|
|
|
|
|
|||
Интервью российским журналистам Сергей Немчинов не давал почти с самого отъезда в НХЛ. По распространенной весьма причине. Сначала в одной из газет перепутали все факты, касавшиеся жизни хоккеиста, затем другое издание опубликовало материал, из которого хоккеист, собственно, и узнал о факте беседы с ним лично. И зарекся. Когда же мы все-таки договорились о беседе, сказал, как бы извиняясь за первоначальную прохладную реакцию: «Знаете, я отвык уже от такого беспардонного вранья, какое позволяют себе некоторые ваши коллеги. Здесь, если журналист ведет себя неподобающим образом, мне достаточно сообщить об этом пресс-атташе команды, чтобы этот человек никогда больше не появился в нашей раздевалке и не получил аккредитацию на матч». Место для беседы пришлось поискать. - Сидеть на трибуне, смотреть тренировку соперников честно говоря не хочется. - объяснил Немчинов. - Стадион же пока для меня новый и я просто не знаю, где можно поговорить. Если вас не смущает запах пота, пойдемте в раздевалку. Там сейчас спокойнее всего. - Расскажите о ваших первых впечатлениях об НХЛ. Все-таки не каждому удается сразу оказаться в самом престижном клубе. - Я и сам воспринял свой приезд в «Рейнджерс» в 91-м, как большое везение. Годом раньше был задрафтован и в августе всей семьей мы приехали в Нью-Йорк. Первое время без языка было ужасно тяжело. Клуб выделил мне учителя, занимался я каждый день и понемногу начинал понимать что к чему. Хотя, то что «Рейнджерс» - совершенно особая команда, почувствовал сразу. Ее нельзя сравнивать ни с какой другой. Все на высшем уровне. И организация, и задачи. - Из шести сезонов, проведенных в «Рейнджерс» вы, наверное, чаще вспоминаете тот, когда клуб выиграл Кубок Стэнли? - Я хорошо помню все. В первый же год мы заняли первое место в регулярном чемпионате. Мне тогда казалось, что это так здорово - первое место в лиге. Но когда «Рейнджерс» вылетел во втором раунде плей-офф, а Кубок Стэнли выиграл «Питтсбург», которого мы по ходу сезона переигрывали, то понял, что победа в чемпионате, какой бы она не была сложной, лишь промежуточный этап, не более того. Через год в плей-офф мы вообще не вышли, но тому были серьезные причины. Несколько ключевых игроков получили травмы, а тем, кто продолжал играть, просто в силу возраста не хватало опыта. Тогда в команду только только пришли Сергей Зубов, Леша Ковалев. Но они только начинали. А еще через год команду возглавил Майк Кинэн. - Тренер-победитель? - Кубок Стэнли Кинэн выиграл лишь однажды - с нами. Но до этого команды, которыми он руководил, трижды выходили в финал. Когда Кинэн был назначен тренером «Рейнджерс», то в первый же день трейнинг-кэмпа показал нам видеопленку с наиболе выдающимися победами американских бейсбольных команд - как их встречали в своих городах. При этом ничего не говорил. Но все поняли, что перед клубом поставлена задача самого высокого уровня. Конечно, о Кубке Стэнли в НХЛ мечтают все. Мы же тогда очень хорошо поняли, что любой место, кроме первого, Кинэн посчитает поражением. - Работать с Кинэном было тяжело? - Да. Он очень жесткий, никогда и никому не давал поблажек, не прощал слабостей. Ставил максимальные задачи. Иногда такие, которые на первый взгляд казались невыполнимыми. Тот период очень напоминал мне советские времена, когда серебро однозначно считалось провалом. Но только здесь я понял, что тренеру, с которым выигрываешь, можно простить все. - Какие воспоминания остались у вас о той победной финальной игре? - Это был, конечно же, не рядовой матч. Очень тяжелый психологически. «Рейнджерс» ведь до этого не выигрывал Кубок Стэнли 54 года. Даже не знаю, с каким другим выступлением можно сравнить финал. Наверное, ни с каким, точно так же, как Олимпийские игры не сравнимы ни с одним чемпионатом мира. По ходу матча все могло тогда повернуться как угодно. Для «Рейнджерс» это была уже седьмая игра и на последних минутах, когда мы вели со счетом 3:2 напряжение достигло чудовищного уровня. Я до сих пор помню последнее вбрасывание в нашей зоне, ожидание свистка… - Вы были на льду на последних секундах? - Нет. Но вряд ли тем, кто сидел на лавке, было легче. Когда же раздалась сирена, нас всех словно выбросило на лед. Сейчас рассказываю, и понимаю, что то состояние не передать никаками словами. - Ощущение того, что вы - обладатель главного трофея НХЛ, пришло сразу? - Нет. После победы была всеобщая эйфория, нас поздравляли совершенно посторонние люди и постепенно я сам начал понимать, какое большое дело мы сделали. Это очень сложно. Выиграть дважды, как это удалось «Детройту», или, тем более, четырежды - как «Айлендерс» - просто невероятный подвиг. - Наверное, очень обидно, когда из такой команды, как «Рейнджерс» вдруг продают в другой клуб?. - Для меня тогда это стало ударом. До этого я лишь понаслышке знал о том, что игрока могут продать, поменять в любой момент. Если честно, сам ждал, что меня поменяют. В НХЛ такие вещи чувствует каждый игрок. Но когда это все-таки случилось, оказался морально не готов к такому повороту событий. Думал