фото © Александ Федоров Александр Полинский

В его профессиональной биографии есть совершенно уникальное достижение, причем похвастаться подобным, уверена, не сможет никакая другая компания, занимающаяся бизнесом организации соревнований: в 2011-м именно Полинский взял на себя ответственность менее чем за месяц организовать в Москве чемпионат мира по фигурному катанию в связи с тем, что от проведения этого турнира в силу экстренных причин была вынуждена отказаться Япония. Хотя большей частью руководитель дирекции спортивно-зрелищных мероприятий остается за кадром: когда служба работает безотказно, о ней как правило не вспоминают.

С Александром Полинским мы встретились в канун его юбилея: за три дня до начала московского этапа «Гран-при» по фигурному катанию хозяин этого праздника отметил 60-летие.

– Круглые даты всегда провоцируют задуматься о возрасте. О чем вы думаете, когда оцениваете прожитые годы?

– Каких-то грандиозных вызовов в жизни, если говорить откровенно, уже нет. В своей профессии я все-таки добился многого. Единственное, за что мне до сих пор обидно, так это за наш футбол. Когда в 1999-м я шел работать в сборную генеральным менеджером – была такая веха в моей трудовой биографии, – то искренне верил, что при хорошей организации процесса наша страна реально может добиться высокого результата. Но на чемпионат мира в 2002-м мы, как вы помните, попали, а вот из группы выйти не удалось.

Для меня это стало тогда большим разочарованием. Хотя разочаровываться приходилось и до этого.

– Имеете в виду знаменитый матч с Украиной в 1999-м и гол имени Смертина-Филимонова?

– Вы молодец, что помните это. До сих пор считаю, что, если бы не штрафной, заработанный в том матче Смертиным, никакого гола не случилось бы: украинцам было уже просто «нечем» его забивать. В случае победы мы бы вышли на тот чемпионат лидерами группы. Победа над сборной Франции, которая была одержана нашей сборной в предыдущем матче, для меня вообще остается одним из наиболее ярких моментов моей жизни. За минуту до конца того матча, когда Джоркаефф упал на газон и к нему выбежали доктора, я, помню, смотрел на судью и думал: «Ну когда же ты, зараза, свистнешь уже?» В отборочном цикле мы тогда выиграли шесть матчей подряд после трех поражений, которые случились при Анатолии Бышовце, и надо было, конечно же, выигрывать у Украины. Но тут случилось то самое несчастье со штрафным.

– Согласитесь, несчастьем это стало прежде всего для Филимонова, опустившего мяч в свои ворота.

– Большая вратарская карьера для него в этот момент конечно же закончилась. Но колоссальным ударом это стало тогда для многих. Для Олега Романцева, например. Да и для меня тоже. Чудо ведь совсем рядом было – щупать можно. Юра Дроздов тогда полностью нейтрализовал Андрея Шевченко, который тогда был в полном расцвете, и это был первый раз на моей памяти, когда Романцев «играл» в персональную опеку. Шева вообще ничего не мог в том матче сделать, так плотно Юрка его опекал – ходил за ним по всему полю. Две минуты всего до конца оставалось – и тут такое.

– Уходили из футбола вы в облегчением или сожалением?

– Я еще до чемпионата мира знал, что уйду при любом исходе. Все, что было можно, я уже сделал, до нас, если помните, в сборной шли какие-то непрерывные скандалы – из-за денег, из-за экипировки. Моя задача как раз и заключалась в том, чтобы организовать команде нормальную во всех отношениях подготовку: чтобы вовремя выплачивались премиальные в том числе.

Помню, как после той самой игры с французами Валера Карпин, который третий мяч с подачи ныне покойного Ильи Цымбаларя забил, подошел ко мне в парижском аэропорту и говорит: «Григорьич, клянусь, на ободах добежал. Приедем домой – обода-то подкачаем?».

Для меня тогда было очень важно, чтобы все ребята получали все, что было им обещано. Считаю, что спортсменов вообще нельзя обманывать в этом отношении. Не нужно обещать им того, что не можешь сделать. Но если что-то пообещал – выполняй.

– В вашей нынешней профессии случаются моменты, сравнимые по яркости с тем матчем против французов?

