Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет
Главная
От автора
Вокруг спорта
Комментарии
Водные виды спорта
Гимнастика
Единоборства
Игры
Легкая атлетика
Лыжный спорт
Технические виды
Фигурное катание
Футбол
Хоккей
Олимпийские игры
От А до Я...
Материалы по годам...
Translations
Авторский раздел
COOLинария
Telegram
Блог

Вокруг спорта
Антон Сихарулидзе: «МНЕ УЖЕ СТЫДНО БЫТЬ ЧАПЛИНОМ»
Антон Сихарулидзе
фото © Александ Вильф
на снимке Антон Сихарулидзе

Выдающийся спортсмен и государственный человек - председатель комитета Госдумы по физической культуре и спорту - пришел в редакцию в почти домашнем виде. Пояснил: «Приболел я немного. Еле заставил себя встать. Хотел даже позвонить, отменить встречу, но посчитал, что это будет неправильно: пообещал ведь уже. Правда, сейчас чувствую себя даже неловко как-то. Привык уже постоянно в костюме и галстуке на людях появляться».

Соответственно, и первый вопрос сложился сразу.

- Что побудило вас пойти в политику? Зачем вообще, на ваш взгляд, выдающиеся спортсмены идут в Думу?

- Я бы начал не с того, что спортсмены «туда» идут, а с того, что в какой-то момент они заканчивают профессиональную карьеру, и встает вопрос, чем заниматься дальше. И где работать. Вариантов бывает достаточно много. Кто-то выбирает для себя тренерскую деятельность, потому что видит себя именно в таком качестве. У меня же такого желания не было никогда. А вот общественная деятельность, напротив, привлекала. Когда я закончил кататься, то достаточно часто подключался к различным политическим проектам, чтобы понять, что мне нравится в них участвовать. И почувствовал, что могу быть востребован.

- Бытует мнение, что государственная Дума – это некое сообщество людей, жизнь которых сводится к тому, что они сидят с утра до вечера на заседаниях, но ничего от этого не меняется?

- Мне, видимо, довелось общаться в свое время с наиболее яркими представителями и Госдумы, и Совета федераций. Я видел, насколько эти люди загружены, сколько в их жизни всего происходит. С какой ответственностью они относятся к своему делу, живут этим. Как и что происходит в Думе в ежедневном режиме, я конечно же не знал. Думаю, там хватает и таких, кто считает, что главное – избраться. Но все ведь зависит от человека. Я, например, очень рад что занимаюсь делом, которое дает мне возможность для очень активной деятельности. Все, чем приходится заниматься, я стараюсь делать как бы «в рост» и мне, если честно, не особенно хватает времени на что-то еще. Сейчас например, простудился, несколько дней не был на работе и для меня это уже катастрофа. Начинаю думать, что упускаю что-то важное, что из-за моего отсутствия ослабевают цепочки взаимоотношений с людьми, с которыми я работаю в одной связке.

- А в чем вы видите цель своей работы?

- На протяжении многих лет комитет по физической культуре и спорту в Думе не очень активно себя проявлял. И те сложности и несовершенство системы, которые есть на мой взгляд в спорте, проистекают прежде всего потому, что у нас нет полноценной  законодательной базы. Как всегда было? Если нужно что-то сделать, но это «что-то» немножечко идет в противовес с законом, значит нужно закон обойти.  Потому что это – спорт, это – победы.

На мой взгляд, сейчас в Думе сложилась очень благоприятная ситуация: там собралось достаточно много людей из спорта. Мы делимся впечатлениями, пусть не все являемся членами одного комитета, но это неважно. Потому что все, кто вышел из спорта, все равно будет переживать за него всю свою жизнь. Уже заметно движение вперед, и меня это радует. К нам обращаются, с нами советуются, к нам приходят люди, которые многие месяцы работали над существующим Законом о спорте, приносят поправки, объясняють надобность тех или иных изменений. Существующий закон является лишь макетом и наша задача - за ближайшие год-два его доработать. Чтобы он стал полноценным документом по которым будет жить вся отрасль.

Меня на самом деле радует этот энтузиазм. Как и то, что мне постоянно звонят ребята из самых разных видов спорта. Рассказывают о каких-то ситуациях, с которыми приходится сталкиваться.

- Согласитесь, что все это в большей степени теория. А случалось сталкиваться с тем, что к вам приходят люди и банально просят о помощи? О реальной помощи.