постоянно: почему именно меня? Играл-то я тогда нелохо, все получалось. Потом уже понял, что НХЛ прежде всего - бизнес. «Рейнджерс» собирался взять нового игрока, значит нужно было сначала освободить для него место. Неприятно было еще и потому, что семья уже привыкла к Нью-Йорку, не хотелось ничего менять в бытовом плане. - Почему вы так недолго задержались в Ванкувере? - Стал свободным агентом и получил несколько предложений от других команд. По финансовым условиям новый контракт, который мне предложил «Ванкувер» и предложения «Айлендерс» практически не различались. В Ванкувере тогда играли Паша Буре, Саша Могильный, состав мне нравился. Но очень хотелось вернуться в Нью-Йорк. - Бытует мнение, что европейцу гораздо проще пробиться, играя в Нью-Йорке, чем в любом другом клубе. - Думаю, это в большой степени зависит от того, какую политику проповедует главный тренер. - Для вас есть разница, с кем выходить на лед - с русскими или с американцами? - Конечно, со своими проще. Когда в «Рейнджерс» я играл в одном звене с Ковалевым, это было сплошным удовольствием. Мы понимали друг друга мгновенно. Школа-то одна. До того, как уехать, я отыграл в российских чемпионатах почти 10 лет. Выступал на трех чемпионатах мира - в 89-м. 90-м и 91-м годах. На Олимпийские игры в Калгари не попал, слишком велика была конкуренция. Та школа была великолепной. Кстати, вот еще пример: до того, как попасть в Нью-Джерси, мы никогда не играли вместе с Брылиным. Но взаимопонимание на льду почувствовали сразу же. - Когда вас поменяли из «Айлендерс» в «Девилз», это было тоже неприятно? - Уже нет. Перед моим уходом у «Айлендерс» сменились хозяева, которые первым делом решили сократить расходы. Поэтому и начали продавать дорогостоящих игроков. Остальным же снизили зарплату. Я был вполне доволен, что попадаю в команду с хорошим составом, тренерами, перспективами играть в плей-офф. Правда, мы вылетели в первом же раунде, но это уже другой вопрос. - Какие воспоминания остались у вас от выступления на Олимпийских играх в Нагано? Чего было больше - удовлетворения или разочарования? - Конечно же все были расстроены, что не выиграли. Но до сих пор вспоминаю, какой классный у нас был коллектив. И игроки, и тренеры. Когда ехали в Нагано, никто, в том числе и мы сами, не верил, что мы дойдем до финала, чего уж говорить. Но после первой же тренировки и собрания команды, которое провел Владимир Юрзинов, появилось удивительное ощущение единства. И того, что мы сможем все. Поэтому и ребята загорелись доказать, что действительно сможем. Многие ведь, и я в том числе, никогда раньше не выступали на Играх. - До сих пор помню слова Юрзинова, сказанные в аэропорту Токио: «Больше в моей жизни такого шанса не будет». - Думаю, многие из нас могли тогда сказать то же самое. - А если будет другая Олимпиада с участием игроков НХЛ, неужели откажетесь? - Нужно быть реалистом. Следующие игры только через три года. В России же немало талантливых, а главное - более молодых игроков. Хотя, с другой стороны, я не чувствую себя старым. В противном случае не играл бы здесь до сих пор. - Неужели никогда не хотелось все бросить и отдохнуть от хоккея? - Бывает, конечно. Особенно в конце сезона, когда накапливаются травмы, болячки. Но такие мысли быстро проходят. Пока все, что я делаю на льду, приносит мне удовольствие. - Живете вы сейчас в Нью-Джерси? - Оставили за собой дом на Лонг-Айленде, и, поскольку дети ходят там в школу, решили пока не переезжать. Старшая дочь и без этого четыре раза уже школы меняла. Так что живу периодически в гостинице напротив стадиона. Домой же приезжаю, когда позволяет тренировочный график. Иногда мои выбираются посмотреть тот или иной матч. Сейчас правда реже - девочки занимаются в секциях. Младшая - гимнастикой и фигурным катанием, старшая - футболом. - Я слышала, вы открыли в Нью-Йорке свою хоккейную школу? - Она называется New York Hockey School. Находится между Бруклином и Нью-Джерси. Я совладелец. У нас занимается немало ребят из русских семей, американцы. Когда все это задумывалось, мне прежде всего хотелось убрать детей с улиц. Соблазнов-то сейчас много. А вырастет ли кто-то из наших ребят в большого мастера, не так уж важно. Школа существует уже три года. Мы платим тренерам, оплачиваем лед. Там постоянно работает Сергей Стариков, летом приезжают специалисты из России. Например, прошлом году был Евгений Дмитриевич Мишаков, в этом - Сергей Архипович Котов. - Этот проект задумывался как доходное мероприятие, или чисто благотворительное? - Естественно, мы пытались прикинуть как все будет выглядеть с точки зрения бизнеса. Пока никакого дохода нет. Очень большие деньги уходят на аренду льда, на страховку детей. Их же нельзя выпустить на лед без нее. Мало ли что в хоккее случается. А чтобы была прибыль, нужно иметь собственный каток. Но это - непомерные затраты. Тем более, в Нью-Йорке. - Сами вы в этой школе тренируете? - Только летом. Во время сезона такое нереально. Вот закончу играть, тогда и подумаю, не взять ли самого себя на работу. 1999 год
|
Хоккей - Спортсмены