– Таких моментов достаточно много. Безупречно проведенное мероприятие, например, когда довольными остаются все: и международная федерация, и руководители страны, и спортсмены, и пресса. Таким был недавний чемпионат мира по хоккею, например. За три года до него – чемпионат мира по легкой атлетике. А ведь турниры такого ранга, как легкоатлетический, вполне сопоставимы с Олимпийскими играми и чемпионатами мира по футболу. Для меня тогда было принципиально важно показать, что наша страна способна блестяще проводить такие соревнования. Тем более что проводился тот чемпионат за год до Олимпийских игр в Сочи, и все понимали, что смотреть на организацию соревнований в России все иностранцы будут особенно пристально.

Особенное воспоминание – прощальный матч Федора Черенкова, который я организовывал в 1994-м. Я ведь отчаянный спартаковский болельщик помимо всего прочего. Ну и финал Лиги чемпионов, который мы проводили в Москве в 2008-м.

– В связи с недавними допинговыми скандалами в спорте стали много говорить о том, что Россия может лишиться права провести чемпионат мира-2018 по футболу. Насколько реален, с вашей точки зрения, такой сценарий? И в чем вообще плюсы для страны, получающей соревнования такого ранга? Они ведь, если не ошибаюсь, крайне редко бывают прибыльными.

– Почти никогда не бывают. Как и Олимпийские игры. Считать деньги в этих случаях, на мой взгляд, неправильно, потому что это не финансовая история, а прежде всего имиджевая. Тот же чемпионат мира по футболу – это огромные затраты. Во-первых, строительство стадионов. Во-вторых, строительство инфраструктуры. Надо понимать к тому же, что никаких «прямых» доходов у страны-организатора нет – ни спонсорских, ни телевизионных. Даже билетная программа принадлежит ФИФА.

Но с точки зрения имиджа чемпионат мира по футболу – событие грандиозного порядка. Страна, которая его принимает, для начала показывает всему миру, что она способна подобное мероприятие организовать.
Что касается скандалов, понятно же, что это не столько спортивная, сколько политическая история. Запрещенная фармакология, хотим мы того или нет, в спорте будет всегда. И была всегда. Понятно, что ничего хорошего в этом нет, но если клеймить одну лишь Россию, как тогда относиться к данным в отношении американских спортсменов, которые не так давно обнародовали хакеры? Моя жена в свое время профессионально занималась спортивной гимнастикой, и я помню, с каким недоумением она смотрела на то, как на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро выступает на бревне Симона Байлз. Я бы не сказал, например, что Алия Мустафина менее талантлива или обладает менее сильным характером. Но она шатается на бревне, а Байлз стоит как вкопанная. А потом мы узнаем, что американка чуть ли ни с детства употребляет амфетамины, и все сразу становится на свои места.

Как можно было не пустить на Игры Елену Исинбаеву, которая, по-сути, превратила женские прыжки с шестом в главное событие легкоатлетической программы? Или Сергея Шубенкова, который готовился к этим Играм всю свою спортивную жизнь? Ведь эту самую жизнь людям фактически сломали. Причем людям с кристальной спортивной репутацией.

– Мы тем не менее уклонились от темы: могут ли у России отобрать чемпионат мира по футболу?

– Надеюсь, что этого не произойдет. Во-первых, это очень сложно: осталось-то всего полтора года. Это будут громадные финансовые потери прежде всего для ФИФА. Кто может взять проведение такого чемпионата на себя? При том что по ротации это должна быть Европа? Допустим, турнир могут совместно взять на себя Германия и Франция. Но с тех пор, как во Франции проходил последний чемпионат мира, требования к той же вместимости стадионов сильно изменились. Если десять лет назад правила позволяли проводить финальный матч на стадионе вместимостью в 70 тысяч зрителей, теперь эта цифра выросла почти до 90. Меняются и требования по IT-технологиям. Значит, стадионы нужно перестраивать, менять в них всю «начинку». К тому же ФИФА наверняка потребует гарантий. Правительство какой европейской страны сейчас способно дать какие-то гарантии в принципе?

– Вы работаете в бизнесе по организации всевозможных мероприятий много лет. А ощущаете, как стремительно меняется окружающий вас мир? И создает ли это проблемы в работе?

