|
|
|
|
|
|||
Легендарный в недавнем прошлом игрок рассказал в эксклюзивном интервью РИА Новости, почему не считает свою карьеру неудачной несмотря на отсутствие в числе трофеев золотой олимпийской медали и Кубка Стэнли, порассуждал о хоккейном величии и объяснил, почему никогда в жизни не хотел стать тренером. - Павел, как вам удается, оставаясь в российском хоккее, вести столь непубличную жизнь? Иногда кажется, что вы удалились из медийного пространства по каким-то принципиальным соображениям. Это так? - Просто так сложилось. Я давно уже закончил с профессиональным хокеем, веду другой образ жизни, соответственно, появились другие приоритеты. У меня семья, трое детей. Размеренная, спокойная жизнь - особо не о чем рассказывать. - Хоть в чем-то приходилось себя ломать после спорта, привыкая к новой для себя данности? - Мне, думаю, было проще, чем тем ребятам, у кого семьи появились раньше. Пока играешь, ты постоянно в разъездах, постоянно много работы. Соответственно после спорта приходится как бы заново привыкать жить в семье, и не у всех этот процесс протекает гладко. Я женился намного позже. До того, как создать семью, мы с Алиной уже достаточно много времени близко общались, и создание семьи стало совершенно естественным и логичным продолжением этих отношений. мы уже там жили достаточно много времени. Что касается перехода от профессиональной деятельности к обычной жизни, я много лет к этому шел, знал, что этот момент неизбежно настанет и был к нему готов. И пришел туда, куда хотел. Что до публичности, у меня всегда был к ней простой подход. В отношении всего, что связано с хоккеем, я готов через прессу делиться своими мыслями с теми, кому нравится наш вид спорта. Все, что касается моей семьи – это моя личная жизнь, о которой я особо не распространяюсь. Поэтому не пускаю никого из журналистов к себе домой, не устраиваю никаких шоу. Поэтому и свадьбу мы не делали, как сейчас у звезд принято. Было очень закрытое мероприятие для близких. - Что представляет собой сейчас стандартный день Павла Буре? - Много занимаюсь хоккеем, основной из которых - Ночная хоккейная лига, где я являюсь членом Попечительского совета. Раз в год играю в финальном турнире против сборной звезд этого турнира в команде кураторов Лиги. Все они – хорошо известные вам игроки. И Саша Могильный, и Сергей Федоров, и Леша Касатонов, и Вячеслав Фетисов, и многие другие. - Ради того, чтобы провести эту единственную в году игру, приходится много тренироваться? - Я играю в хоккей достаточно часто. Хотя точнее сказать, занимаюсь, физкультурой. С Потаниным мы играем два раза в неделю, у него в клубе. Проводим в декабре «Кубок легенд», где выступают ветераны ЦСКА, «Спартака», «Динамо». Ездим в Норильск на благотворительные матчи. Могу просто пойти с ребятами покататься, или в зал. То есть физкультурой так или иначе занимаюсь практически каждый день. - И травмы не беспокоят? - Это как в поговорке: если после 30-ти проснулся, и ничего не болит – значит, ты умер. А мне уже к 50-ти - через полтора года отмечу юбилей. Каких-то больших нагрузок у меня нет, все дозированно. Если тренировка в зале, то на другом пульсе, с меньшими весами. То же самое происходит, когда мы играем в хоккей. Я же не бегаю по площадке со всей скоростью, на износ. - Хотя бы периодически вам поступают предложения занять какую-то должность, чтобы быть вовлеченным в большой хоккей, как это было в 2006-м, когда вы приезжали на Олимпийские игры в Турин в статусе генерального менеджера сборной России? - У меня и без этого набирается очень много забот. Помимо членства в попечительском совете Ночной хоккейной лиги, вхожу в попечительский совет в ЦСКА. Хочешь не хочешь, все равно встречаемся, обсуждаем планы развития. После того, как «Норникель» стал генеральным спонсором ФХР, очень близко работаем с федерацией, причем эта работа касается как главной команды, так и всех юношеских. Роман Ротенберг приезжает к нам часто, как начальник штаба сборных. То есть, у нас постоянно что-то происходит. - Насколько благополучен на ваш взгляд современный российский хоккей? Нет ощущения, что олимпийская победа в Пхёнчхане – это не момент взлета, а финальная точка? Что ничего более яркого в нашем хоккее больше