Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

Об интервью с нападающим российской сборной Александром Фроловым мы договорились прямо на дневной тренировке. «Я выйду в холл отеля сразу после обеда, - сказал он. И ровно через 10 минут после того как команда проследовала в зал ресторана, появился вновь: - Я готов отвечать на ваши вопросы. Вот только местечко найти бы поспокойнее».

Местечко нашлось в гостиничном баре. Ибо на всех диванах, установленных в вестибюле «Рэдиссона», в ожидании приезда в отель Павла Дацюка уже расположились коллеги-журналисты.

- Александр, - начала я с уточняющего вопроса. - Помогите вспомнить: каким по счету стало для вас это мировое первенство? Помню, что вы играли в Москве в 2007-м.

- Тот чемпионат не был первым. До этого я играл в Финляндии в 2003-м и пару раз где-то еще. Просто там мы мало что наиграли, поэтому соревнования и не запомнились.

- Почему вас не было в сборной в 2008-м?

- Из-за травмы. Меня весь сезон мучили довольно сильные боли, врачи долго не могли диагностировать, по какой причине они возникают, но потом, когда сезон в НХЛ был уже, по сути, закончен (в плей-офф мы тогда не попали), наш медицинский специалист из Филадельфии определил, что это так называемая спортивная грыжа, с которой, как выяснилось, я отыграл весь сезон. Этот же врач сказал, что нужно срочно ложиться в клинику. После операции, которую мне делали в Филадельфии как раз в то время, когда в Квебеке шел чемпионат мира, пришлось месяца полтора восстанавливаться.

- Очень расстроились тогда из-за несвоевременной операции?

- Знаете, нет. Когда весь сезон, а это достаточно долго, играешь, испытывая при этом постоянную боль, то операция воспринимается как облегчение. Да и потом в хоккее операции - всего лишь издержки профессии. Как и травмы.

- Большой шрам на лице - тоже издержки?

- Шайбой попали?

- Клюшкой. Неприятно, конечно, когда такое случается, но даже к этому привыкаешь.

- С какого года вы играете в НХЛ?

- С 2002-го. А вот в плей-офф играл в этом году впервые.

- Расстроились сильно, когда вылетели из розыгрыша?

- Конечно, было такое чувство. Все-таки плей-офф - это совсем другой хоккей.

- В России бытует мнение, что поражение в плей-офф настолько сильно выбивает игрока из колеи, что нет смысла вызывать его после этого играть за сборную.

- В НХЛ быстро учишься тому, что надо выкидывать из головы и победы и поражения сразу после того, как они случаются. Когда у тебя 82 игры в сезоне, умение «забывать» превращается в необходимость, которую диктует профессия. Играть- то приходится каждый второй день. Иногда за 15 дней набирается 10 игр. Каким бы серьезным ни было поражение, полчаса спустя нужно начинать настраивать себя уже на следующий матч.

То же самое с вылетом из плей-офф. Ну попереживаешь пару дней, погорюешь. Но жизнь-то продолжается.

- Чемпионат мира для вас - особенные соревнования или же одни из?

- Чемпионат мира по определению не может считаться обычным турниром. Соревнований такого уровня в хоккее не так много. Поэтому к ним и готовишься особо: хочется играть, хочется стать чемпионом.

- А разницу между предолимпийским чемпионатом и нынешним вы, как игрок, чувствуете?

- Я не думал об этом никогда. Но не могу сказать, что нынешний чемпионат менее ответственный, чем тот, что был в Берне, или что на нем меньше стресса. В Германии достаточно много наших болельщиков плюс те люди, кто болеет за нас в России, - это достаточно высокая ответственность и соответственный ажиотаж. Да и играть, когда так болеют, значительно приятнее. Хоть и нервно.

- Я правильно понимаю, что прошлогодняя победа на чемпионате мира в Берне - это самый яркий момент вашей хоккейной карьеры?

- Наверное, да.

- Подозреваю, вы были уверены в том, что поедете в Ванкувер. Как пережили решение тренеров не включать вас в олимпийскую сборную год спустя?

