как комментатор?

— Не люблю заниматься самолюбованием, очень редко себя слушаю. Только в том случае, если мне что-то не нравится. Знаете, часто говорят, что о результате человека творческой профессии никто не знает так, как он сам. Я, например, с удовольствием перечитываю свою книгу «Истории чемпионатов мира» и иногда думаю «Неужели это я написал, круто же!». Это та работа, которой по-настоящему горжусь. Что касается репортажей, то, бывает, слушаешь, и вроде неплохо, а иногда даже включать не хочется.

— Даже если был какой-то действительно огненный эфир, и вы сами понимаете, что превзошли себя?

— Обычно в таких случаях первое сообщение, которое я получаю: «Чтоб ты сдох» или «Ты — худший комментатор». Значит, отлично прокомментировал. Это самый большой минус нашей профессии. У нас совсем нет естественной обратной реакции.

— То есть здравомыслящий в социальные сети не пишет?

— Анонимно и безадресно? Конечно, нет. Социальные сети — это «Жалобная книга» Антона Павловича Чехова. Просто умноженная на 100 миллионов населения.

— Сколько вам требуется времени на восстановление после матча?

— Долго, бывает, даже несколько дней. Ты возвращаешься к каким-то моментам — здесь оговорился, там неправильно оценил эпизод. Сейчас же очень много повторов, и даже если ты не очень хочешь в это погружаться, то всё равно в социальных сетях натыкаешься на комментарии и понимаешь, что допустил ошибку во время трансляции. Зритель же имеет возможность любой факт или историю пересмотреть, перепроверить. Сейчас появились люди, которые специализируются на том, чтобы подлавливать комментаторов на ошибках.

Я не могу не переживать по этому поводу, потому что ответственно и слишком самокритично отношусь к своей работе. Старшие товарищи мне подсказывали, что после окончания репортажа нужно перелистнуть страницу. Но всё равно мелкие помарки и ошибки есть всегда. Честно, получаю огромное внутреннее удовольствие, когда удаётся почувствовать игру, проанализировать, как она будет складываться, или реализовывается сценарий, который был до игры у меня в голове. Но когда потом оказывается, что что-то упустил, перепутал или забыл, это удручает. Ну и от эмоциональной составляющей никуда не денешься. Химические процессы в организме, адреналин и всё остальное.

— Чем снимаете стресс?

— Ничем. Водки не выпьешь — эфирная работа в разгар сезона ежедневная, к тому же я всё время езжу за рулём, а в наше время лучше не рисковать и не садиться за руль даже с лёгкого похмелья. Плюс у меня ребёнок, и надо рано вставать. Да, есть спортзал, но мне он не помогает, потому что стресс в голове, а не в теле. Наверное, надо больше гулять на свежем воздухе.

— Значит, вы вообще не пьющий?

— Нет, выпить могу, конечно, редко, но метко. Потому что такая возможность есть только тогда, когда на следующий день у меня нет эфира, а значит, могу себе позволить расслабиться. Но работа интенсивная, и такое бывает далеко не то чтобы не каждый день, а даже не каждую неделю.

— Совершали ли безумные поступки в таком состоянии?

— В детско-юношеском возрасте было столько всего, что я удивляюсь, как люди моего поколения вообще дожили до сегодняшнего дня. Сколько всего мы творили в дотелевизионную эпоху!

— А за руль садились под градусом?

— Только и ездили пьяными, о чём вы? (Смеётся). Шучу, разумеется. Да это и машиной-то не назовёшь. У меня были старые ржавые «Жигули», у которых отваливался глушитель, не работали фары. Но для 1990-х это была типичная история.

— Кого из коллег приятнее всего слушать?

— У нас сложилась большая группа разных интересных комментаторов. Случайных людей практически нет: все прошли долгий путь естественного медийного отбора. Что касается имён, то называть их не буду. Вообще не люблю публично обсуждать коллег, потому что мы все общаемся, так что уверен, должна же быть солидарность, уважение.

— С кем вам было бы интересно поработать в эфире?

— Мне кажется, нет такого человека, с кем бы я ещё не работал в паре. Более того, я работал в паре с такими людьми, что вам бы и в голову не пришло: с известными ныне телеведущими Александром Гордоном и Владимиром Соловьёвым. Когда-то мы вместе вели репортажи на радио. Как я уже говорил, не очень приветствую работу в паре, особенно без чёткого разделения на ведущего комментатора и аналитика. Из коллег мне комфортно с Константином Геничем, с которым мы постоянно работаем в паре на матчах компьютерной игры FIFA, но в реальной жизни он тоже не очень хочет работать в паре.

— Это ярчайший пример сольного комментатора, который сделал себя сам и воплотил в себе главные ипостаси нашей профессии: аналитика и ведущего комментатора. Костя единственный в России профессиональный футболист, который стал топ-комментатором. Притом что в Англии он был бы идеальным экспертом. Там так принято: кто играл на профессиональном уровне — эксперт, что в кадре, что за кадром.

Но у них этой традиции десятки лет, у нас же она пока толком не сформировалась, и не уверен, что когда-нибудь сформируется. Смотрите, сколько на «Матч ТВ» классных экспертов, но ни один из них не стал комментатором, хотя некоторые хотели, пробовали, потом снимали гарнитуру, насквозь мокрую от пота, и говорили: «Ничего себе, как это, оказывается, сложно! Как вы вообще это делаете?».

— Как вы видите развитие комментаторского искусства в будущем?

— Думаю, что рано или поздно оно станет более интерактивным. Как в игре FIFA. Кому-то нравятся эмоции, кому-то — нет. Наверное, всё будет идти к тому, что зритель сможет выбирать себе как в навигаторе комментатора с подходящим тембром голоса и эмоциями. Идеального комментатора ведь не существует, а электронные сервисы идут в сторону персонализации. Поэтому человечество скоро придёт к варианту персональной настройки ведущего эфира.

— Значит, зритель сможет голосовать за понравившегося комментатора и это можно будет использовать в коммерческих целях?

— Нет, такое может произойти только у плохого руководителя. Если решает публика, то зачем нужен руководитель? Кроме того, назначение комментатора голосованием плохая идея ещё по двум причинам: зритель, не зная тонкости профессии, не может быть осведомлён о том, что, допустим, вот у этого комментатора плохое зрение, и он не может работать со стадиона, а у другого не сложились отношения с каким-то клубом, и ставить его на матч этого клуба не следует, и так далее. Очень много нюансов, которые зритель не может и не должен знать. Во-вторых, в наше время любое электронное голосование — необъективно. Человек, умеющий работать с медиа, с SMM и техникой, легко сделает вам тот результат, который нужен.