не появится. - Ну, почему? Хоккей непрерывно развивается. Сейчас новую программу развития написали, начиная от детей, заканчивая взрослыми. И катки, хочешь не хочешь, строятся. И звезды новые тоже растут… - А как же постоянные разговоры о том, что если у родителей нет денег, ребенок никуда и никогда не пробьется, каким бы талантливым ни был. Что за всё нужно платить, причем очень большие деньги. Сомневаюсь, что ваши родители платили кому-то за то, чтобы вас включили в состав. - Мои родители вообще ничего не платили. И сейчас, что касается школы ЦСКА, все дети катаются бесплатно. У меня шестилетний сын занимается уже третий год в клубе ЦСКА – я ничего за него не плачу. У нас с этим очень строго. - Поставить ребенка в три года на хоккейные коньки - не рано? - Смотря с чем сравнивать. Я в свое время в шесть только начинал играть, и мы катались два-три раза в неделю. Сейчас мой сын тренируется с семилетними, а это пять-шесть раз в неделю. Плюс еще подкатки. С одной стороны, кажется, что многовато. Я, собственно, поначалу тоже рассчитывал, что на каток мы будем приезжать через день. Но в этом случае ты сразу начинаешь проигрывать тем, кто тренируется шесть раз в неделю, и еще шесть раз приходит на подкатку. - Олимпийский чемпион в парном катании Максим Траньков как-то заметил, что никто из фигуристов, кто реально добился в спорте большого успеха, ни в каких подкатках в детстве не нуждался. И что все это сейчас превратилось в некое узаконенное вымогательство. - Применительно к хоккею я бы так не сказал. Когда ты приходишь на тренировку, там вместе с тобой катаются 30 человек. Подкатка же – ты один на один занимаешься. - И во сколько обходится час работы преподавателя с сыном Павла Буре? - Этими вопросами у нас в семье моя жена занимается. У моего сына, конечно, есть определенное преимущество в этом вопросе, потому подкатку могу провести я сам. Не буду же я платить сам себе, правильно? Но вообще в части подкаток каждый делает свой выбор сам в зависимости от задач: хочешь заниматься в ЦСКА – там игроки определенного уровня, и этому уровню нужно соответствовать. Сегодня приходится заниматься очень много. Намного больше, чем занимались мы. - Но ведь и вы, если не ошибаюсь, брали дополнительные уроки для того, чтобы кататься лучше других. - У нас было все по-другому. Шайбу бросали на лед и отправляли играть. Никто особо не учил ни кататься, ни бросать, ни соперника обыгрывать. Мне просто повезло с тренером - был у нас такой Александр Викторович Бирюков. Я к нему попал, когда мне было уже лет 15. Он очень серьезно подходил к технике катания и мне однажды сказал: мол, понятно, что ты будешь играть и в мастерах, и в сборной, потому как уже сейчас всех обыгрываешь, и катаешься лучше всех. Но, если ты хочешь кататься лучше всех хоккеистов в мире, давай работать. Больше таких специалистов я не встречал нигде, ни в ЦСКА, ни в «Динамо», ни в «Крыльях». Полгода или год мы с Бирюковым скольжением и занимались. Тогда нельзя было, как сейчас, арендовать лед за деньги, поэтому мы просто работали до и после каждой тренировки. Сейчас всё иначе - быстрее, мощнее, игроки габаритнее, тренируются по-другому. - Когда вы играли, хотя бы иногда ощущали себя маленьким? - Ну, большим я точно не был. Но страха, что меня кто-то с ног снесет, не было. Наоборот, всегда считал, что обладаю определенными преимуществами. Если соперник большой – значит, я же быстрее него? Более поворотлив, соответственно, больше шансов убежать. Сейчас изменилось и это. Игроки стали и большие, и поворотливые. И, плюс, бегут хорошо. Это нормально. Всё идет вперед, естественный отбор. Не думаю, что только в хоккее. Недавно смотрел чемпионат мира по прыжкам в воду, там совсем маленький украинский мальчик выступал. Прыгуны тоже ведь, наверное, тренируются совсем иначе, чем это было 20-30 лет назад? - Своего сына вы поставили на коньки в три года, чтобы не болтался под ногами, или с далеко идущими честолюбивыми целями? - На коньки я его поставил в два года на том самом катке «Град», где мы с вами сейчас разговариваем. Думал поставить позже, но как-то разговорился на эту тему с Уэйном Гретцки – самым, наверное, великим игроком за всю историю хоккея. Спросил его, в каком возрасте