- Таких очень много. Но здесь есть одна тонкость. Я бы очень хотел иметь возможность помочь всем. Но это не всегда возможно, потому что многие вопросы находятся в компетенции исполнительной власти. Самый больной вопрос – нехватка финансирования. Я могу быть проводником между тем кто ко мне пришел и, скажем, министерством спорта. Но надо отдавать себе отчет в том, что прикладные вопросы гораздо быстрее решаются именно исполнительной властью.

- Зачем вообще нужен закон о спорте? Тот же Конгресс США никогда не поднимал вопрос о его неоюходимости, что не мешает американцам обыгрывать нас на Олимпиадах.

- Мне кажется, такой закон необходим. Физической культуре и спорту сейчас уделяется громадное внимание со стороны государства. Выделяются серьезные деньги на развитие инфраструктуры, то есть спорт стал огромной отраслью. Почему бы в этой отрасли не существовать закону по которому она живет? Сейчас же получается, что каждая отдельно взятая федерация существует так, как ей удобно. По своим, зачастую непонятным правилам.

Могу объяснить, что, на мой взгляд, в этом законе должно быть прописано. Прежде всего порядок взаимоотношений. Между спортсменом и тренером, спортсменом и его спортивной федерацией, федерацией и исполнительным органом, федерацией и олимпийским комитетом, олимпийским комитетом и исполнительным органом. Сейчас то здесь, то там, постоянно происходят какие-то столкновения интересов. И если мы не придем к единым правилам, эти интересы будут продолжать сталкиваться все сильнее и сильнее.

Все, что касается детского и юношеского спорта – тоже на сегодняшний день нигде не прописано. Мы только начали собирать информацию на этот счет, но я убежден, что должен существовать отдельный закон и в этой сфере. Например, на данный момент у нас часть детских школ относятся к министерству спорта, а часть, причем большая, – к министерству образования. Не думаю, что это правильно. Мне кажется, что все отношения внутри отрасли должен регулировать один государственный орган. У нас же чересчур много смежных министерств, которые занимаются как бы одним делом.

Университетский спорт вообще нужно создавать с нуля. А ведь это – та самая база, на которой держится весь мировой спорт. Будет здорово, если нам удастся поймать баланс между интересами всех тех, кто задействован в механизме. Чтобы у каждого эти интересы не просто соблюдались, но были бы свои права, свои обязанности. Если министерство спорта будет заниматься всей цепочкой, начиная от детского спорта и заканчивая спортом высших достижений, тогда будет и с кого спрашивать.

- А зачем государству заниматься чисто профессиональным, по сути коммерческим, спортом? Ведь те же провинциальные футбольные клубы содержатся именно за государственный счет.

- Мое мнение таково: понятно, что спорт высших достижений должен жить на какие-то средства и есть не так много источников, из которых эти средства можно получать. Было бы правильно, как мне кажется, чтобы этим источником стали внебюджетные доходы. Спонсорские. Но для того, чтобы спонсор вкладывал деньги в спорт, надо создать ему благоприятные условия. Более гибкое налогообложение, например, для тех, кто готов вкладывать деньги в спорт, в культуру... Это было бы справедливо. Только тогда спонсоры охотно пойдут и в федерации, и в клубы. Но на сегодняшний день такой схемы не существует. Мои разговоры на эту тему пока не привели к успеху. Я не предпринимал никаких конкретных шагов, потому что пока не готов их делать. Но уверен, что рано или поздно такая система будет сформирована. Тем более, что существует проверенный и оправдавший себя мировой опыт.

- А что, у этого предложения есть противники, или просто не доходят руки?

- Все, что касается денег и налогообложения – крайне сложный вопрос. Но его нужно решать. Иначе мы никогда не создадим цивилизованной системы развития спорта.

- Первый ваш вопрос в стенах редакции был связан с выступлением питерского «Зенита» в Лиге чемпионов. А какое место занимает футбол в вашей жизни?

- Я люблю его смотреть, хотя не могу сказать, что для меня футбол - это спорт номер один. Стараюсь не пропускать матчи сборной, потому что это – сборная, и «Зенита», потому что люблю этот клуб. Но при этом вижу слишком много внимания и прессы и спортивного руководства страны к футболу. Слишком.

- Другими словами, не считаете эту ситуацию нормальной?

- Мы, как мне кажется, не должны забывать про то, что существуют и другие виды спорта. Сегодняшняя значимость прессы и телевидения такова, что при желании можно раскрутить любой вид спорта.

- Ну, не до таких же объемов?