– Конечно, ощущаю. И не скажу, что все процессы мне близки и понятны. На моем столе например, как вы, наверное, уже заметили, нет компьютера. Я к нему просто не приучен: всю необходимую информацию готовит для меня секретарь, и это получается гораздо быстрее, чем если бы я искал ее сам. При этом я прекрасно понимаю: для того, чтобы оставаться «в тренде», нужно учиться, нужно развиваться, нужно толерантнее относиться ко многим процессам, и что на старом «багаже» в наше время далеко не уедешь.

Если нужен пример, могу вспомнить хотя бы чемпионат мира по хоккею, который мы проводили в этом году. Точно такой же чемпионат проходил в Москве в 2007-м, и точно так же я был его директором. За эти девять лет, как выяснилось, изменилось чудовищно многое. Прежде всего это касается конечно же технологий, которые сразу начинают предъявлять другие требования к организации работы. Пресс-центра, например. По-другому выстраивается билетная программа, многие другие вещи.

Десять лет назад, например, мало кто вообще обращал внимание на то, что я не знаю английского. Я его действительно не знаю, и это в некоторых ситуациях осложняет мне жизнь. Но что сейчас поделаешь?
Интересно, что по-английски я неплохо говорил в детстве благодаря маме – мои дети до сих пор, бывает, удивляются тому, насколько хорошо у меня поставлено произношение. Но мама умерла, когда мне исполнилось десять лет. А в школе я учил немецкий. Продолжать дополнительно заниматься с преподавателем мне было неинтересно, вот и забросил.

– Но по-немецки вы говорите?

– Скорее понимаю его. Был смешной случай, кстати, когда мы готовили проведение чемпионата мира по легкой атлетике. В Москву тогда приехали бывший директор Международной ассоциации легкоатлетических федераций (ИААФ) Пьер Вайс и вице-президент Хорст Дигель. В один из дней у нас возникли какие-то разногласия, и в моем присутствии эти двое начали говорить между собой по-немецки, причем Вайс стал убеждать Дигеля, что я прав. Когда разговор был закончен, я не выдержал и сказал: «Ich spreche Deutsch sehr schlect, aber verstehe fast alles» – мол, по-немецки я не говорю, но все понял. Повеселил их, короче – вместе посмеялись.

– А бывали ситуации, когда вы просыпались в холодном поту, не понимая, как решать ту или иную проблему?

– Конечно,были, причем много раз.

– Жду примеров.

– Ну сейчас об этом, наверное, уже можно рассказать. В 1995-м в Москве проводился знаменитый полуфинал Кубка Дэвиса Россия – Германия. Помните, когда Чесноков отыграл девять матчболов, Беккер – Штих за Германию играли, оба были в мировой "десятке" – Беккер вторым, а Штих, кажется, пятым. По регламенту Кубка Дэвиса хозяева имеют право подготовить земляной корт по своему усмотрению. И было решено подготовить под Беккера максимально тяжелый грунтовый корт, чтобы он побыстрее устал. «Закопать» его в этом грунте, так сказать. Президент нашей теннисной федерации Шамиль Тарпищев, с которым, считаю, в мире вообще мало кто может сравниться по уровню знаний как игры, так и каждого отдельного игрока, сказал нам, что корт под Беккера должен быть максимально «вязким». А как его сделаешь вязким? Надо лить побольше воды.

Вот мы и стали поливать корт. Ночью накануне открытия турнира мне звонят мастера и в ужасе сообщают, что корт начал «подплывать». Я, разумеется, немедленно перезваниваю Тарпищеву: «Что делать?» А он совершенно спокойно отвечает: «Поливайте дальше». Когда мы пришли утром на стадион, на корте стояли лужи. Чтобы хоть немного подсушить грунт мы тогда задействовали все имеющиеся тепловые пушки. Пришлось даже начало матча под каким-то предлогом задержать. Но мандраж был страшный: вдруг не высохнет?

Самое смешное, что все это было полностью в рамках регламента: немцы не высказали по ходу того турнира ни единой претензии. А Беккер, если помните, на третий день на корт уже не вышел: против Кафельникова играл Берндт Карбахер, и Женя его «вынес» легко и просто. На том турнире был еще один грандиозный косяк: на тысячу мест в вип-зоне мы раздали три тысячи билетов. И все пришли.

– Ужас какой!