он встал на коньки? Он ответил: в два. Вот я и подумал: если Гретцки встал в два, почему бы мне Пашу тоже в два года на лед не поставить? Стал приводить его на каток. Сначала он не катался, просто стоял. Потом начал потихонечку передвигаться, потом поехал. В четыре года его взяли в ЦСКА. Набор был для пятилетних, но сын сдал все тесты. Вот его и взяли, сказав при этом, что ребенок у меня большой, справится. - Вы назвали Гретцки самым великим из всех хоккеистов. Чем вы меряете это величие? Титулами, статистикой или какими-то другими качествами? - Ну вот смотрите: моя задача была голы забивать. У нас считалось: если 50 голов забил – ты суперстар. А Гретцки забивал не 50, а 92. То есть чисто арифметически он круче любого суперстара в два раза. Это первое. Во-вторых, как бы много я с ним ни общался, а мы ведь играли друг против друга довольно много, и вместе играли - в Star Game – не уставал поражаться тому, насколько Уэйн был способен просчитать, что будет происходить на льду. Это уникальное качество. Если игрок может просчитать игру на два-три хода, он уже должен считаться звездой. Гретцки ходов на пять просчитывал. Я иногда смотрел на него с лавки и сам себе говорил: «Такого не бывает!» Иногда даже не хотелось играть против, до такой степени Уэйн казался человеком с другой планеты. Поэтому я и считаю, что он лучший за всю историю. Субъективное мнение, конечно… - Я очень хорошо помню времена, когда все мальчишки, которые начинали играть в хоккей, хотели быть «как Буре». - Того поколения нет уже давно. - А вы когда-нибудь задумывались о том, что такое быть как Буре? - Ну, я забивал немало, больше всех в мире. И… наверное, мог сделать то, чего не могли сделать другие. - Например? - Обыграть как-то, придумать что-то интересное, эффектное. А не просто выйти на лед и забить. - С точки зрения забитых голов – вы абсолютный везунчик. Но с точки зрения титулов, я бы не сказала, что вам везло в спортивной жизни. После того, как вы закончили выступать, хотя бы иногда думали об этом? - Если рассуждать глобально, я добился в хоккее того, о чем даже не мечтал. Ну да, я не завоевал каких-то титулов, но везде в каждой из своих команд был лучшим. Больше всех забивал на соревнованиях. Да, я не стал олимпийским чемпионом. Зато играл на Олимпийских играх среди профессионалов, а это - совсем другое соревнование. Таких Олимпиад, где играли по-настоящему все самые лучшие в мире, было всего пять. - Наверное, было обидно видеть на Играх в Пхенчхане, как легко может достаться олимпийская медаль? - Не соглашусь. Я лично знаю многих ребят, знаю тех, кто руководил командой. Знаю, сколько они готовились, сколько переживали, плюс сама ситуация была непростая. Естественно, я переживал за них, и желал им удачи. И слава Богу, что так получилось. - У вас случались в хоккее моменты, которые было тяжело пережить? - Вы же сами знаете: спорт в этом плане такая, сложная вещь. Много чего случается. - Например, не забитый буллит, который, возможно, мог стать в борьбе «Ванкувера» за Кубок Стэнли решающим. - Ну, я не забил тот буллит «Рейнджерс», зато забил «Калгари», когда мы играли дабл-овертайм и по всем раскладам должны были проиграть серию. Именно я тогда забил решающий гол и команда прошла дальше. Все ведь зависит от того, что человек хочет видеть. Я вижу всегда позитив, неважно о чем именно идет речь – обо мне лично, или о моей команде. Буллит не так легко забить в хоккее, кстати. - Потому что ворота меньше футбольных? - И ворота поменьше, и вратари стали крупнее, на них одной формы сколько надето. Я, например, очень много тренировал буллитов. Бил, чтобы не соврать, штук 50 до тренировки, когда хороший лед. И потом штук 50 бил после тренировки, когда лед плохой. - Когда в «Металлург» приехал Майк Кинэн и сходу выиграл Кубок Гагарина, это, на ваш взгляд, было просто стечением обстоятельств, или же Кинэн знал что-то такое, чего не знали наши специалисты? - В любой игре всегда должен быть элемент везения. Но Майк, безусловно, очень сильный специалист. Я в свое время имел очень большое отношение к тому, что его взяли во «Флориду» старшим тренером. - А поподробнее? - Ну, в числе тех, с кем я общался, были разные влиятельные люди, в том числе хозяева команды. Майк