- Понимаю. Но посудите сами: мы всегда придаем большое значение олимпийским победам. При этом не задумываемся, что существуют виды спорта, совершенно неизвестные болельщикам, но настолько медалеемкие, что победы в этих видах могут практически гарантировать стране высокий общекомандный результат. Например, шорт-трек. Понятное дело, что массовый зритель им не интересуется. Я и сам не имею понятия, что там происходит. Где все эти люди тренируются, где выступают. Хотя где, как не в нашей стране, шорт-трек развивать? У нас бурно развивается фигурное катание, хоккей. Многие переходят в шорт-трек именно оттуда. К тому же это – тот же лед, та же самая площадка. Мы вкладываем сотни миллионов долларов в хоккей, чтобы выиграть одну олимпийскую медаль. В то время, как в шорт-треке их разыгрывается десяток. Фантастическая цифра, применительно к зимним Олимпиадам. Я не сравниваю. Просто хочу сказать, что такие виды спорта ни в коем случае нельзя упускать из внимания. Если хотим побеждать, должны уметь просчитывать перспективу.

- То, что вы перестали принимать участие в телевизионном ледовом шоу, как-то связано с вашим уходом в политику?

- Я и за несколько лет до этого уже не был доволен тем, что делаю на льду. Это касалось не только телевизионных проектов, как бы они не назывались, но и спорта тоже. Видимо перекатался немножко. Не говорю, что чувствовал слишком старым, но, тем не менее, перекатался. Уже было неприятно и, может быть, отчасти стыдно быть Чаплином. Говорил сам себе много раз: «Ты уже взрослый мужчина, какой Чаплин?» У меня начали появляться мысли, которые совершенно не совпадали с тем, что мне приходилось делать на льду. Началась своеобразная борьба внутри себя. В большом спорте у меня был флаг, гимн, слезы, непростой путь, но это была целая жизнь, и я понимал, зачем она нужна. Вся последующая работа в шоу этого понимания не приносила.

- Даже когда вы со своей партнершей Еленой Бережной выступали во всемирно известном Stars on Ice?

- Начиная со второго года выступлений – однозначно. Если бы мы и дальше думали о том, чтобы продолжать кататься, возможно, я смотрел бы на это иначе. Но желания кататься уже не было ни у меня, ни у Лены. Последние же годы были просто невыносимыми: я не хотел проводить по нескольку месяцев в автобусах, в гостиницах. Видимо, с детства сохранилось убеждение, что помимо работы перед человеком всегда должна стоять глобальная цель. А тут я вообще не понимал, зачем продолжаю все это делать. Выходил на лед, катался, но это было всего лишь зарабатыванием денег. Поэтому и не нравилось. Я потом это понял, когда закончил карьеру.

- Зачем же тогда, вернувшись в Россию, согласились принять участие в ледовом телевизионном шоу? Только из-за денег?

- Конечно. Просто работа. Первый проект к тому же был мне интересен. Потому что давал совершенно новый опыт, новые эмоции. Даже интерес к фигурному катанию временно пробудился. Я никогда не катался с неподготовленным человеком, никогда не сталкивался с тем, что обучение может проходить в прямом эфире, моя партнерша по проекту Наташа Ионова (Глюкоза – прим. Е.В.) оказалась очень веселой, приятной девушкой. У нас сразу сложились нормальные отношения, было интересно вместе ходить на тренировки, мы получали удовольствие от процесса даже когда ничего не получалось. А вот потом голова переключилась обратно, и стало намного скучнее.

- Сейчас вы регулярно появляетесь на проекте в составе жюри. Интересно?

- Интереснее, нежели кататься самому. Мне нравится смотреть, как и что происходит. Я имею возможность сравнить это с собственными ощущениями. Те ребята, которые начинали участвовать в проекте одновременно со мной, стали по-настоящему мощными профессионалами. Они настолько хорошо научились и учить своих партнеров, и прикрывать на льду их недостатки, что я сам, наблюдая за выступлениями каждую неделю, начинаю удивляться прогрессу сложившихся пар.

- Мне кажется, вы лукавите. Ведь совершенно очевидно, что катаются пары очень медленно, что стремительность скольжения, которую телезритель видит на экране, зачастую достигается тем, что камеру во время съемок довольно быстро ведут во встречном направлении… Не становится страшно, когда актер-непрофессионал начинает поднимать партнершу в поддержке вниз головой? Вы-то, в отличие от рядового зрителя, не можете не понимать, чем такие эксперименты могут закончиться. Лену Бережную чуть не уронили, насколько я помню.

- Лену уронили.

- Тем более.

