Елена Вайцеховская о спорте и его звездах. Интервью, очерки и комментарии разных лет.

В ЦСКА, к главному тренеру российской сборной Вячеславу Быкову я вчера заехала вовсе не с целью взять интервью. Собиралась поздравить с победой, отдать фотографии, скопившиеся в архиве газеты за дни чемпионата мира. Но получилось так, что у Быкова было полтора часа свободного времени. И я включила диктофон.

- Слава, о вашей работе в сборной сейчас принято говорить исключительно в превосходных тонах. При этом до чемпионата мира все - в том числе и ваши предшественники в сборной - постоянно вас учили: кого нужно ставить в состав, как формировать звенья, как играть...

- Может быть, все дело в моем внешнем виде? В том, что я маленький, худенький... Признаюсь, я не раз думал об этом. Многие ведь пытались сесть мне на голову и погонять, еще когда я только пришел в ЦСКА. А может быть, все дело в том, что я стараюсь быть открытым во взаимоотношениях с людьми и тем самым создаю впечатление легкого и бесконфликтного человека, которому что ни скажи, он все сделает? Не знаю... И не исключаю, что люди хотят добра и искренне считают, что их мнение - единственно правильное, а я об этом даже не догадываюсь, потому что моложе и у меня просто не хватает опыта.

- Это обижает?

- Нет. Просто в России так сложилось, что цели чаще достигают те, у кого нахрапа больше и глотка шире. А на самом деле важно не это. А то, насколько ты способен подкреплять свою линию своими действиями. Но у нас чаще случается, что говорят: мол, надо вот так. А почему? А потому что! И никак иначе.

Или вешаем на человека клише. Сколько лет такое клише сопровождало Илью Ковальчука? Эгоист, сам за себя, в обороне не работает, назад не возвращается... Отмыться от клейма очень сложно. И ведь доказал Илья год назад, что он - совсем другой. А на этом чемпионате ему пришлось доказывать это заново.

- Думаете, сам Ковальчук переживает по этому поводу?

- Очень. За вывеской, за внешним видом, что ему все по барабану, за нежеланием иногда общаться с журналистами на самом деле стоит обычный человеческий протест. Когда человек идет разговаривать с одним журналистом и не идет - с другим, это означает, что он просто обижен.

- Вы уже успели понять, насколько мизерное расстояние пролегает в спорте между любовью и ненавистью?

- Полностью отдаю себе в этом отчет. Но так уж устроен мир. И не только в нашей стране, как мне кажется. В той же Швейцарии, где я проработал 14 лет, все это тоже имеет место по отношению к спорту. Просто в России полюса обозначены более сильно.

- Да, но Швейцария, согласитесь, никогда не претендовала на мировое господство в хоккее. И никогда не требовала от своей сборной побед.

- Тут важно, в каком виде ты доносишь информацию до болельщиков и как сам смотришь на свою работу. Помню, накануне Игр в Солт-Лейк-Сити главный тренер швейцарской сборной в одном из интервью произнес фразу: «Мы едем за медалями». Я тогда так удивился... И когда швейцарцев «прихлопнули» в квалификационном туре, вся страна немедленно принялась искать козла отпущения, потому что успела в те слова о медалях поверить. Мы же ничего не обещаем. Просто стараемся делать свою работу.

- Получается, в Канаде вам элементарно повезло?

- Ну вы же сами знаете, что такое спорт. Да, сегодня мы выиграли. В том числе и потому, что постарались переложить на свою сторону все, что необходимо для победы: удачу, настроение, стечение обстоятельств каких-то... Но шанс тоже нужно уметь провоцировать - чтобы он был на твоей стороне.

- Тем не менее вы не могли не понимать и год назад, и сейчас, что от вашей команды ждут только победы. Что победа эта, если уж вспоминать события годичной давности, была обещана не кому-нибудь, а лично президенту страны, и не кем-нибудь, а Владиславом Третьяком и Вячеславом Фетисовым. Не было ощущения, что, приняв команду, вы стали заложником чужих обещаний?