– На самом деле да. Понятно, что тогда мы только начинали работать, не хватало опыта, но выкрутились. Сделали огромный, на тысячу мест ресторан, сделали просторный променад с большими экранами, и как-то все обошлось: часть народа сидела на трибунах, часть гуляла, часть сидела за столиками в ресторане. Хотя сам я, честно скажу, спрятался тогда ото всех на балконе. Реально не исключал, что кто-нибудь из вип-персон просто набьет мне морду. Вниз спустился только один раз за день: меня разыскал Шамиль и сказал: «У Штиха сводит левую ногу. Иди и скажи Анатолию Лепешину, чтобы Чесноков кидал ему под левую». Лепешин на том турнире был капитаном российской сборной.

Ну я и пошел. Все передал. Лепешин смотрит на меня, ничего не понимая: кто я такой, откуда взялся. Тогда я добавил: «Шама сказал». Смотрю через пару минут Чесноков действительно стал бить под левую сторону. На Штиха потом было жалко смотреть, до такой степени он «наелся». После того матча в вип-ложе не нашлось никого, кто был хоть чем-то недоволен. Все только благодарили. Сейчас, конечно же, таких накладок уже не случается. Но знаете, бывает иногда обидно: когда все организовано идеально, все воспринимают это, как само собой разумеющееся. Стоит где-то что-то упустить, наслушаешься о себе такого, что мало не покажется.

– Ну к этому за пятнадцать лет работы вы должны привыкнуть, как мне кажется.

– Я и привык. Хотя было очень приятно, когда после Игр в Рио к нам в дирекцию пришел генеральный секретарь Российской федерации фехтования Андрей Старцев и поблагодарил. Сказал, что в олимпийском успехе фехтовальщиков есть и наш труд – за год до Игр мы блестяще провели в Москве чемпионат мира. Хорошо проведенные соревнования всегда ведь остаются в памяти – тех же чиновников международной федерации, судей. И хоть в малой степени, но определяют отношение всех этих людей к стране в целом.

– Собственно, мы пришли к тому, с чего начали: зачем стране нужно бороться за право проведения у себя крупных международных мероприятий?

– Если страна хочет находиться в высшем спортивном обществе, нельзя, считаю, выпадать из этого мира ни в чем. Надо жить по законам этого сообщества, участвовать в деятельности международных спортивных федераций, проводить всевозможные мероприятия, причем проводить их хорошо. Когда в том или ином виде спорта чемпиона способна определить десятая, а то и сотая доля балла или одно-единственное очко, учитывать следует любую мелочь, способную сыграть в пользу твоей команды.

– Насколько вы увлеченный спортивный болельщик?

– В очень большой степени. Прежде всего болею конечно же за футбол – в конце концов сам в него когда-то играл. Сейчас стараюсь смотреть все матчи чемпионата России особенно с участием «Спартака»: мне это гораздо интереснее, чем смотреть как играют, допустим, «Манчестер» и «Челси». Люблю и смотрю хоккей, волейбол. Совершенно особенное воспоминание – мужской волейбольный финал на Играх в Лондоне, где Россия выиграла у Бразилии. Мы с президентом нашей волейбольной федерацией Станиславом Шевченко рванули тогда прямо с трибуны вниз на площадку, сметая со своего пути всех, кто пытался нас остановить. А с другой стороны, точно так же выскочил на площадку Александр Жуков. Но оказалось, что мы еще не выиграли. Мусэрский тогда забил, но был заступ, и счет из 14:8 стал 14:9. И мы втроем ждали этого последнего мяча, стоя на углу площадки, и никак не могли дождаться, когда дадут, наконец, финальный свисток. Даже охрана нас не трогала в тот момент. Только поздравляли потом.

– Вы боитесь того момента, когда придется оставить свой пост?

– Конечно же, я думаю об этом. Сказать, что боюсь... Гм, хороший вопрос на самом деле. Правильнее, наверное, сказать, что я пока не очень понимаю, что буду делать, оставшись не у дел. Я ведь начал работать в 16 лет. Каких-либо хобби у меня нет. Ко всякого рода крестьянскому труду тоже не приспособлен, так что выращивать цветы на дачном участке – это точно не про меня. Скорее всего, сразу начну искать какую-то другую работу.

2016 год

• Наверх
• Вернуться к оглавлению раздела