мне нравился всегда, как тренер – еще с тех времен, как он тренировал меня в «Ванкувере». Нравился сам подход. Кинэн очень жесткий. Но он сразу объясняет, что надо, не рассусоливает, как это часто бывает с тренерами. Сделал работу – всё, гуляй спокойно. Настоящий профессионал. - А что можете сказать о Мактавише, которого не так давно уволили из «Локомотива»? - Я его не знаю, хотя когда-то против него играл. Помню только, что он без шлема всегда на льду был. - Кстати, с хоккейной точки зрения, есть разница, где тренировать, на канадской площадке или на российской? Если канадец, приезжает в Россию и начинает работать на площадках другого размера, это не рушит привычные методические схемы? - Не знаю, потому как сам тренером никогда не работал. Но, если сравнивать, мне всегда больше нравилась канадская площадка. Думаю, что, в конечном итоге, весь мир на них перейдет. Это более зрелищно, более интересно. В конечном итоге, все мы играем для зрителей. А зрителям интересно, когда больше моментов создается. Большая площадка позволяет по углам лазить, с шайбой реже приходят на «пятак». А здесь с любой точки ты можешь забить гол. - Вы ведь никогда не хотели стать тренером? - Не хотел, да. - Почему? - Это образ жизни, понимаете? Почему мне так нравились Кинэн, Пат Куинн? Потому что у них было все четко: пришел на работу, сделал дело – до свидания. Но это исключения. Большинство хоккейных тренеров – они живут в раздевалке. Приходят туда в 8 утра и уходят в час ночи. Потому что игра в 11 закончилась – им надо посмотреть весь матч, сделать разбор, с утра прийти, всё показать ребятам. А я никогда не хотел жить в раздевалке. Потому что при всей моей любви к хоккею, у меня и другая жизнь была, очень для меня важная. - Кратковременный опыт работы генеральным менеджером российской сборной в Турине что-то вам дал? Или это просто был некий реверанс: попросили – согласился. - Применительно к вашей семье журналисты всегда любили употреблять слово «клан». Что собой представляет сейчас семья Буре? - Валера живет в Америке, дети уже взрослые все трое, живут отдельно. Отец (Владимир Буре – прим) тоже в Америке. Мама в Москве. Достаточно часто к нам приезжает. - Работает бабушкой? - Нет, для этого у нас в доме есть специальные люди – няни, учителя. Кто языком с детьми занимается, кто учит на пианино играть, или чему-то еще. В советское время мне, например, не нужен был английский, потому что нам нельзя было разговаривать за границей. С нами на соревнования ездили специальные дяди, которые за этим следили. И все знали: с кем-то по-английски поговоришь, второй раз за границу просто не выпустят. Сейчас детям нужно знать минимум два иностранных языка, и я считаю, что всем должны заниматься профессионалы. Я сам играл в хоккей, но я не считаю, что могу научить своего ребенка лучше, чем тот профессионал, который на протяжении сорока лет каждый день с детьми занимается. Поэтому вожу Пашу и в ЦСКА, и на те же подкатки. Каждый должен заниматься своим делом. - В свое время, насколько помню, ваша жена получила очень хорошее кулинарное образование - Она закончила в Америке очень престижную французскую школу Le Cordon Bleu. Сейчас с таким дипломом может в любой стране прийти в элитный ресторан и стать заместителем шеф-повара, с достаточно большой зарплатой. - Есть такая идея? - Нет. Я же не работаю юристом, хотя юридическое образование у меня есть. - Я много раз наблюдала, как на всевозможных спортивных мероприятиях собираются ветераны, слушала их разговоры и понимала, что после спорта у большинства уже не было в жизни ничего более яркого. Хотя бы иногда у вас возникает ощущение, что самая захватывающая и самая адреналиновая часть жизни уже закончена?. - Я чуть необычный, в этом плане. Потому что для меня хоккей всегда был любимой, но работой. Отработал – пошел в другое место. И интересов других всегда хватало. Так что когда я закончил играть, просто стал в большей степени принадлежать себе, делать то, что хочу, жить той жизнью, которой всегда хотел жить. Ностальгии по спорту у меня точно нет. Я не сижу и не вспоминаю, сколько и кому забил голов. И дай бог, никогда вспоминать не буду. - Спрошу иначе: вы счастливы? - Да. 2019 год
|
Хоккей - Спортсмены