- Дело в том, что, прежде чем возглавить команду, мы с Игорем Захаркиным провели тщательный анализ ситуации. Взвесили все «за» и «против». И поняли, что на нашей стороне больше разума, чем риска. Что у команды есть потенциал, что мы верим в ребят, что резерв есть как у них, так и у нас, тренеров. Во всем: в желаниях, в поиске, в философии, в нашем видении хоккея. Да, возможно, какие-то обещания со стороны Третьяка и Фетисова имели место. Но что такое хоккей? Миллиметр - ворота. Миллиметр - штанга. И ты, в зависимости от того, в какую сторону пришелся этот миллиметр, либо герой, либо падаешь вниз. Путин, кстати, прекрасно это понимал. Иначе, наверное, не стал бы приглашать команду после прошлогоднего чемпионата в Кремль.

- От себя могу сказать, что за ту вашу команду стыдно не было.

- Так и нам не было стыдно за свою работу. Безусловно, осталась недосказанность, тяжелое чувство, что не хватило совсем чуть-чуть...

- Тот нелепый гол в ворота Александра Еременко в полуфинале вам после не снился?

- Так он и до сих пор... Думаю, эти воспоминания не уйдут никогда. Точно так же, как и воспоминания канадского чемпионата. Такие моменты невозможно просто так взять и выкинуть из памяти.

- А как же распространенная точка зрения, что после того, как матч сыгран, о нем следует немедленно забыть?

- Для того чтобы двигаться вперед - безусловно. Сожалеть, мучиться угрызениями совести после того, как что-то произошло, - не имеет никакого смысла. Во всяком случае, для себя я довольно давно решил, что никогда не буду сожалеть о каких-то шагах, которые совершал. Потому что все они сделаны сознательно. Но крайне важно при этом уметь провести анализ. Понять, почему случилось так, а не иначе.

- Не опасались ли вы, что тот полуфинальный гол способен нанести вратарю непоправимую психологическую травму? Не думали, что имеет смысл как-то вмешаться, привлечь, может быть, психолога?

- От нас с Захаркиным в той ситуации зависело мало. Да, мы рядом, мы, естественно, поможем, если нас попросят о помощи. Но каждый человек, как мне кажется, должен самостоятельно переживать жизненные трагедии, какими бы невыносимыми они ни были. Это тяжело. Надо прожить ситуацию еще раз, пропустить ее через себя, кого-то простить или, напротив, признать свои ошибки, согласиться с тем, что они есть... И как бы отпустить все это.

- Вам приходилось переживать подобное?

- Да. Разлад с другом. С одной стороны, это давно было, а вроде совсем недавно. Отношения между нами так и не восстановились, и до сих пор тяжело об этом вспоминать.

- Перед каким чемпионатом вам было тяжелее - перед московским или перед нынешним?

- В этом сезоне было чуточку полегче. Может быть, потому, что мы уже лучше осознавали, что и как может случиться. И старались это предвидеть.

- Другими словами, в этом году вы учитывали ошибки, допущенные в прошлом сезоне?

- У нас с Игорем принято постоянно анализировать ситуацию. Мы задаем вопросы себе, друг другу, стараемся как бы поставить друг друга в тупик и потом вместе найти из этого тупика выход. Анализировали и тот чемпионат, и этот. И пришли к выводу, что ошибок было не так много.

- Мне доводилось слышать мнение, что в вашем тандеме мозговым центром является прежде всего Захаркин. Вам когда-нибудь доводилось чувствовать с его стороны обиду?

- Никогда. Игорь - очень умный, интеллигентный человек, у нас схожий менталитет, схожее понимание хоккея, одинаковые взгляды на жизнь. У него, безусловно, больше опыта: в 1993-м, когда я еще играл за сборную, Захаркин входил в тренерскую бригаду на чемпионате мира, хотя тогда не получил за победу даже звания заслуженного тренера.