- Откровенно говоря, я не уверен, что эти проекты должны носить столь серьезный характер, чтобы делать верхние поддержки. Но, понимаете, в чем дело... Когда начинался первый проект, он действительно был игровым. Сейчас стал более серьезным. Там идет настоящая борьба и, подозреваю, что мы еще увидим не только поддержки. Зачем – это второй вопрос. Но участников уже не остановить. Каждый, особенно из профессионалов, азартен, там ведь все – большие спортсмены. С большим спортивным сердцем, так сказать. Когда ты начинаешь проводить на льду по пять-шесть часов, а это действительно так, то через месяц думаешь о том, что нужно прыгать выше головы. И начинаешь заводиться всерьез. Хорошо  это, или плохо – не мне судить.

Другое дело, что я столкнулся с неожиданным парадоксом. Одна из телезрительниц как-то подошла ко мне и совершенно искренне поинтересовалась, зачем нужно кататься 25 лет, чтобы достичь результата?

- Я как раз об этом хотела вас спросить. Неужели не понимаете, что подобные проекты сильно обесценивают работу профессионалов? Потому что любой человек, посмотрев шоу, может прийти к выводу, что научиться кататься в паре и получать 6,0 – это плевое дело.

- Если бы меня спросили, как я представляю себе подобный проект, я бы первым делом порекомендовал ввести в обиход другую систему оценки.

- Какую именно?

- Любую. Но не 6,0. Для каждого человека, кто хоть раз смотрел фигурное катание в те времена, когда оно оценивалось именно по такой шкале,  6,0 были оценкой, с которой люди становились чемпионами мира и выигрывали Олимпийские игры. Я ведь не могу объяснить с экрана, что «мои» 5,9 и 6,0, не имеют со «спортивными» ничего общего. И что я их ставлю исключительно для того, чтобы тем, кто находится по другую сторону экрана, было интересно смотреть передачу. При этом я уверен: есть огромное количество зрителей, которые свято уверены, что эти 5,9 и 6,0 – настоящие. Им не понять даже, в чем разница.

Если бы была возможность разделить экран на две части и параллельно с шоу показывать катание профессионалов, можно было бы сразу понять, что к чему. Сейчас же людям кажется, что все новички действительно научились кататься. У меня у самого, когда я смотрел шоу в записи, такое ощущение порой возникало. Тут на самом деле задумаешься: что фигурист 25 лет на льду делал, прежде чем чемпионом мира стать? Да и зачем столько работать, если такие же оценки можно получать после двух месяцев стояния на льду.

В истории фигурного катания, если не ошибаюсь, был всего один случай, когда на Олимпийских играх фигуристы получили «шестерки» у всех без исключения судей. Джейн Торвилл и Кристофер Дин. Ни одиночники, ни парники не получали таких оценок никогда. Но Торвилл и Дин - это не просто люди, которые жизнь на фигурное катание положили. А одни-единственные из многих сотен профессиональных фигуристов.

- Как вы отнеслись к тому, что с введением новых правил в фигурное катание оценка «6,0» перестала существовать вообще?

- Думаю, что поменять систему оценок было большой ошибкой. При старой системе зритель всегда был как бы соучастником процесса. Сидел и прикидывал, поставят судьи за прокат 5,8, 5,9 или 6,0. Сейчас даже я порой не понимаю, почему пара или фигурист получают те или иные баллы. Можно, конечно, разобраться, если есть возможность взять после проката протокол и внимательно его изучить. Но зритель не обязан этого делать. Он должен понимать, что происходит на льду. Для того, чтобы интерес к фигурному катанию повышался, ни в коем случае не нужно делать зрелище недоступным. Не нужны такие запутанные правила.

Нереально даже найти комментатора, который был бы способен коротко, сухо и доходчиво все разъяснить, пока продолжается прокат. Да и не нужно это. Я например, когда смотрю тот или иной вид спорта, ловлю себя на мысли, что мне было бы интереснее услышать не набор технических терминов, а какие-то понятные вещи. Как люди готовятся к выступлению? Как тренируются? Где тренируются? Что едят? То есть, ту информацию, которая недоступна человеку со стороны.

- Вы же сами пробовали себя в качестве комментатора на Играх в Турине.

- И, как мне кажется, получалось неплохо. Достаточно живо. Я не говорил ни о риттбергерах, ни о тулупах. Рассказывал, кто из спортсменов как волнуется, как точатся коньки. Люди ведь как думают? Купил коньки в магазине, встал и ка-ак дал четверной... Им и в голову не приходит, что такое месяцами раскатывать ботинки, как приходится по миллиметру двигать лезвие, чтобы как следует его почувствовать...

- За фигурным катанием вы сейчас следите?

- Вот, у вас в газете результаты «Гран-при» прочитал. Мне кажется, что выступления российских спортсменов стали намного менее интересными, чем были раньше. Прошла плеяда очень ярких фигуристов, а новая еще не сформировалась. Надеюсь, что она появится.