- В общем-то да, мне и в голову не приходило, что моего имени может не оказаться в списке. Сейчас бессмысленно это вспоминать, но было неприятно. Чувствовал одновременно и обиду, и непонимание, и злость, много чего тогда в голове творилось. Все-таки Олимпийские игры - это Олимпийские игры. При этом все равно очень хотелось, чтобы ребята выиграли. Те, кто поехал.

- Олимпийские матчи вы смотрели?

- Не все. Но четвертьфинал видел.

- После того матча с Канадой наша газета вышла с шапкой: «Кто спал, тому повезло». У вас не было чувства, что в какой-то степени вам тоже повезло оказаться в стороне. Не пережить той боли, разочарования и отчаяния, которые пережили те, кто играл за сборную?

- Нет. С одной стороны, я прекрасно понимал, что это - хоккей, где может происходить все что угодно. С другой - лучше, чем кто бы то ни было, отдавал себе отчет в том, что чувствуют на льду ребята. Это ужасно тяжелое ощущение, когда делаешь все, что можешь, но все идет не так.

- В вашем внутреннем хоккейном кругу ребята вспоминают ту Олимпиаду?

- Очень редко. Да и вообще обычно вспоминаются не сами соревнования, а какие-то связанные с ними истории.

- Свою собственную карьеру вы считаете удачной?

- Мне сложно ответить. Глобального знаменателя в этом отношении я еще не подводил.

- Поясню, почему спросила: вы уже много лет играете в НХЛ. Наверняка многие уже по одному этому факту склонны считать вас счастливчиком. Им может при этом вообще не приходить в голову, что эта работа может быть неимоверно тяжелой, а порой так и вовсе ненавистной.

- Иногда, безусловно, и такое бывает. Но, полагаю, тяжелые периоды случаются у людей любой профессии, особенно когда человек уже чего-то в этой профессии добился. В такие моменты, если говорить о хоккее, как раз очень полезно вспоминать о том, что на самом деле ты - счастливчик. НХЛ - это объективно сильнейшая лига мира. Если ты туда попал, да еще и карьера получилась достаточно продолжительной, это в любом случае серьезный успех.

Другое дело, что в своей хоккейной жизни я не выиграл Кубка Стэнли, много чего не выиграл. Так что есть к чему стремиться.

- Мне приходилось слышать, что ваше пребывание в «Лос-Анджелес Кингз» было достаточно безрадостным из-за конфликта с тренером.

- Знаете, я вообще не думаю, что в НХЛ найдется игрок, чья карьера была бы совершенно гладкой. Подозреваю, что даже в «Детройте» времен Русской пятерки и Скотти Боумэна имелись свои трудности. В любом коллективе случаются трения, и это нормально. Поэтому я далек от того, чтобы считать невыносимым то время, которое провел в Лос-Анджелесе.

- Какой период своей заокеанской жизни вы считаете самым тяжелым?

- Было трудно, когда проводил сезон с травмой, непросто пришлось и в этом сезоне, но это - рабочие моменты.

- Поехать в Кельн вы согласились сразу?

- Что, даже на мгновение обида за Олимпиаду не всколыхнулась?

- На обиженных воду возят, так что в этом отношении никаких проблем я не испытывал. Там была другая сложность: поскольку у меня закончился контракт, мой агент и некоторые другие люди из моего окружения настоятельно рекомендовали мне отказаться от поездки. Логика, естественно, в их рассуждениях имелась: ехать на турнир, не имея контракта, - большой риск. Не дай бог случится травма. Я отдавал себе отчет в том, что эти рекомендации идут от тревоги за меня, но тем не менее принял иное решение.

- Что именно заставило вас его принять? Патриотизм?

- Ну это громкие слова. Очень захотелось еще раз сыграть за сборную. Ну и снова выиграть хочется, разумеется.

- Соперников вы разделяете для себя по степени опасности?

- Скажем так, я застал времена, когда опасными было принято считать всего шесть команд. Все остальные откровенно приезжали лишь для того, чтобы хорошо провести время на турнире и немножко поиграть в хоккей. Сейчас же сами видите: чемпионат толком не начался, а уже столько сенсаций. Так что любой соперник - это прежде всего соперник, которого нужно обыгрывать.

- Если бы вам предложили из всего списка участников вычеркнуть те команды, которые по каким-то причинам не нравятся, и оставить всего одну для того, чтобы сыграть с ней в финале, каким бы был ваш выбор?