Мне вообще всегда везло по жизни с партнерами экстра-класса, начиная с того периода, когда я играл в первой лиге, в высшей, в «Тракторе», в ЦСКА, в сборной. И с Захаркиным повезло. Я люблю работать в команде. И мне кажется, что мы с Игорем прекрасно дополняем друг друга.

- И никогда не ссорились?

- Конечно, ссорились. И обиды были, и трения. А как без этого? Но в итоге всегда находили общий язык.

- А с игроками? Я, например, устала читать, что Александр Семин не должен простить вам прошлый год, когда именно вы отчислили его из сборной.

- И я устал. Потому что с Семиным мы тогда же объяснились. Он парень умный, все понял правильно. И никаких разногласий на эту тему у нас больше не возникало.

- То есть хотите сказать, что у вас вообще не возникает проблем с командой?

- Мы всегда стараемся предвидеть возможный конфликт и по возможности от него уйти. Не всегда это удается. Но мы всегда решаем эти проблемы прямо.

- Как раз один из главных упреков в ваш адрес со стороны прессы заключается в том, что вы не объясняете своих решений.

- А кому я должен их объяснять? Ведь журналисты мне не объясняют, почему начинают искать подоплеку и жареные факты там, где их нет? При этом я всегда говорю: хотите покритиковать мою работу? Пожалуйста, я готов выслушать любую критику, любые аргументы. Но если аргументов нет, то я не вижу никакой необходимости объяснять свои решения или оправдываться за них.

Поймите правильно: я не против того, чтобы общаться с журналистами. Мы всегда идем навстречу, открываем двери в клубе, в сборной, стараемся находить время на общение в любой момент. Но когда ты идешь на контакт, а тебе в спину наносят удар, сталкивая игроков между собой или с тренерами, этого я по-человечески не понимаю. Особенно сейчас, когда мы все говорим о том, что в стране появилась национальная идея. Люди сплачиваются вокруг спорта, вокруг любимых команд. «Зенита», баскетбола, волейбола, хоккея...

- Скажите, а ваша знаменитая пресс-конференция после матча с Белоруссией, которую вы провели на французском языке, была экспромтом или домашней заготовкой?

- Если бы я владел английским так, как владею французским, то провел бы эту пресс-конференцию по-английски.

- Ну вы же прекрасно понимаете, что я имею в виду... Русскоговорящие коллеги, насколько мне известно, были в шоке от того, что вы не сочли нужным общаться с ними на родном языке. Неужели до такой степени обиделись?

- Это была не обида. А просто, если хотите, показательный пример того, что отношения могут быть доверительными, а могут - официальными. Хотите общаться официально? Есть регламент, есть два официальных языка чемпионата мира - английский и французский. Потом я, естественно, могу подойти к своей прессе. Но к кому именно подходить, а к кому нет - тут я уж, извините, волен выбирать сам. Кстати, та пресс-конференция была единственной, где я не стал говорить по-русски для всего зала, хотя и до, и после делал это.

- Вы могли бы сравнить вашу нынешнюю команду и ту, в которой в 1993-м становились чемпионом сами?

- Тогда было все иначе. Я вообще не помню, чтобы главный тренер занимался тем, чем занимаемся сейчас мы с Захаркиным. Чтобы создавал команду. Она создавалась сама по себе. И психология шла как бы изнутри. От команды, а не от тренера.

- С чем это было связано? С гораздо более высокой конкуренцией, которая и рождала общий настрой?

- Отчасти с конкуренцией. Отчасти с тем, что отношения тренер - игрок всегда были отношениями начальника и подчиненного. Мы же с Игорем скорее соучастники процесса. И я прекрасно вижу: многих коробит уже сам тот факт, что у нас нормальные отношения со всеми игроками. Им трудно понять: почему вдруг согласился играть Федоров, почему нет скандалов...