- Вы же – профессионал. Видите в нынешней сборной хоть кого-то, кто способен дойти до самого верха?

- Думаю, до уровня мировой тройки может подняться пара Тамары Москвиной (Юко Кавагути – Александр Смирнов – прим. Е.В.). Я говорю «до тройки», потому что на таких соревнованиях, как Олимпийские игры, внутри группы лидеров может случиться все, что угодно. В танцах мне нравятся Яна Хохлова и Сергей Новицкий. А в одиночном катании... Наверное, я не слишком внимательно за ним наблюдаю. Но назвать на сегодняшний момент не могу никого.

Кстати, нужно быть готовым к тому, что период формирования российской элиты может оказаться затяжным. Те новаторские «фишки», которые много лет отличали работу наших ведущих тренеров, давно уже не являются новаторскими и, тем более, «фишками». Да и сам тренерский пул меняется. Уже приходят ребята, которые не так давно были лидерами в спорте. Возможно, благодаря им, фигурное катание станет более современным.

- Но вы же сами понимаете, что прекрасные постановщики Саша Жулин, Илья Авербух вряд ли станут всерьез работать в спорте, потому что за те деньги, какие в нашей стране платят детским тренерам, нельзя жить в принципе. Замкнутый круг получается.

- С одной стороны - да. Но я сам помню, как много ходило разговоров, что уже после первого телевизионного шоу в спортивных магазинах не осталось коньков. И уверен, что это на самом деле было так. Потому что все дети начали проситься в секцию. Другое дело, что после того, как малыш встал на коньки, у него должны быть условия. В том числе и для того, чтобы заниматься фигурным катанием бесплатно.  У нас же получается, что чем более популярны шоу, тем дороже становятся услуги тренеров. Это неправильно. Катков сейчас в России не так мало. Не буду говорить «достаточно», потому что никаких спортивных сооружений никогда не бывает достаточно, но они есть. Другое дело, что должен измениться весь подход к спорту.

Ко мне не так давно обратились знакомые. Их сын занимался хоккеем, но захотел в фигурное катание. Я сам отвел его в одну из школ. И услышал от тренера: «Ему же уже шесть лет! Поздно!». В итоге парня взяли, но я совершенно не уверен, что сделали бы это, если бы его привел не я, а любой другой человек.

- А сами вы в каком возрасте начали кататься?

- В четыре года. Хотя уверен, что разглядеть чемпиона в четырехлетнем ребенке нельзя в принципе. Сказки это. Со мной рядом даже в гораздо более старшем возрасте катались десятки фигуристов, которые были и талантливее, и прыжочки у них лучше получались. Когда человек приводит ребенка заниматься, этот ребенок не должен в шесть лет слышать, что он никуда не годен. У нас слишком много говорят об Олимпийских играх и золотых медалях. И все тренеры зациклены на том, чтобы вырастить чемпиона.

Но ведь есть и другое. Здоровье нации, здоровые детки, которые должны иметь возможность заниматься спортом не задумываясь о том, будут ли у них какие-то спортивные разряды. С другой стороны, чем больше детей будет заниматься в секциях, тем выше возможность выбрать из них ту звездочку, которая и засверкает в результате. Нельзя этого добиться, действуя в обратном порядке.

- В спортивные времена вы, знаю, дружили с Евгением Плющенко. Сейчас общаетесь?

- Конечно.

- На тему его возвращения в большой спорт беседовали?

- Да. Женя действительно думает об этом, тренируется. Я не видел, как он катается, но слышал, что находится в неплохой форме.

- Вы верите в возможность такого возвращения?

- Вернуться можно. Другой вопрос – с какими амбициями. Считаю, что претендовать на место в тройке на Олимпийских играх – это уже неплохо. Тем самым Плющенко поможет и национальной команде. Я, например, вовсе не уверен, что кто-то из наших одиночников будет способен бороться в Ванкувере за медаль, не говоря уже о победе.

- Другими словами, вы не считаете проблемой вернуться после такого перерыва из насыщенной светской жизни в довольно тяжелую спортивную?

- Это зависит от тех условий, которые могут быть Плющенко предложены. В этой идее есть полный резон. У меня таких мыслей не было, а у него есть. То, чем Женя сейчас занимается, - это его работа и основной заработок. Если найдутся спонсоры, которые предложат ему аналогичные условия ради того, чтобы он начал серьезные тренировки, если он действительно готов во второй раз пройти весь этот путь, то почему нет?

2008 год

© Елена Вайцеховская, 2003
Размещение материалов на других сайтах возможно со ссылкой на авторство и www.velena.ru