- А почему согласился Федоров?

- Потому что он нормальный адекватный человек, который ценит откровенность и прямоту и прекрасно чувствует отношение к себе, как к личности. У нас одинаковые амбиции.

- Но ведь вы сами как-то признались, что на разговор к вам с Захаркиным в Вашингтоне Федоров даже выходить не хотел.

- Это правда. Потому что к тому времени Сергей был порядком накручен журналистами. Потом все-таки вышел, мы стали разговаривать, объяснили, какой видим команду, что собираемся делать, вплоть до тактических схем. И когда стали прощаться и обнялись, он вдруг мне сказал: «Как в старые добрые времена...» И еще раз повторил эту фразу, когда мы выиграли в Квебеке.

- Я видела, как вы с Федоровым поздравляли друг друга, и до сих пор не могу отделаться от чувства, что вас объединяют связи, которых молодым просто не понять...

- Я безумно уважаю Сергея за то, что он согласился приехать в сборную. За то, что он взял на себя этот риск. Все-таки 38 лет - это уже закат карьеры. Со стороны Федорова это был именно риск, потому что он не мог не думать о том, что мы можем проиграть. И что он останется в памяти российских болельщиков проигравшим.

- Сергей нужен был вам в команде как игрок или прежде всего как «дядька»?

- Это невозможно разделить. Он пришел в команду как личность, у которой можно много почерпнуть. Любому. Я ведь и в прошлом году ему звонил. Но тогда у Федорова были сильно травмированы локти, и он объективно не мог играть. Но даже на его примере у нас тогда раздувалась тема «отказников». Я ненавижу это слово. Мы прежде всего обязаны понять человека. Понять его проблемы.

- Ну вы же сами понимаете, что главный тренер никогда не будет хорошим для всех. Тот же Алексей Яшин наверняка рассчитывал на место в команде. На то, что вы будете на его стороне, как человек почти одного с ним поколения.

- Возможно. Ничуть не менее болезненная ситуация была с Лешей Ковалевым. Мы объяснились потом с обоими, потому что я не люблю, когда у людей остаются недосказанность и обида. Наверняка на сердце у них тяжело до сих пор. Наверняка обида осталась в том числе и на меня, что я не взял их в команду. Это ведь на самом деле ужасно тяжело. Даже когда ты сам, казалось бы, готов к тому, что можешь не оказаться в команде, слова отказа всегда неожиданны. Знаю, что один игрок вообще меня не понял и не простил, но это его право. А я обязан делать свой выбор. Может быть, был не прав. Но принял именно такое решение.

- Если тот же Федоров через полтора года придет и скажет: «Слав, возьми меня в олимпийскую команду», а вам будет уже совсем не нужен, сможете отказать?

- В любом случае мы сядем за стол и откровенно поговорим. Я совершенно не исключаю, что Сергей сможет сыграть в Ванкувере и будет полезен команде. Это ведь не так просто - найти ту «химию», которая превращает команду в монолит.

- Вы ждали оценки своей работы от предшественников?

- Скорее ждал критики и понимал, что она обязательно будет хотя бы по той причине, что я человек другого поколения. Мальчишка. По-другому работаю... Это нормально. Те, кто был в сборной до меня, опираются на свой опыт, я же имею право на свой. Но для себя решил, что никогда в жизни ни при каких обстоятельствах не стану критиковать коллег. У нас тяжелая профессия, в которой очень трудно найти правильное решение и еще сложнее - довести его до конца.

К сожалению, у нас нет тренерского братства. Я бы даже сказал, что это - слабость нашего хоккея.

- А где оно есть?

- В Швеции, например. Это бросается в глаза: приезжаем на Евротур - все шведские тренеры там. Приезжаем на сбор - та же самая картина. Не стесняются подходить, задавать вопросы. Видно, что они постоянно ищут пути успеха. В детском спорте, в профессиональном. Любая новая информация, доступная сборной, тут же спускается вниз вплоть до детских школ.

У нас получается иначе. Из России в свое время очень многие тренеры уехали на Запад. Думаете, они объединяются? Ничего подобного. Каждый сидит в своем углу. И кого ни поставь во главе сборной, другие всегда будут клевать. А нужно, как мне кажется, просто понимать: если у тренера не получилось, то не получилось у всей страны. И радоваться тут нечему.

- Вы сказали, что год назад, принимая сборную, взвесили все «за» и «против». А сейчас взвешиваете? И есть ли вообще эти «против»?

- Я все взвесил тогда. И понял, как уже было сказано, что можно добиваться результата. Это уже система, которую мы, естественно, постараемся сохранить и улучшить. К следующему чемпионату мира, к Олимпиаде...

- А вы отдаете себе отчет в том, что нынешняя победа не дает никаких индульгенций? И никакой гарантии, что готовить команду к Олимпиаде будете именно вы?

- К этому в нашей профессии нужно быть готовым всегда. Иначе отставка может стать чудовищной психологической травмой. Поломать всю жизнь.

- Я знакома со многими выдающимися тренерами, и все они в разное время говорили о том, что их работа - тяжелейшее испытание для близких. Вы советовались с семьей, прежде чем дать согласие на работу в сборной?

- Да. Близкие понимали, что это мое решение, что я хочу попробовать себя в этой работе, поэтому во всем поддерживали. Сейчас гордятся, радуются. Хотя, естественно, им не хватает меня, а мне - их. Это очень сложно все. Когда люди любят друг друга, им всегда недостает времени, проводимого вместе. Я еще несколько дней буду в Москве, потом свободен до начала следующего сезона. И знаю, что жена безумно боится услышать дату, когда я должен вернуться. Она ненавидит эту дату, я чувствую. Не люблю говорить об этом, потому что знаю, что кто-то может расценить мои слова как жалобу на жизнь и просто не понять: мол, медалями обвешан, а жалуется. Но это и в самом деле больная тема.

- Надя не ностальгирует по швейцарскому этапу вашей совместной жизни?

- Не то слово. Мы же десять лет жили в Москве в режиме, когда я постоянно находился на сборах. И только в Европе у нас впервые появился дом, в который я каждый день возвращался после работы. Это была настоящая идиллия - пусть со своими проблемами, в том числе маленькими ссорами, которые случаются в любой семье, но именно идиллия, которая длилась 14 лет. Мы всегда стремились домой. Каждый знал, что его там ждут. Что он нужен, что может поделиться любыми проблемами, похвастаться какими-то успехами... И вдруг - снова порознь...

- Насколько мне известно, в Канаде вы были с семьей?

- Сначала туда прилетела Надя, потом - дети. Старались как-то пересекаться со мною, встречаться по вечерам, хотя прекрасно понимали, что мне не до общения.

- Вы когда-нибудь радовались сильнее, чем в Канаде?

- Не знаю. У меня на самом деле очень странные чувства были. И у Игоря тоже - мы с ним говорили на эту тему. Бешеный всплеск эмоций - и почти сразу за ним полное опустошение. И сумасшедшая усталость. Сейчас вот друзья в порядок меня приводят - в клинике кибернетической медицины.

- А какое из поздравлений стало наиболее приятным?

- Было совершенно неожиданно, что звонок президента застанет нас прямо на льду. А звонок Путина - в раздевалке. В прошлом году, когда мы встречались в Кремле, сразу почувствовали очень теплое отношение. И было приятно, что в Канаду позвонил и он тоже.

Еще запомнилось, как я сидел в раздевалке, смотрел на экран своего мобильного телефона, а там, как на секундомере, бежали цифры - количество SMS-ок. До сих пор не на все ответил...